Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова
Водитель был доволен — не приходилось насиловать двигатель на первой-второй передачах, от светофора к светофору катились нормально, как все. «Объект» сам нагонял наблюдателей на перекрестках, то и дело вырываясь вперед.
— Припаркуйся. Заказчика видишь?
— Конечно.
— Смотри кино.
Дамочка свернула на Садовую, но теперь ее можно было и не контролировать.
— Спорим, что, как всегда, сзади обойдет?
— А что тут спорить? Тоже мне!
Все случилось с точностью до секунды — дамочка резвым шагом подскочила к «Пассажу» со стороны Итальянской.
— Вон!
Седоватый мужчина с цветами отрывает взгляд от туманной дали и встречает ее, величественно плывущую навстречу ему. Короткий поцелуй, немного укоризны в мимике — и приглашающий жест.
— Все! Поехали на базу?
— Подожди, время отмечу.
Виноградов в очередной раз чиркнул ручкой в блокноте:
— Поехали!
Как раз зажегся зеленый — и машина рванула по Невскому в сторону Адмиралтейства.
— Горяченького бы похлебать. Или пельмешек.
— Угу.
Такая лаконичность удивила Виноградова — обычно гастрономические темы его напарник поддерживал охотно.
— Что-то случилось?
— За нами хвост, Владимир Александрович.
— Что? — Виноградов чуть было не завертел башкой, но вовремя опомнился. — Точно?
Случается, что у старых работников на профессиональной почве «башню клинит» — они начинают видеть опасности там, где их нет.
— Глядите, юноша! — На мосту через Мойку Егорыч резко вывернул руль направо и скатился на набережную. Выжал педаль газа. — Сто процентов.
Преследователи явно проигрывали в мастерстве: проскочив было поворот, они сначала тормознули, потом, напугав до полусмерти водителя троллейбуса, сдали назад.
— «Форд санни». Сейчас номерок срисую.
— Кустарщина! Наши бы со стороны Дворцовой перехватили. — Егорыч был доволен собой, и не без оснований. — Что прикажешь?
— Отрывайся. Шефа порадуем, пусть разбирается.
В комитетском «девятом управлении» кадры готовили на совесть — нынешний напарник Виноградова не только машину водить умел. В центральной части города он знал все сквозные подворотни, все проходные дворы и щели.
Краешком миновав оставшееся слева пространство Дворцовой, он проскользнул по густо заставленному машинами Певческому мосту.
— Ч-черт! — Из-под колес метнулась пожилая парочка.
— Едут?
— Сзади.
Набережная с этой стороны была узкая, в яминах и неровных шрамах постоянных заплат. Чуть ли не на середину проезжей части нахально выпирали зады припаркованных автомобилей.
— Дер-жись!
Здесь и на велосипеде-то как следует не развернешься, но Егорыч, не касаясь тормозов, вывернул вправо руль — и с точностью загнанного в патронник патрона вогнал машину под неприметные своды арки.
— Бля-а…
На этом слалом не кончился: поворот, стена, опять поворот в миллиметре от обшарпанной кирпичной кладки. Выезд на Конюшенную преграждал опрокинутый навзничь борт грузовика. Несколько утомленного вида мужичков деловито перекидывали из него в черный провал подвального окошка нескончаемый поток пестро размалеванных коробок.
— Приехали, мать их!
Кто же мог ожидать — различные склады, магазинчики и всяческие мелкооптовые базы плодились в этом году быстрее, чем прославленные питерские тараканы…
— Дуй пешком!
— Понял. Держись, Егорыч!
Это только в кино есть время на взаимный выпендреж и игру в благородство. Бессмысленный героизм, как правило, причиной своей имеет элементарную растерянность и низкую профессиональную подготовку.
— Быстро вылезай. — Водитель уже воткнул заднюю передачу, медленно отпуская сцепление и заставляя машину пятиться — чуть вбок, между мусорными бачками.
Виноградов почти поравнялся с грузчиками, когда во дворик, не сбрасывая скорость, влетел «форд»: разбитая фара на смятом крыле, левое зеркало снесено напрочь. Вдоль борта — свежая, грязно-кирпичная полоса.
— Извиняюсь, мужики. — Виноградов быстренько миновал замершую с коробками цепочку: трудящиеся вряд ли станут вмешиваться, но искушать судьбу никогда не следует.
Он был уже почти на улице, когда сзади громыхнуло, и кто-то завопил истошно:
— Стоять, сука, не двигаться!
Что-то стеклянно осыпалось, и выстелили второй раз.
— Руки, блядь! На капот!
— Лежать!
Владимир Александрович решил это на свой счет не принимать — мало ли у кого какие проблемы?
Тем более что и другие прохожие, оказавшиеся случайно в этот момент на Конюшенной, на шум во дворе реагировали слабо — Питер вообще город нелюбопытный…
* * *— Вот такие дела, шеф! Он так и не отзванивался?
— Нет.
— И больше… ничего?
— Ничего!
Теперешний начальник Виноградова был тучен, желтозуб, много курил и имел отвратительную привычку во время разговора ковырять в ухе. Четверть века службы в ОБХСС шарма ему не прибавили, превратив, однако, в осторожного циника и коллекционера людских пороков.
На ниве частного сыска потенциал его проявился в масштабах поразительных.
— Может, послать кого-нибудь?
— Куда?
— Туда.
— Надо бы, конечно… Сколько прошло?
— Минут сорок. Чуть поменьше.
— Скоро метро закроют.
Шеф потянулся к телефонной трубке. Вздохнул:
— Дернуло же меня засидеться! Давно бы дома был, спать ложился.
— Не расстраивайтесь. Я все равно разбудил бы, верно?
— Верно. Начинай ребят обзванивать — общий сбор.
— Всех?
— По схеме оповещения. Смирнову скажи — пусть сначала туда сходит, на Конюшенную. У него как раз «ксива» корреспондента, пусть под легендой прощупает людишек насчет чего интересного. И доложить немедленно!
— Понял!
— Ленку не дергай, скажи, чтобы дома сидела, на телефоне.
— Может, ей справочные службы обзвонить?
— Пускай. Для очистки совести.
— Домой к Егорычу?..
— Хорошо-о… Это ты хорошо придумал. Звякни аккуратненько, чтоб зазря панику не поднимать. И в адрес кого-нибудь пошли, присмотреть.
— От вашего имени?
— Ну, от своего тебе пока еще рано!
— То-то и оно. А если они вдруг…
— Будут проблемы — позовешь к трубке! Я пока кофейку поставлю. И подумаю…
Минут пятнадцать ушло на рабочую суету.
— Эй, Владимир Александрович! Закончил?
— В общем, да.
— Иди хлебни горяченького.
— Да я, собственно, нахлебался… за сегодня.
— Хе-хе-хе! А ты, оказывается, с юмором.
— Ну, если это юмор… Спасибо.
Помимо кофе предлагалась еще яичница с салатом и остатки маринованного чеснока.
— Уважаешь?
— Всегда с удовольствием.
— А мне уже нельзя. Желудок! И печень. Расскажи-ка еще раз, поподробнее.
Виноградов отложил вилку и поискал что-нибудь, чтобы вытереть губы.
— Нет, нет, кушай! И рассказывай.
— Мы работали по этой дамочке. Третий день. У вас есть вчерашняя и позавчерашняя сводки?
— Да, вот они.
Владимир Александрович узнал заполненные на машинке листки с собственной подписью, кивнул и продолжил:
— В принципе ничего особенного…
Действительно, вполне рутинная работа: Виноградова приняли в штат буквально только что и поручать что-либо серьезное просто не стали бы.
Заказчик — ревнивый муж — торгует чем-то или просто вор. Почувствовал, видать, под шляпой признаки ороговения, решил убедиться. А почему нет, если с деньгами все в порядке? Фирма «Бастион-секьюрити» — надежно, конфиденциально… хотя и не совсем законно. Присмотреть за супругой? Нет проблем! Парочку фотографий? За отдельную плату в лучшем виде. А если вдруг подтвердится, что… Можно рассчитывать? Ни в коем случае! Никакого физического насилия — бить морды любовникам в пределы компетенции не входит. Наймите других, а еще лучше — сами: как-то благороднее, верно?
Кредо «Бастиона» — информация может вонять сколь угодно противно, но руки должны быть чистыми!
— Так что эта баба? В двух словах?
— Водит, конечно, мужа за нос. Два вечера якобы к массажистке ходила, сегодня — по магазинам в центре.
— А сама?
— Хахаль у нее в «Голден дайке» трудится. Администратором.
— Установили? Я пропустил, наверное.
— Нет, все в порядке. Это в сегодняшнюю сводку пойдет.
— Почему?
— Не хотелось светиться, а там охрана на входе. Пока сделали снимки, пока проявили.
— Они что, прямо в зале?
— Нет, конечно. Встречались, потом сразу же к нему в кабинет — там диван огромный, времен царизма. Как положено, винца бутылочку обычно, фруктиков — и понеслась!
— Неужто?
— Народ же не без глаз. И не без ушей. Я официантика там разговорчивого надыбал, потом бабуська-уборщица…
— Где-нибудь прокололись? Только честно! — На месте одного, обгоревшего почти до губ окурка почти мгновенно возник другой, свежий. — Всякое ведь бывает…
