Мартина Коул - Малышка, пойдем со мной...
— Как вы нашли меня?
Джон-Джон плюнул в него, а затем сказал:
— Заложил тебя твой сын. Теперь нам все известно. О тебе, Джесмонде, Пиппи и о других мерзавцах, которых ты называл друзьями.
— Что ты сделаешь со мной?
Джон-Джон взглянул в глаза этого человека и понял, что тот желал Киру с первого же момента, как увидел ее. Он догадался, что Джозеф планировал тем или иным способом заполучить девочку. Он давно занимался грязным бизнесом и нажил целое состояние. Пользуясь знанием Румынии, где неоднократно бывал прежде, он бежал именно сюда, будучи уверенным, что никто не сумеет его здесь найти.
Теперь он понял, что просчитался.
— Ты, должно быть, решил, что сбылись твои самые сокровенные мечты, когда Кьерон привел Киру в тот дом в Дептфорде. Киру преподнесли тебе на блюдечке, и вы с ним смеялись по этому поводу. Кстати, отец Кьерона сам заказал его — вот и ответ на твой вопрос, какая участь тебя ожидает.
Джон-Джон подошел к дрожащему от страха голому человеку, ударил его трубой по коленям, на сей раз сломав ему кость.
Джозеф кричал, агонизируя, а Джон-Джон бил его, приговаривая:
— Может, ты подскажешь мне что-нибудь более подходящее?! Ну, говори, ублюдок!
Джоани вошла в квартиру и, как и положено, в первую очередь поставила чайник. Пока чайник закипал, она зажгла сигарету и выглянула в окно. С минуты на минуту должна прийти Моника с Бетани. Теперь девочка, можно сказать, жила здесь. Это, однако, ускорило отъезд Джон-Джона, который на некоторое время перебрался к Сиппи.
Но ему все равно уезжать. В конце недели он въедет в новую квартиру. Честно говоря, он понимал стремление матери заботиться о ребенке, который, кроме нее, никому не нужен.
Джоани знала, почему сын не может смотреть на Бетани. После того, что он увидел на фотографиях, ей самой было трудно смотреть на ребенка. Знать, что Бетани отдала Киру в руки подонков, было для Джоани настоящей пыткой, и ей приходилось ежедневно пересиливать себя.
Кира хотела убежать из этого проклятого дома в Дептфорде, и даже после того как ее напичкали алкоголем, она старалась вырваться из грязных лап. Пиппи перед смертью все рассказал ее сыну.
Джоани гордилась тем, что Кира держалась до конца, хотя, несомненно, была очень напугана. Но такова была ее девочка, само упорство. Она не имела шансов выйти оттуда живой, и, видимо, понимала это.
Джоани на мгновение закрыла глаза и затянулась сигаретой.
Тело Киры было обнаружено именно там, где сказал Пиппи, и это стало для нее облегчением. По крайней мере она теперь может похоронить своего ребенка.
Бедная Кира оказалась в неудачном месте в неудачное время. Если бы она не встретила в тот день свою подружку, беды бы не случилось.
Но Джоани не могла винить Бетани. Ребенок был всего лишь жертвой, как и ее дочь. Девочка была слишком запугана, чтобы рассказать о насилиях, которым подвергалась. Теперь ей придется всю свою жизнь страдать от осознания того, что с ней произошло, но главное — что она, сама того не желая, сделала со своей лучшей подругой.
Уже одно это — немалое наказание.
Моника, по-прежнему не зная о том, что случилось, была рада передать надоевшую ей дочь Джоани. Разумеется, не за так.
Но даже не это волновало Джоани в тот момент.
Боль еще не прошла, чтобы спокойно проанализировать ситуацию. Но время залечит раны. Во всяком случае, она надеялась на это.
Джоани налила себе чай и плеснула в чашку виски. Она помирилась с Малышом Томми и надеялась вскоре обрести душевный покой. Если она сумеет протянуть еще несколько месяцев, она выберется из этой беспросветной ямы, в которую провалилась.
В шестнадцать двадцать из школы пришла Жанетта и направилась прямо в свою спальню, как уже завелось в последнее время.
Джоани последовала за ней и весело произнесла:
— Добрый день!
Жанетта мрачно ухмыльнулась.
— Я же была в школе, мама! Какой это добрый день?
Джоани засмеялась.
— Знаю, что в школе. Твоя учительница по-прежнему с удивлением звонит мне, когда ты бываешь на занятиях!
Еще полгода назад Жанетта обиделась бы на слова матери, расценив их как критику. Теперь же она улыбалась.
— Мне там действительно нравится, только не говори никому об этом!
— Не скажу. Выпьешь чашечку чая?
Жанетта ухмыльнулась.
— Пожалуй, нет, спасибо.
— У меня тоже так было, когда я носила тебя.
Жанетта, выкладывавшая на кровать содержимое школьной сумки, застыла как вкопанная.
— О, мама…
Она расплакалась; она не знала, как сообщить эту новость маме. Своей единственной любимой маме, силу чувств к которой она оценила лишь в последние несколько месяцев.
— Извини…
Джоани обняла свою дочь, радуясь возможности поднять дочери настроение, хоть немного успокоить ее.
— Сдюжим, милая. После того, чтó нам пришлось пережить, это не беда, разве не так?
Она крепко прижала к себе Жанетту, которая рыдала, чувствуя, как гора свалилась с ее плеч.
Господь добр. Джоани часто приходилось слышать это выражение. Но иногда Он в самом деле добр, только иногда.
Джон-Джон сидел в баре в Ферентари. Эта была настоящая дыра, заполненная шпаной и вульгарно раскрашенными женщинами.
Ди Бакстер разговаривал с одной из них, а Джон-Джон думал, когда же сказать ему, что это — переодетый мужчина. Однако Ди Бакстер слишком увлекся: видимо, он не заметил накладных грудей.
Михай и Петер были рядом. Джон-Джон улыбался им. Они получили по 5000 фунтов каждый. Эти деньги заплачены не зря. Ребята обставили дело так, что смерть Джозефа Томпсона зафиксировали следующими словами: «Скончался от побоев. Нападавший неизвестен».
Джон-Джон хотел, чтобы подонки, с которыми он бился в Англии, узнали о гибели Джозефа. Это — своего рода торжество справедливости, и он был благодарен Ди Бакстеру за то, что тот принял в этом деятельное участие.
Они пили весь вечер, однако Джон-Джон не чувствовал опьянения. Он был молчалив, но душа его ликовала.
Заказав еще один бокал виски «Шивас ригал», он одним залпом осушил его. Завтра же он отправится домой, Джоани, наверное, заждалась.
Петер налил ему еще.
— Твое здоровье, парень!
Михай засмеялся, поднял свой бокал и крикнул:
— Твое здоровье!
По какой-то причине они зациклились на этом тосте. Они были в приподнятом настроении, как и Ди Бакстер.
Джон-Джон выпил за хорошо сделанную работу и уже считал часы, когда наконец прибудет домой. Он нуждался в своей семье больше чем когда-либо, хотя никогда в жизни не признался бы об этом вслух. Но он действительно чувствовал потребность увидеть мать и сестру, удостовериться, что с ними все в порядке, что они ни в чем не нуждаются.
Ему также нужно было ощутить любовь, которую они проявляют друг к другу. Только благодаря этому он еще держался на плаву.
Эпилог
Джоани и ее дети молча сидели у катафалка на кладбище. Был холодный ветреный день, и они поплотнее запахнули на себе пальто, чтобы не замерзнуть.
Взгляд Джоани был прикован к небольшому белому гробику с останками ее дочери, эксгумированными полицией из тайного захоронения в Плейстоу после «анонимного» звонка. Там оказались останки и двух других детей — из Восточной Европы, как определила полиция, но их имена до сих пор не были установлены.
Вскоре появилась Моника и печально улыбнулась своей подруге. Джон-Джон отошел от них. Он не мог более выносить ни Монику, ни ее дочь. Моника держалась в своем амплуа. На нее произвела огромное впечатление новая квартира Джон-Джона, и ей не терпелось заявить об этом Джоани — Моника была напрочь лишена чувства такта, она не понимала, где и что можно говорить. Джоани лишь печально улыбнулась, выражая свое согласие с ней.
Квартира была действительно симпатичной, но Джоани хотела жить в своей старой квартире. Ей по-прежнему казалось, что в любой момент в комнату может вбежать Кира.
Как это ни странно, но, когда она наконец получила реальную возможность жить на широкую ногу и давать званые обеды, необходимость в этом отпала. Возможно, когда-нибудь потом, но не сейчас…
Служба была на высоте. Присутствовали школьные подруги Киры и все соседи. Было море цветов.
Джоани взяла Жанетту под руку, и они медленно направились к Джон-Джону, ожидавшему их у могилы. Они, однако, попятились назад, когда увидели Верзилу МакКлеллана и двух его сыновей, пришедших на кладбище выразить свое соболезнование.
Джон-Джон теперь богатый человек, хотя ему всего восемнадцать лет. Накануне самоубийства Пол перевел на имя юноши все салоны. Сначала Джон-Джон хотел отказаться от этого дара, считая, что деньги нажиты нечестным путем, но Джоани убедила принять его. Пол был им должен.
В последнее время она предпочитала вспоминать о Поле лишь как о своем сутенере: человеке, который использовал ее тело до тех пор, пока это приносило ему выгоду. Незавидная жизнь. Такая пустая…
