Игорь Чубаха - Пепел и золото Акелы
Золотыми перстнями в носовые хрящи. Ребристыми подошвами под дых. Локтями в виски. Два пальца в глаза. Месилово, как внутри бетономешалки. Вика, оберегая автограф, шастнула от драки перепуганным тараканом. Тусовка отступила, образовав круг. Появились флаги, болельщики начали мотать майками и подпевать следующей песне. На сцену вышли «ДДТ».
* * *Буквально за стеной Шевчук исполнял свой непревзойденный хит «Ленинград», и стена, естественно, в такт резонировала:
Плюс один, ноль, плюс два, почернела Зима.
Расцветает январь язвой неба, ха-ха!
С юга ветер приполз, не способный на бег,
Пожирает, дохляк, пересоленный снег.
– Это кладовка, где хранится всякий реквизит.
– Вот здесь и переждем. – И Пепел втолкнул женщин в дверь, открытую заколкой, изъятой у Сони. Он не забыл по преферансовой памяти подвиг дочери антиквара с прокалыванием автоподушки. Эта девочка чересчур лихо орудовала в экстремальных раскладах, странновато для домашнего растения.
Уже сразу за порогом стало ясно, от какого именно представления реквизит хранится в кладовке. К стене были прислонены картонные контуры здания – знакомые по открыткам, клипам и афишам очертания Собора Парижской Богоматери, в парижском просторечье Нотр-Дама. И остальное барахло явно из того же мюзикла «Нотр-Дам»: вериги из пенопласта, монашеские робы, надувной колокол.
Глаза еще не освоились с полумраком, когда в кладовке раздался торжествующий голос:
– Заявились, голубчики!
– Не зря пыль вдыхали. Твое оперское чутье, капитан, не притупилось. – Засадный полк подзуживал друг друга, наверное, от избытка мандража.
Из сгустков тьмы выступили две фигуры. Стоило ли говорить, что у обоих граждан мужского пола в клешнях блестели пистолеты. Причем «макаровы», что наводило, так сказать, на догадку о профпринадлежности.
– Есть такая песенка:
Белый пепел кружит над землей.
Белый пепел сгорит на глазах.
Мы зажгли эти сны в небесах,
Чтоб вернуться на землю с тобой.
Вокал оказался не в пример хуже, чем проникающее сквозь стену и отзывающееся морозом по коже:
А за Невским в глазок наблюдает тюрьма,
Состоящая из одиноких мужчин,
Не нашедших причин дарового тепла.
– Есть и другая песенка, – подхватил тему Пепел. – Поет ее Кристина Орбакайте.
Я не знаю, сколько надо
Счастья, чтоб была я рада.
Не торгуюсь, не ругаюсь.
Улыбаюсь, улыбаюсь.
– Вот и молодец. – Главным в двойке был мордатый. Тот, кто говорил. Второго же можно было определить как затюканного жизнью субъекта с испорченным желудком. – Будешь совсем молодцом, если двумя пальцами вытащишь ствол и кинешь его нам под ноги.
– А это кто с нами? – юродствовал второй. – Обвиняемая в убийстве собственного отца? Вот так гоп-компания!
Соня закусила губу и стала похожа на готового броситься писать петли зайца.
– Согласен. – Пепел был сама покладистость. – Я проигрывать умею. – Сергей достал из-за пояса трофейную волыну. Как и просили, двумя пальцами. – С вашего позволения, я зашвырну подальше. Чтоб, как говорится, не доставался ты никому. Такие у меня принципы.
И, не дожидаясь позволения, Пепел швырнул тяжелый пистолет со всей дури. Сергей видел, куда надо швырять.
Вышло. Пистолет угодил точно в ведро, которым ленивые грузчики (а разве есть на свете другие?) подперли картонки декораций, чтоб те не сползали на пол. Пистолет, словно городошная бита, сшиб ведро, и картонки, скребя по полу, тронулись с места. А они были не маленькие, доставали до потолка.
Майор и капитан слаженно повернулись на внеплановый шум. И в этот момент первая партия поползших картонок ударила их по лодыжкам. А вторая порция плотного «нотр-дамовского» картона наехала сверху на упавших.
Получилось даже лучше, чем Пепел ожидал. Ему не пришлось в тигрином прыжке бросаться на засадную парочку и вырывать у ближайшего ствол. Потому что не только картон засыпал граждан начальников, но повалились и железяки, на которых, наверное, весь этот липовый парижский храм и держится на сцене.
Сквозь стену Шевчук поддержал грохот грозным:
Виновата она – Весна!
Виновата она... Ох-ха-ха-ха!
– Соня, дай мне свой пистолетик, – попросил Пепел, и Соня не смогла ему отказать в этом маленьком удовольствии.
– А теперь наружу, девочки! – скомандовал Сергей. – Ждете меня там.
Девочки, если не за последние дни, то за последние минуты выдрессированные на безукоснительное подчинение Сергею Ожогову, вышли из комнаты.
Пепел, присев на корточки, дожидался, когда начальники выберутся из-под завала. Коротая время и сознавая, что до Юрия Шевчука ему далековато, Сергей упрямо напевал под нос:
Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки карскас.
Из-под обломков майор с капитаном выбрались самостоятельно. И вот смех-то, оба свое табельное оружие выронили. Поэтому Пеплу не пришлось командовать «Двумя пальцами вытащить ствол и кинуть под ноги». Да где ж теперь тут найдешь номерные «макаровы»?
– Вы же из милиции, уважаемые, я не ошибся? – обратился Сергей к вытянувшимся посреди навалов реквизиторского барахла засланным казачкам. – А здесь по наводке вашего внедренного под прикрытием внештатного сотрудника Вензеля?
– Не усугубляйте своего положения, гражданин! – попробовал воздействовать суровостью мордатый. Хотя при упоминании Вензеля прыти у майора поубавилось.
– Позвольте ваши удостоверения. Удостовериться хочу.
И мордатый, и его дружок с лицом закоренелого неудачника выудили из карманов краснокожие книжицы и бросили Пеплу.
– Майор Горяинов. Капитан Иннокентий Вернидуб, – прочитал Сергей. – До сегодняшнего дня я и не подозревал, что есть на свете такие люди.
– Послушайте, товарищ, вышла ошибка. Мы получили неверные сведенья. Давайте разойдемся по-хорошему, и я обещаю забыть ваше небольшое по нашему времени нарушение. – Горяинов попытался взять задушевный тон, правда, ему это не слишком удалось, трудно сломать в себе начальнический хребет.
– Забыть, говоришь? – хмыкнул Пепел. – Ориентировка на Сергея Ожогова – ваша непыльная работа? Не забывается такое никогда. Вылезайте из вашего мусора.
Майор и капитан выбрались на свободный от барахла пол. Пока они этим занимались, Пепел произнес вот такую небольшую речь:
– Вы в курсе, что здесь совсем рядом выход на сцену. Не тот, через который музыканты выползают, а с правой стороны. Сидит там один оператор за пультом, и больше никого. Может, я рискую по-глупому, но ничего не могу с собой поделать. Пришла мне в голову одна идея, не могу избавиться от навязчивого желания. Никогда себе не прощу, если не сделаю. Выползли? Ну, и отлично. А теперь скидывайте ваши лампасные галифе!..
– Что?!!
– Привет от безвинно затравленного вами майора Кудрявцева. У человека рак предстательной железы случился на нервной почве. Зуб за зуб, раковая опухоль за раковую опухоль!
…Через две минуты из реквизиторской подсобки к, подчеркнем, по правому флангу безлюдной сцене двигалась странная процессия: впереди двое взрослых мужиков в пиджаках, но без штанов и даже без трусов, сзади еще один взрослый человек, одетый, но с пистолетом. Двигалась процессия тоже странно: идущие впереди то и дело притормаживали, пытались что-то сказать, и тогда идущий сзади стрелял из пистолета. Пули откалывали щепы от паркета возле босых ступней, конвоируемые подпрыгивали, как на горячей сковороде, разворачивались и послушно семенили дальше. Выстрелы тонули в грохоте электрогитар, барабанной установки и хриплого вокала, превращались в безобидные хлопки.
Послезавтра мы станем пить пиво
В «Пушкаре» или в «Жигулях».
А что с нами будет через неделю, Ведает только Аллах.
Все это рок-н-ролл!
– тем временем сменил на сцене Кинчев Шевчука.
Оператор, колдующий над пультом, даже не посмотрел в их сторону. Не до того ему было – как раз шло серьезное переключение режимов, некогда головой вертеть.
Сцена встретила обвалом музыки на незащищенные головы, визгами толпы и шевелением зала, по которому бежал луч прожектора. Голозадые испуганно притормозили на границе сцены и закулисья.
В этом есть что-то такое, чем взрывают мир.
Все это рок-н-ролл!
Первого ногой под зад. И второго – под то же самое место.
И московский майор с капитаном вылетели под зрительские вопли и сполохи фотовспышек. Пепел использовал последние патроны для того, чтобы задержать там нудистов подольше. Чтобы видео– и телекамеры успели схватить все самое главное.