Евгений Сухов - Питер да Москва – кровная вражда
– Не откажусь.
– Вот и отлично. А то пить в одиночестве – прямой путь к алкоголизму. А так, глядишь, компания.
Гаврилов налил полную рюмку и проследил взглядом за тем, как Баринов поднял ее. Только после этого он потянулся за своей.
– Ну, будьте здоровы! – скупо произнес Гаврилов и выпил в три глотка.
Полковник Баринов хорошо знал своего хозяина. Тот любил покуражиться, повеселиться, обожал женщин, выпивку, роскошь. В общем, был самый обыкновенный мужик, каких в России не счесть. Если он чем-то и отличался от других, так разве что неспособностью пьянеть – хмель совершенно на него не действовал, точно он не человек, а робот.
Но сейчас, вопреки обыкновению, Андрей Антонович был заметно подшофе, и можно было только догадываться, сколько коньяка он уже вылакал, прежде чем у него зашумело в голове.
– Значит, законные уже знают, что «Балторгфлот» принадлежит мне? – поинтересовался Гаврилов.
– Знают. Для них это известие стало шоком. Сейчас они через своих адвокатов готовятся опротестовать итоги приватизационного конкурса.
– Что у них есть?
– Вообще-то аргументы существенные. Первое – приватизация проводилась в очень короткие сроки и с нарушением утвержденного графика, что противоречит законодательству. Могут возникнуть некоторые осложнения, – осторожно проговорил Баринов, глядя на Андрея.
– У них ничего не выйдет. Все эти уголовники – цыплята, у них кишка тонка воевать со мной… Хочешь посмотреть, какой фотомонтаж я приготовил для этого московского ублюдка?
Гаврилов вытащил желтый конверт и вытряхнул из него пачку фотографий. Баринов взял несколько, взглянул и ужаснулся. На фотографиях был запечатлен Красный, точнее, то, что осталось от питерского смотрящего: окровавленный труп в одних джинсах, кое-как натянутых на бедра. Лицо Красного представляло собой синюшное месиво – сплошной кровоподтек.
– Кто это его так? – выдохнул Баринов.
– Твои пацаны, – усмехнулся Гаврилов. – Видно, их хорошо учили в ВДВ приемам рукопашного боя. Хотя какой уж тут бой – скорее бойня. Труп они сунули в мешок, а мешок подбросили в укромное место, так, чтобы менты его не сразу обнаружили. Но фотоматериалы, – Гаврилов собрал фотографии в стопочку и аккуратно сложил в конверт, – надо немедленно переслать Филату. Может, это его образумит. Ритка сказала, что он вроде как готовит мне подлянку. А я этого страсть как не люблю. – И с этими словами он жег Баринова внимательным взглядом.
Полковник почувствовал, что у него похолодели руки. Такое с ним случалось всегда, когда Андрей Антонович так на него смотрел. Подобного безотчетного страха он не испытывал даже в далекую лейтенантскую юность, когда подвыпивший командир полка, выстроив офицеров на плацу, ругал их для профилактики трехэтажным матом…
– Выпейте, Яков Степанович, не напрягайтесь. Рюмка коньяка не только расслабляет, но и прочищает мозги.
Баринов налил себе еще. В последний момент рука предательски дрогнула, и на белую скатерть пролилось несколько коричневых капель.
– До меня дошли слухи, – продолжал Гаврилов, сверля Баринова немигающим взглядом, – что в «Петротрансе» неспокойно. Внутренняя, так сказать, смута назревает. Но я почему-то об этом узнаю не от начальника своей службы безопасности, а со стороны – от доброхотов. Это непорядок, Яков Степанович. Мало мне внешних врагов, так я еще должен строить оборонительные стены внутри? Надо срочно принимать меры… И вы должны мне помочь.
– Сделаю все, что смогу.
– Уж постарайтесь, Яков Степанович. Вы же у нас бывший военный разведчик. Резидент. Смотрите, как бы Центр вас не отозвал… А когда Центр отзывает своего резидента – сами знаете, что за этим может последовать…
Баринов знал. Он знал, что из службы безопасности «Петротранса» никто сам по себе не уходил. Таково было неукоснительно соблюдавшееся правило, которое когда-то ему предложил ввести сам Гаврилов. Люди, работавшие в «Петротрансе», знали слишком много такого, чего знать не полагалось больше никому. И чтобы обезопасить себя от несанкционированных утечек информации, Гаврилов наказал: из «Петротранса» охранники уходят в красном гробу под траурный марш либо под покровом ночной тьмы на загородную свалку.
– Ну чего же вы сидите, Яков Степаныч? – укоризненно покачал головой Андрей. – Или у вас от страха ноги к полу приросли? Идите выполняйте. Так, кажется, говорят у вас в армии?
Баринов послушно поднялся, громко отодвинув кресло, и твердым шагом пошел к двери.
– Даю вам срок два дня! И не забудьте про почту!
– Есть, – буркнул полковник у самого порога.
Кроме огромного архива, в котором хранился материал на всех законных России, Баринов имел картотеку на всех сотрудников «Петротранса». Года два назад личные дела стали пополняться стенограммами бесед, которые сотрудники вели в приватном порядке. Из них следовало, что многие парни были недовольны службой у Андрея Антоновича. Обидно пахать за жалкие гроши, когда знаешь, что у хозяина прибыль растет как на дрожжах из месяца в месяц, а зарплату он и не думает повышать.
Баринов удобно расположился в кресле. Из старомодного серебряного портсигара извлек сигарету и, небрежно чиркнув зажигалкой, сладко затянулся. Закрыв глаза, он глубоко задумался. А поразмыслить было над чем.
Андрей Гаврилов умудрился создать империю, которая могла бы свободно соперничать с могущественнейшими концернами России вроде «Газпрома». В своей организации он ввел жесткую дисциплину, которая мало чем отличалась от распорядка службы во время военного положения. За малейшее неповиновение он карал не менее жестоко, чем трибунал за измену Родине. Андрей Антонович сумел сосредоточить в своих руках не только огромную власть, но и гигантские финансовые ресурсы, что позволило ему попасть в касту неприкасаемых города. Добившись своего, он стал жить так, как будто не существовало никаких норм морали. Карательные органы? Какой забавный пустяк! Милиция создана для неимущих простаков. Заткнуть глотку можно любому горлопану – важно, чтобы кляп был из зеленых бумажек с унылыми физиономиями заморских президентов.
Для Андрея Антоновича не существовало ничего невозможного: он был вхож в любые кабинеты, заключал головокружительные сделки. А что касается женщин, так ему принадлежали первые красавицы Питера. Все дело было в цене и во времени.
Андрей Гаврилов считал себя всемогущим. И не без основания. Но он настолько уверовал в свою неуязвимость, что даже не заметил, как корабль, который он построил, в одночасье напоролся на выступающий риф и дал течь. Хозяин явно недооценивал влияние законных, а этим ребятам очень не нравится, когда у них из-под носа утаскивают лакомый кусок. Но это еще полбеды. Гавриловым заинтересовались серьезные ребята из конторы. Двойного удара Андрей не выдержит, а следаки, вкупе с законными, будут долбить его до тех пор, пока не истолкут в пыль…
Проанализировав ситуацию, Баринов пришел к выводу, что Гаврилов обречен. Впрочем, корабль, давший течь, еще можно спасти, если сменить капитана, который по собственному безумию, не замечая опасности, бросает тонущее судно на мель.
И почему бы не найти для «Петротранса» нового, более удобного капитана? Вроде Владилена Сергеевича Крюкова. Жаль, что Гаврилов приказал его устранить.
Вот был бы идеальный кандидат. Хваткий, опытный, но в то же время не хапуга, трусоват – с таким можно было бы сработаться: Крюков сидел бы в президентском кресле, подписывал бы бумаги, а он, Баринов, крутил бы втихаря все колеса в концерне…
А Гаврилова можно будет отправить куда-нибудь подальше – уж если не на тот свет, так в Сибирь-матушку на прокорм комарикам… Благо компрометирующий материалец на Гаврилова у Баринова был собран такой убойный, что за глаза хватило бы на десять десяток строгого режима.
Чем тщательнее Яков Степанович анализировал ситуацию, тем навязчивее становилась идея сменить руководителя «Петротранса».
Баринов включил магнитофон. Из динамика полился негромкий разговор:
«– Ты не позабыл, что нам в свое время обещал Гаврилов? – напористо спрашивал голос с хрипотцой.
– Ну? – вяло отозвался собеседник. – А то, что через полгода каждый из нас получит по квартире в центре Питера. А уже третий год лямку тянем – не можем наскрести даже на приличную тачку. Мне уже стыдно в своей побитой «девятке» жену возить!»
Баринов сразу узнал голос второго. Это был Павел Орлов – белозубый красавец, служивший под его началом в ВДВ. Он был из той категории людей, которым сколько ни давай, им все время будет мало.
Собеседником Паши был Артем Козырев. Жил он недалеко от Дворцовой площади с восемнадцатилетней девицей, работавшей в рекламном агентстве моделью. Его сожительница имела хобби – снимала богатеньких лохов на Невском проспекте, что давало им возможность три раза в год оттягиваться где-нибудь на Канарах. О тайной страстишке своей сожительницы Артем знал, но, похоже, ее приключения его интересовали мало. Не исключено, что у них была взаимная договоренность: когда его подруга коротала время в ресторанах и гостиницах, он веселился в оздоровительных клубах, где мастерицы высокого класса делали ему эротический массаж.
