Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть
— Сколько? — небрежно спросил Симон.
Его меньше волновала возможность быть принятым за пресыщенного плутократа — это бы он пережил, — чем возможность внезапного выпада Аль Дестамио — этого он мог и не пережить. Даже за те минуты, которые длился полет, Лили могла вернуться на виллу, Дестамио мог по телефону связаться со своими людьми на суше, и аэродром в Неаполе превратился бы в опасную ловушку.
С другой стороны, перелет в Каподичино мог еще больше возмутить его врагов и, возможно, подтолкнуть их на немедленные меры.
Ему пришло в голову, что если уж заметать следы, то совсем не надо возвращаться в Неаполь. Его вещи практически утратили всякую ценность, поэтому он прямо с аэродрома позвонил, что позднее заберет кое-что из оставшегося. В голосе администратора послышалось опасливое недоверие, когда Симон заверил его, что тогда же уплатит по счету. Но Святой остался тверд, подумав, что тем более приятной будет неожиданность, когда отель и в самом деле получит от него деньги.
В киоске его снабдили книгой, воспевавшей прелести Сицилии, взяв сумму, только чуть превышавшую означенную на обложке, и после этого у него осталось ровно столько времени, чтобы успеть на вечерний рейс в Палермо.
В Палермо было еще жарче, чем в Неаполе, а на Сицилии, несмотря на крайнюю необходимость, слишком мало номеров в отелях снабжено кондиционерами, но благодаря изощренному инстинкту, соединенному с выдержкой, удачей и убедительными суммами чаевых, Святому удалось найти подходящее жилье. В результате он остановился в отеле с удивительно неподходящим названием «Радость». Тем не менее ему удалось спокойно провести ночь, а счет, нанесший только ничтожную убыль авансу, полученному от Аль Дестамио, доставил Святому одно удовольствие.
Утром, после неторопливо съеденного завтрака, побрившись бритвой, более подходящей для перерезания горла, которую он одолжил у портье, в относительно чистой и элегантной сорочке, обязанной своим состоянием изобретательности производителей синтетических тканей, не требующих глажки, он вошел в городской банк «Сити энд Континенталь», вспомнить о котором портье в отеле смог, только освежив память изрядным вознаграждением. Это было настолько скромное здание, рассчитанное, видимо, исключительно на туристов, что импозантная вывеска едва поместилась на его фронтоне.
Темноволосая девушка с глазами героинь Боттичелли улыбнулась ему из-за стойки и осведомилась, чем может быть ему полезна, и Святой должен был напрячь все силы, чтобы не сказать ей правду.
— Я хотел бы увидеть, если можно, одного из ваших сотрудников. Он работал здесь много лет назад, так что, возможно, его куда-то перевели.
— А как его зовут?
— Дино Картелли.
— Мадре миа! — девушка задохнулась, вытаращив свои огромные глаза и бледнея…
Отойдя, она что-то сказала мужчине, работавшему за другой стойкой, который выронил ручку, не обратив даже внимания на кляксу, получившуюся на странице книги. Окинув Симона удивленным, подозрительным взглядом, он поспешно прошел в глубь конторы. Потом вернулся.
— Вы не хотели бы поговорить с директором?
Ничего иного Симон и не желал. Прошел за чиновником в само святилище, где ему пришлось повторить свой вопрос. На этот раз реакция была не столь эффектна, если не считать высоты, на которую поднялись брови директора.
— Вы хорошо знали Дино Картелли?
— Никогда его не видел, — весело сообщил Симон. — Его старый приятель, Джеймс Астон, которого вы, возможно, помните, просил меня отыскать его, когда я буду на Сицилии.
— Ах так, мистер Астон… Тогда все ясно.
Директор уставился на свои руки, сложенные на столе. Это был очень старый человек с редкими седыми волосами и лицом, которое явно пожертвовало собой в пользу черепа.
— Это было так давно, — сказал он. — Он ничего не знал.
— Кто и о чем ничего не знал?
Симон переставал что-либо понимать.
— Дино Картелли нет в живых. Он погиб как герой, — сказал директор деликатно приглушенным голосом похоронных дел мастера.
— Каким образом?
— Это случилось однажды ночью зимой 1949 года. Ужасная ночь, которую я никогда не забуду. Дино оставался один в банке, приводил в порядок учетные книги. Предстояла ревизия, и у него было много работы. Он был очень старателен. И погиб, хотя его смерть ничего не изменила.
— Он что, надорвался на работе?
— Нет. Его убили.
— Вы не расскажете мне поподробнее, что произошло? — терпеливо спросил Симон.
Директор склонил голову и помолчал.
— Никто ничего не знает точно. Когда я нашел его утром с разможженной головой и изувеченными руками, он был уже мертв. Никогда не забуду этой картины. Сейф был развален взрывом, и все деньги исчезли. Полиция решила, что его застали врасплох. Он знал секретную комбинацию сейфа, но не выдал ее. Видимо, пытался их обезоружить, пока его не убили выстрелом в лицо.
— И какова была их добыча?
— Банкноты многих стран: фунты, доллары, швейцарские франки и так далее. Самая твердая валюта на сумму около ста тысяч фунтов, к тому же немного ценных бумаг и драгоценностей. Некоторые из них нашлись, но большинство пропало бесследно. И грабителей никогда не поймали.
Симон задал еще несколько вопросов, но больше ничего не добился. Как только он убедился, что источник информации исчерпан, поблагодарил директора и собирался распрощаться.
— Прошу передать Астону привет от меня, — сказал директор. — Боюсь, что эта история его расстроит. Дино и он были добрыми друзьями.
— Скорее ему это скажет сам Дино, у меня такой возможности уже не будет.
Директор замер с беспомощным лицом.
— Астона тоже нет в живых, — пояснил Симон. — Он убит в Неаполе прошлой ночью.
— Господи Иисусе! — директор был потрясен. — Что за трагическое совпадение! Очевидно, эти два случая никак не связаны?
— Очевидно, — ответил Святой, не видя причин тратить время на дискуссии на тему своих соображений.
Улицы уже плавились от полуденного зноя, но Симон этого почти не замечал. Голова его была слишком занята новой нитью, вытащенной из клубка.
По крайней мере, один факт подтверждался: огромная добыча, наличие которой он предполагал теоретически, стала реальностью и могла быть идентифицирована. Оставался вопрос, была ли она разделена или до сих пор где-то укрыта. Но вторая сторона проблемы стала еще темнее. Если Дестамио не Картелли, то почему он на него похож?
— Скузи, синьоре, а ун фьямиферо?[3] — Худой мужчина с неприкуренной сигаретой в руке задержал его у входа в узкий переулок, отходивший от главной улицы. Вторую руку он, чуть склонившись в вежливом полупоклоне, держал под пиджаком. Симон полез за зажигалкой, вокруг них тек обычный уличный поток.
— Прошу вас! — и машинально щелкнул зажигалкой, занятый своими мыслями. Мужчина с сигаретой наклонился вперед и, выхватив другую руку, ткнул ножом прямо в живот Симона.
Точнее, он собирался это сделать, и любой, кроме Симона, получил бы в желудок шесть дюймов стали. Но Симон уже давно не был ротозеем, и многозначительное движение спрятанной руки вызвало молниеносную реакцию, вполне достаточную, чтобы ускользнуть от смертоносного острия. Тем не менее конец оказался достаточно близко, чтобы задеть пиджак, распоров его на изрядной длине.
Симон Темплер нечасто приходил в ярость из-за испорченной одежды, но не надо забывать последнее приключение с остальным его гардеробом. Теперь он был в единственном уцелевшем костюме, и тот вдруг тоже превратился в лохмотья.
Вместе с вполне естественным возмущением всякими типами, которые, играя на его лучших чувствах, пытаются втыкать стилеты в его пищеварительный аппарат, это было уже слишком.
Но гнев не ослепил его, а только прибавил точности движениям. Схватив руку с ножом и вывернув ее, он крепко сжал плечо худого мужчины. С холодным расчетом он сохранял эту позицию так долго, пока не убедился, что собралось достаточно свидетелей, отчетливо увидевших чья рука держит нож, потом сделал всего одно быстрое резкое движение, после которого раздался треск сломанной кости и короткий вопль жертвы. Нож упал на мостовую.
Не разжимая захвата, которым он удерживал руку противника, Симон освободил свою другую руку, внимательно проверил положение цели и напряг все силы, нанося левым кулаком удар по физиономии нападавшего. От этого удара нос и все лицо деформировались с более чем убедительным хрустом; мужчина, не вскрикнув, рухнул и остался лежать без движения. Поскольку гнев покинул Симона так же быстро, как и охватил его, он постарался убедить себя, что это только гуманное обезболивающее средство, рекомендуемое при переломах лучевой кости.
Весь инцидент занял едва ли несколько секунд. Осторожно оглядевшись вокруг, не грозит ли ему новое нападение, он заметил маленький «фиат», стоящий в противоположном конце переулка, там, где тот выходил на соседнюю улицу. Дверь со стороны Симона была открыта, и какой-то небритый тип бандитской наружности, сидевший за рулем, пялился на Симона, разинув рот. Тут он вдруг ожил, захлопнул дверцу и изо всех сил нажал на газ.
