Леонид Словин - Война крыш
Обширный павильон в центре делил «Тушинский» на продовольственный и промтоварный. В самом же павильоне, под крышей, шла главная торговля. Обувь, одежда, меха… Товары, производители которых в жизни не предполагали, куда прилетит, приплывет их продукция… Предметы, без которых обходились десятилетиями, над чем смеялись… Средство от кариеса, от блох, палочки с уже наверченной ватой для удаления серы из ушей. Корейские паучки… Но больше всего дешевых вьетнамских комнатных тапок, кроссовок, кожаных турецких курток, шуб, пальто…
Был день больших покупок, легких трат, счастливых приобретений.
— Женщина, сколько за это? Смотри, какая прелесть!
— Пять тысяч зеленых, женщина!
Пара новых русских — он и она — положили глаз на кожаное изделие с бахромой, висевшее позади продавщицы. Изделие можно было лишь за неимением других слов, за бедностью торгового языка именовать курткой. Может, давно пора каждой такой вещи давать собственное имя?! Покупательница попалась легкая, простая. Цену сбивать не собиралась. её спутник хладнокровно крутил на пальце брелок с ключами…
— Нравиться — бери. И пошли.
— Надо померить…
Продавщица, бойкая молодая девица, повела опытным взглядом:
— На Вас хорошо будет…
Она крючком аккуратно подцепила плечики, на которых висела куртка…
— Господи, что такое?
Вся спина куртки была поражена крупными грубыми пятнами наподобие псориаза. Вопрос о покупке отпал сам собой. Продавщица бросилась к сумке, в которой лежало злополучное изделие. На пол полетела вторая куртка — у нее были поражены обе полочки. Третья… Четвертая… Из сумки несло чем-то вроде горького миндаля.
— Господи… — У продавщицы началась истерика. Из соседних отсеков высунулись товарки.
— Девчонки, смотрите… Первый месяц всего торгую! И товар чужой…
Кто-то сжалился, протянул телефон:
— Звони хозяйке…
Она набрала номер.
— Люба! Несчастье… Кто-то товар испортил. какой-то кислотой… Тысяч на сорок…
Весь вечер Марине в квартиру на Кутузовском звонили — она не брала трубку. Автоответчик тоже был отключен. Мы договорились, что она станет отвечать только по сотовому телефону. Кроме Петра за столом сидел еще высокий молодой охранник, которого она тогда тоже увидела впервые, — Глеб. Втроем играли в «дурака». Пили чай. Я приехал незадолго до ожидаемой развязки. Случайное знакомство наше, ознаменовавшееся неудачной поездкой Марины за деньгами в Теплый Стан к Любе, получило продолжение. Может, её подкупило отсутствие навязчивых приставаний.
В тот день она все-таки попала на футбол. Я уговорил её не менять планы и взять меня с собой:
— Я хочу как-то отметить знакомство и покупку дачи. Кроме того, я уверен: и то и другое в один день — перст судьбы. У меня на это чутье. Нам обоим сегодняшний день принесет удачу… Наконец, я не был на «Динамо» сто лет.
Но, кажется, дело было не во мне. Я это понял. Не пахло тут и ностальгией по исторической родине. У Марины было назначено деловое свидание на стадионе. Партнер, однако, не явился. Может, испугался дождя.
На стадионе царил приятный ажиотаж, как всегда на отборочных матчах первенства мира. И основные компоненты: истинные болельщики, шпана и плохая погода. Вот-вот должны были разверзнуться хляби небесные…
Марина оказалась знатоком и вполне могла заменить спортивного комментатора.
— Израильтяне приехали на матч в Россию без двух основных игроков обороны — Таля Банина и Гади Брумера… И вообще, они на спаде спортивной формы — у них в стране завершение футбольного сезона. Главный их тренер Шломо Шарф ошибся в выборе игровой схемы.
— Откуда Вы их всех так хорошо знаете? — спросил я, прикрывая зонтом её и себя. — И вообще футбол? Играли?
— Приходилось
— В том числе там? — Я не шутил. Я знал про израильский женский футбол. И вообще страну. Совсем недавно мне пришлось там работать в связи с одной финансовой группой. Сейчас некоторые из её членов еще сидели в Израиле, в тюрьме Бейт-Лит для опасных, других уже выслали. Я не хотел упоминать об этом уже при первом знакомстве.
— Я играла за команду Петах-Тиквы. Благодаря бабке.
— Она там?
— Умерла.
Ответственный матч в Москве проходил при мерзкой погоде на отвратительном поле. Шел проливной дождь. Начало матча задерживалось. Представители ФИФА потребовали обновить разметку. Одинокая фигура в плаще и капюшоне с ведерком белой краски, мажущая кистью по лужам, долго маячила на кочковатом неровном поле, пока дождь не сровнял его. Где-то рядом пацаны в шарфах, со свастиками, нарисованными на лицах, время от времени начинали отчетливо скандировать:
— Бей жидов! Хайль Гитлер!
Какой-то мужик, по виду араб, размахивал палестинским флагом.
Марина, напротив, горячо болела за гостей, я ей подыгрывал. На нас уже начали обращать внимание. Сидевшие несколькими рядами позади израильские болельщики прислали даже нам букет гвоздик в знак солидарности.
Уже на седьмой минуте россияне, игравшие превосходно, забили первый гол в ворота вратаря Рафии Коэна. До конца игры вратарю нашей команды Овчинникову удалось отстоять свои ворота. Матч закончился проигрышем израильтян 0: 2.
Возвращаясь на Кутузовский, в машине, она рассказала о том, что произошло днем в Любкиной квартире.
— Семьдесят тысяч долларов!..
— Жалею, что я не поднялся с Вами. Но ладно. Кто-то сказал: «Месть — такое блюдо, которое нельзя подавать горячим…»
— Это Иосиф Виссарионович…
— Точно. Люба Ваша сильно пожалеет о сделанном. Неблагодарность — тяжкий грех… Она не знает, с кем связывается. Мой партнер, несмотря на то что технарь, а может, как раз поэтому, человек очень решительный…
Марина, Глеб и Петр играли в карты долго. Я расположился в соседней комнате у телевизора, иногда я оборачивался, через открытую дверь видел всех троих. Марине везло. Можно предположить, что она была из тех, кто вырос с игральными картами в руках. Она играла лучше своих партнеров-мужчин. Высокому молодому охраннику Глебу тоже везло. В дураках сидел Петр — взмокший в костюме, сорочке, галстуке…
— Вы хотя бы верхнюю пуговицу на сорочке расстегнули! Под галстуком! — Марине было жаль мужика.
— Нельзя! — Он показал на меня. — Мы с ним дали слово. Кого поймают незастегнутым или без галстука, лишат премиальных…
Он всю дорогу проигрывал. Даже с отличными картами. Простоватое лицо выражало почти детское наивное недоумение.
Я познакомился с ним случайно. В первые же минуты знакомства он рассказал свою жизнь.
Жил в Истринском Районе, в Подмосковье, сызмала увлекался физикой. В восьмом классе учитель оставлял его вместо себя вести занятия с одноклассниками. После школы поступил в престижное Высшее Техническое Училище имени Баумана. Женился рано. На своей, деревенской. Попивал водочку. В роду все пили. Из Бауманского вылетел…
— Из-за чего гибнут российские гении? — была его любимая приговорка. — из-за пьянки!..
Когда мы познакомились, он работал грузчиком на товарной станции. Я заканчивал свою службу — начальником розыска. Мне принесли на него материал: бригадир послал его обменять ворованный сахарный песок на водку…
Он был из неудачников, которых отличает исполнительность и точность при отсутствии инициативы.
Я был зол на начальство, на всю жизнь. Я заставил его закодироваться. Взял с собой. Он восстановился в Бауманском. В руках удачливого направляющего неукоснительная старательность и абсолютная честность делали его бесценным сотрудником. Через год он купил машину…
— Опять в дураках!..
Игру продолжили.
Молодой охранник Глеб был из воздушно-десантных войск. Постоянно поддерживал форму — даже за столом все время сжимал и разжимал кулаки, подрагивал мышцами… Карточная игра не вызывала в нем интереса.
— Думаете, приедут? — спросил он, когда Петр в двадцатый или тридцатый раз принялся сдавать карты. Петр был уверен:
— Без сомнения. Сколько сейчас?
— Двадцать один, пятнадцать.
— Скоро подтянуться.
Звонок, которого ждали, раздался сразу после десяти.
Охранник, стоявший во дворе, предупредил по сотовому телефону:
— Приехали. Торгашка, с ней мужик. В «девятке», 18–31. Цвет «мокрый асфальт»…
За месяц, истекший прежде, чем произошло происшествие на Тушинском оптовом рынке, выполняя полученный от Марины официальный заказ, мы подвергли жизнь и деятельность Любки тщательному негласному анализу. Выяснилось, что Любка крепко переоценила свои возможности. Иначе: «взяла не по чину…»
— Идут к подъезду…
Домофоном Любка не воспользовалась. В подъезд как раз входила соседская семейная пара. Надрала код. К лифту поднялись все вместе. Через несколько минут тренькнул дверной звонок. Марина подошла к глазку. Любка стояла на площадке необычно серьезная.
