Огюст Ле Бретон - Пражское солнце
— Ирэн! — опять крикнул Рихард. — Пора обедать.
Но она не удостоила его вниманием. Он спустился по ступенькам с веранды, выходившей на центральную аллею, и вышел на солнце.
— Пошли, — повторил он, — поедим.
Она смотрела, как он приближается к ней, бесстыдно оголившись, безразличная ко всему. Он встал, нависая над ней всей массой.
— Ну, что с тобой еще? — поинтересовался он. — Я понимаю, что здесь не очень весело и кормят не слишком разнообразно. Но что ты хочешь?
Затем, оглядев ее тяжелым, сердитым взглядом, буркнул:
— Ты могла бы вести себя поприличнее. Ты же полуголая.
Она засмеялась. Он нагнулся и добавил сквозь зубы:
— Ты думаешь, я не знаю твои штучки? Думаешь, я не замечал, что ты проводишь время, соблазняя лесника?
Она засмеялась еще громче. И он почувствовал, что этот смех действует на него как оскорбление. Тогда он крикнул:
— На что ты можешь рассчитывать? Это же нищий! А если он тебя изнасилует, когда ты шляешься одна по лесам? Что тогда? Ты не можешь не вертеть задом перед мужчинами! А когда к нам приезжает Иво, так ты начинаешь перед ним! Думаешь, это порядочно?
Она посмотрела на него сквозь ресницы, затем села, зажав сигарету в зубах, и застегнула лифчик. Все нависая над ней, он с горячностью продолжал:
— Нельзя так играть с мужчинами, Особенно здесь. Здесь очень распространены сексуальные преступления и…
— Ты меня утомляешь, — прервала она его, не повышая голоса. Встав на ноги, она сказала:
— Мне все надоело. Ты. Твои проповеди. Местность. Все. Я возвращаюсь во Францию.
Когда она начала двигаться, ее запах, ее женственность опять оказали свое обычное влияние. В нем опять загорелось желание. Она ему была нужна. Очень. Он сказал:
— Ты не можешь этого сделать! А наше соглашение? Я же дал тебе сорок миллионов, разве нет?
Она пошла, оставив свои туфли и покрывало. Он догнал ее и схватил за руку.
— Ты пошутила, Ирэн, когда сказала, что уедешь?
— Ты увидишь, шутила я или нет, — ответила она. — Мне осточертела эта дыра и ты тоже.
Он грубо сжал ее локоть.
— Я могу простить девке многое, но только пока она не принимает меня за идиота. Я тебе заплатил, и ты останешься. Или…
Она обернулась, ее накрашенный рот скривился от презрения.
— Угрозы? Но, бедняга, ты ведь уже не то, что был раньше. Ты же глыба жира и страха. Все время, что мы здесь, ты только и делаешь, что дрыхнешь, жрешь и…
— Занимаюсь с тобой любовью.
— Что вредно для твоего сердца.
— Шлюха!
Под крышей веранды раздалось то слово, которым он так любил ее называть и которое она так любила слышать. Она расхохоталась и, смеясь, вошла в дом. Затем они поднялись по деревянной лестнице на второй этаж, прошли по коридору, в который выходили двери комнат, и вошли в столовую, украшенную головами оленей и горных козлов. На большом столе стояли приборы. Зимой комната эта видела охотников — французов, немцев, итальянцев, даже негров, — официальных гостей правительства. Ирэн бросила на стол пачку сигарет и коробок спичек, распустила волосы и со вздохом сняла крышку с супницы.
— Опять их мясной суп, разумеется! Потом будет вареная телятина или курятина. Потом их сыр. Потом их мед. Потом… С меня довольно этого дерьма!
Она упала на стул напротив него и показала пальцем на окно, за которым виднелся лес.
— И этих декораций тоже! Мне надоело ждать вечера, вечером — ночи, ночью — дня. Надоело, надоело!
— Ирэн!
Он хотел упросить ее, но замолчал, так как Анна, жена Яромира, вошла с улыбкой на губах и бутылкой вина в руке.
— Добрый день, — весело сказала она.
Она часто бывала в хорошем настроении. Насколько ее муж был худым, настолько она была толстой. Круглая, как бочонок, с огромным задом, втиснутым в спортивные брюки — «наследство» одного туриста, она пользовалась вниманием иностранцев, щедрых на чаевые. Она поставила бутылку на стол и налила суп в тарелки, не замечая протестующего жеста Ирэн.
— Мням, — произнесла она, делая вид, что подносит ложку ко рту. — Вы — мням-мням, много.
И она громко рассмеялась, отчего ее мощные груди заколыхались.
— Спасибо, — поблагодарил Рихард, когда она наполнила его тарелку. — Спасибо, Анна.
Толстуха поклонилась и вышла, унося супницу. Ирэн закурила еще одну сигарету.
— Ты не будешь есть? — осведомился он.
— Нет, не буду. Я сыта по горло и этим супом, и всем остальным.
Склонившись над своей тарелкой, она курила, с отвращением разглядывая жирный суп.
— Хочешь, мы поедем в Прагу? Поужинаем там. В «Ялте» или «Олимпии», где тебе больше нравится.
Она нервно вертела в пальцах спичечный коробок.
— Ну да. Поесть пражской ветчины. Местная достопримечательность. А потом пойти в цирк Буша?
— А почему бы нет?
Она со злостью посмотрела на него и почти прорычала:
— Ты меня принимаешь за идиотку? Это уже в третий раз. Конечно, это бесподобно, но в третий раз! Нет, хватит!
Удивленный столь бурной реакцией, он положил ложку на стол.
— Ну, а в кино… или в театр…
— Хватит, Рихард! Оставь эти развлечения для себя, ты хоть по-чешски понимаешь. А я… и потом, решено, я уезжаю. Позвони, чтобы мне забронировали место в самолете. Здесь я сойду с ума.
Она бросила коробок и чуть не опрокинула его стакан с вином.
— Ты считаешь, что это жизнь? Я даже не могу поговорить со слугами. Все, что у меня есть, это ты. И то, когда ты не на рыбалке.
— Если хочешь, сегодня после обеда я не пойду.
Она посмотрела на него, чувствуя, что в ней поднимается волна ярости. Затем встала, резко отодвинув стул.
— Иди! На рыбалку, к черту, к дьяволу! Ты и твои проблемы…
Он подошел к ней. Она стояла у окна, высунув голову наружу.
— Ну, Ирэн, подожди, — примирительно сказал он, — не будем ссориться. Иди поешь.
Он хотел повернуть ее к себе, но она заупрямилась.
— Не липни, — грубо оборвала она. — Я решила, что уеду. Я не могу больше.
Ему все-таки удалось повернуть ее и прижать к стене.
— Не делай этого. Знать, что ты там свободна, а я заточен здесь… Нет, не делай этого, Ирэн. А потом, как же наш договор?
Она попыталась вырваться.
— Плевать мне на него. Я уеду, и все.
— А сорок миллионов?
— Останутся у меня.
Он резко прижал ее к себе, чувствуя обнаженные ляжки и грудь.
— Шлюха. Прежде чем ты слиняешь отсюда, я тебя пришибу!
— Слова.
— Нет, я сделаю это. Ты мне нужна, и ты это знаешь и злоупотребляешь этим.
Она опустила голову, и ее волосы наполнились солнцем.
— Я уезжаю, Рихард. Я здесь больше не могу. Поставь себя на мое место.
— Поставь ты себя на мое. Я — пропащий, затравленный человек.
— И богатый!
Она откинула пряди волос, закрывавшие ей лицо, и посмотрела ему в глаза.
— А если я останусь, сколько я получу?
— Что?!
Он даже подскочил от такой наглости. Он знавал женщин жадных, развратных, злых. Но эта…
— И ты смеешь? — закричал он, тряся ее. — Ты смеешь требовать с меня еще денег, когда мы договорились о сумме? Шлюха! Убирайся!
Она засмеялась тем горловым смехом, который его всегда выводил из себя. Он замахнулся на нее, но не ударил, потому что на лестнице послышались тяжелые шаги Анны.
Он сел за стол. Анна вошла с блюдом, на котором лежала вареная телятина с морковью.
— Нет мням-мням? — укоризненно обратилась она к Ирэн, видя, что ее тарелка нетронута.
— Мадам плохо себя чувствует, — объяснил ей Рихард на ломаном чешском.
Чтобы не выдать себя, он говорил на родном языке с акцентом. Анна сокрушенно покачала головой и, собрав тарелки, вышла.
— Значит, ты не будешь есть? — настаивал Рихард.
Ирэн смотрела в окно и не отвечала. Он снова подошел к ней.
— Давай помиримся.
Она отрицательно качнула головой, и снова ее волосы заплясали на солнце.
— Нет, я уезжаю. Если только…
— Если только я не дам тебе денег, так? Ты этого хочешь?
— Я хочу этого.
Она ответила твердо, и, когда он открыл рот, она опередила его.
— Не оскорбляй меня. Или ты даешь, или нет.
Он покраснел от ярости и выкрикнул:
— Но если я уступлю, через месяц все начнется сначала. Тебе всегда мало. Кроме того, все мои деньги в Риме. Здесь только несколько миллионов долларов.
— Я могу съездить туда.
— И не вернуться!
— Ты же мне доверяешь, разве нет?
Он тронул ее за локоть.
— И да, и нет. Но ты мне нужна. Я не могу жить здесь один. В этой стране, где я никого и ничего не знаю. Один я здесь долго не протяну. Сделаю какую-нибудь глупость.
Он вытер пот тыльной стороной ладони и, нахмурившись, сказал:
— Я тут на рыбалке уже подумывал, как нам выпутаться. И дать тебе денег, раз ты только о них думаешь. Есть один способ вернуться в свободный мир.
