Хьелль Даль - Четвертый под подозрением
— Элизабет…
— Что?
— Я спросил, известно ли твоему брату о нас с тобой.
— Не знаю.
Он тяжело вздохнул:
— Если ты рассказывала ему обо мне, значит, известно.
— Вряд ли он знает тебя.
— Значит, ты не говорила ему обо мне?
— Расслабься, успокойся! — Глаза Элизабет наполнились слезами.
Фрёлик поспешил ее успокоить:
— Меня интересуешь ты, а не твой брат… Мне никогда не хотелось закрутить роман с твоим братом.
Она снова заулыбалась, глаза ее засияли. Но почему она испытала такое облегчение? Фрёлик подумал и нашел ответ: она испытала облегчение потому, что разговор окончился.
Глава 4
Фрёлик сидел на работе, за своим столом. Услышав рядом голос, он вздрогнул: на некоторое время он отвлекся, думая… о ней.
Он снова вздрогнул, когда Иттерьерде повторил:
— Давай же, Франки!
Он сидел и тупо смотрел на Иттерьерде. Он не имел никакого представления, о чем они говорили.
«Что-то новое… Я отключаюсь прямо посреди разговора. Что со мной творится?»
Память вернулась к нему. Он возобновил разговор, который сам же и начал:
— Я говорил, что мы ходили на курсы кинологии. Нам показывали собак для слепых.
— Они называются «собаки-поводыри».
— Вот именно, поводыри. Так вот, нас учили распознавать в щенках нужные черты характера. Одни подходят для такой работы, другие нет… — Фрёлик посмотрел на Иттерьерде и чуть снова не отключился, его мысли опять поплыли в другом направлении. Но он заставил себя сосредоточиться и продолжил: — Разбираться в выражении глаз, в жестах, понимаешь? Так же подбирают собак, которых потом учат искать наркотики. Одни годятся для такой работы, другие — нет.
Иттерьерде увлеченно кивал, зная, что сейчас последует самая соль рассказа.
— Ну вот, я стоял, смотрел на собак и вспоминал все, чему меня научили. Почему-то я не сомневался, что немецкая овчарка, сидевшая посередине, станет лучшим поводырем на свете…
— Да? — Иттерьерде расплылся в улыбке, ожидая смешного окончания истории. Но Фрёлик снова замолчал, и Иттерьерде напрягся.
«Зачем я с ним разговариваю? — думал Фрёлик, глядя, как Иттерьерде нетерпеливо кивает, ожидая последней фразы, ради которой все и затевалось. — Что я делаю?»
— В общем, начальник курсов велел нам продемонстрировать, чему мы научились. Мне показалось, что передо мной лучшая собака-поводырь во всей Норвегии. Протянул я к ней руку…
— Да… — Иттерьерде даже взвизгнул от нетерпения.
— Встаю…
— Да?
— Подхожу к ней…
— Да… — Иттерьерде уже клокотал в нетерпении — того и гляди, лопнет.
— И тут она как куснет меня! Я так и повалился на спину!
Иттерьерде облегченно расхохотался. Фрёлик сидел и невозмутимо наблюдал за ним.
«Зачем мне все это сдалось? Ради того, чтобы меня считали общительным, своим в доску? Неужели такие дурацкие истории помогают наладить отношения с коллегами? Интересно, можно ли сейчас все испортить? Чем я рискую? Сам не знаю, стоит говорить ему или нет».
Иттерьерде вытер слезы.
— Ах ты, черт! — вздохнул он. — Я так и думал, ах ты, черт…
— Кстати, слухи подтвердились, — отрывисто сказал Фрёлик.
Иттерьерде ошеломленно заморгал:
— Какие слухи?
— Обо мне и сестре Юнни Фаремо.
Иттерьерде изменился в лице; улыбка превратилась в маску. Он даже слегка приоткрыл рот. Как принято говорить, Иттерьерде был нокаутирован. Он находился на той стадии, когда последствия шока физические, когда нет еще понимания, что нанесен удар.
— Так что теперь ты все знаешь, — мрачно продолжал Фрёлик. — Все, что говорят ребята, — правда. Я встречаюсь с сестрой Юнни Фаремо — того самого Юнни Фаремо, который отсидел три года за вооруженное ограбление.
Он схватил куртку и вышел.
Глава 5
Они занимались любовью под Simple Minds. Элизабет хотелось заниматься любовью под музыку. Ей хотелось заниматься любовью именно под эту музыку. Франк Фрёлик не возражал. Теперь они были едины: он был в ней, а она — в нем. В ее глазах он не заметил ни нерешительности, ни притворства, ни неправды. Так что шум вокруг не имел для него никакого значения. Музыка просто служила фоном — как бриз на морском берегу, как влажный, соленый воздух. Он не вслушивался в слова, не выделял партии ударных или бэк-вокалистов; его тело просто танцевало с ней, он сосредоточился на двух синих огоньках, которые были так близко и вместе с тем так далеко, — на ее глазах.
Когда он вышел из ванной, она лежала в кровати и читала.
— Та же самая книга? — удивился он.
— Что значит «та же самая»?
— Мне кажется, ты всегда читаешь одну и ту же книгу.
Элизабет положила книгу на прикроватную тумбочку:
— Ты когда-нибудь слышал о том, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды?
— Греческая философия?
Она пожала плечами:
— Возможно. Ну вот, а я не верю, что можно прочесть одну и ту же книгу дважды.
Она подвинулась, пуская его под одеяло. Чуть позже она спросила:
— Почему ты стал полицейским?
— Просто стал, и все.
— Ты даже сам себе не веришь.
Фрёлик повернул голову и заглянул ей в лицо. Вместо ответа, улыбнулся.
— Я что, зашла на охраняемую территорию? — спросила Элизабет. — «Проход запрещен! Опасно! Осторожно, злая собака!»
— После окончания факультета правоведения я подал заявление в полицейский колледж… и поступил.
— После факультета правоведения?! Ты мог бы поступить в адвокатскую контору! Мог бы стать адвокатом, обзавестись своей практикой и зарабатывать миллионы! А ты вместо этого бегаешь по городу и суешь нос в дела других людей.
— Сую нос в дела других людей?
Он поздно сообразил, что ответил, пожалуй, резковато. Но исправить что-либо оказалось невозможно — все уже было сказано. Фрёлик украдкой посмотрел на Элизабет. Ее голова лежала у него на груди. Он провел пальцем по рисунку на обоях. Другой рукой погладил ее по голове, понимая, что она просто хотела разведать обстановку.
— Но ведь такое правда случается? Тебе приходится совать нос в чужие дела?
Он не ответил.
— Ты обиделся?
— Нет.
— Хорошо хотя бы, что ты не судья.
— А что с судьями-то не так?
— Мне они не нравятся. Во-первых, из-за того, чем им приходится заниматься, а во-вторых, из-за того, что они такие… всех оценивают.
Потом они какое-то время лежали молча. Ее голова покоилась на его животе. Он играл с прядью ее черных волос.
— О чем ты думаешь? — спросила Элизабет.
— О том, что на самом деле я мог бы стать судьей. Наверное, с карьерной точки зрения мне следовало так поступить. — Он по-прежнему играл с ее волосами. Она лежала тихо. — Я люблю свою работу, — добавил Фрёлик.
Элизабет подняла голову и спросила:
— Почему?
— У меня есть возможность знакомиться с самыми разными людьми. Вот с тобой, например, познакомился.
— Но ведь что-то должно было подтолкнуть тебя к тому, что ты стал полицейским. Наверное, ты еще когда-то давно захотел…
— Почему тебя это интересует?
— Люблю секреты.
— Я уже догадался.
Элизабет опустила голову.
— На нашей улице жил один полицейский, — сказал Фрёлик. — Отец моей одноклассницы. Славной девочки по имени Беате. У него был «форд-кортина» старой модели. С круглыми задними фонарями — такие выпускали в шестидесятые годы.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — заметила Элизабет, — но это не важно.
— Этажом выше жила девушка по имени Вивиан. Она занималась проституцией, хотя ей было всего восемнадцать или девятнадцать.
— А тебе сколько было?
— Лет десять. Я тогда не знал, что такое «проститутка». И о сексе тоже понятия не имел. Другие мальчишки говорили о Вивиан разные гадости и показывали мне порнографические журналы, в которых женщины обнажали свои интимные места. Те фотографии казались мне отвратительными.
— Там были и ее снимки — Вивиан?
— Нет, но мои приятели хотели, чтобы я понял, чем она занимается. А может, от разговоров о ней у них вставало, кто знает? Я в той области отставал от других. В десять лет меня интересовали только рыбалка, велосипед и все такое. Мне Вивиан казалась самой обыкновенной девицей — темноволосая, какая-то… высохшая. На ногах у нее проступали тонкие синие вены. А сами ноги у нее были довольно бледные. Она часто сидела на лестнице и курила. Ну вот, однажды к нашему дому подошли двое мужчин. Один был в пальто, и у него были прилизанные жирные волосы. Второй, с челкой, носил очки и короткую кожаную куртку. У него все время дергалось лицо. Я играл на улице с другими мальчишками, а Вивиан в мини-брючках курила на крыльце. Едва заметив тех двоих, она тут же встала и скрылась в подъезде. Слиняла.
