Анатолий Афанасьев - Первый визит сатаны
— Нам его Ася-акробатка с потрохами отдаст, — брезгливо сообщил он Благовестову. — Ну и трупик какой-нибудь завалящий на него, конечно, необходимо повесить.
5Федор Кузьмич в тот день работал до седьмого пота, хотя у него горло побаливало и не следовало перегружаться. Однако в сорок лет денек упустишь — месяц наверстываешь. После еще милого Ванечку своего, крепыша малыша, подразмял часик, покрутил в воздухе — учил летать. Четырехлетний Ванечка сучил ножками, сверкал зубешками — и хохотал до упаду, ничего не боялся. Вся цирковая братия им любовалась. Ася должна была подойти к семи, но где-то задержалась, отправились домой вдвоем, благо от цирка жили в трех троллейбусных остановках. Из почтового ящика вместе с газетой «Советский спорт» Федор Кузьмич выудил письмецо в конверте без адреса, с загадочной размашистой надписью поперек: «Рогатому дураку лично в руки». В письме прочитал следующее: «Хочешь взглянуть, чем твоя жена занимается в свободное время, пока ты холку ломаешь? Пойди туда-то и туда-то прямо сейчас. Не пожалеешь, придурок. Зрелище захватывающее». Снизу адресок был прописан — и улица, и дом, и квартира. Где-то это было около Павелецкого вокзала.
Кому-то Федор Кузьмич мог показаться чуток заторможенным, но в действиях он всегда был скор и точен. Он не стал ждать добавочных указаний. Ванечку сунул соседу под присмотр и через сорок минут был на месте. В обитую кожзаменителем дверь позвонил без заминки. Стоял, твердо упершись ногами в пол. Если что, приготовился бить сразу.
Открыл ему солидного вида мужчина в полном офицерском облачении с полковничьими погонами. Федор Кузьмич военных людей уважал, потому что, в его представлении, они пили меньше других, в цирк предпочитали ходить на утренние представления и клоуна встречали с таким же восторгом, как дети.
— Чем могу служить? — любезно спросил полковник. Федор Кузьмич сунул ему под нос письмецо.
— Ваш адрес тут написан?
Полковник вчитался, кивнул.
— Да. А что случилось?
— Где Ася?
— Какая Ася?
Федор Кузьмич сразу поверил, что этот мужик не врет. Но хотел окончательно удостовериться.
— Разрешите зайти в квартиру?
Полковник колебался лишь мгновение.
— Пожалуйста!
Федор Кузьмич сунулся в одну комнату, в другую — пусто. На кухне наткнулся на встревоженную, красивую женщину, видимо супругу полковника. Он перед ней извинился за вторжение, а та на него посмотрела с вполне понятным удивлением.
— Еще увидимся, — сказал он на прощание полковнику.
— Да объясните наконец, в чем дело?!
Федор Кузьмич ничего объяснять не стал, выскочил на улицу. Ася не оставила следов в этой квартире, но она тут была. Хоть раз, да была. Письмо не было розыгрышем. На узеньком пятачке между входной дверью и ванной в ноздри Федору Кузьмичу шибануло ее присутствие. Ошибиться он не мог. В его жизни Ася, Ванечка и работа составляли единое целое. И не надо было ему особенно напрягаться, чтобы почувствовать, когда одна из этих частей начинала вибрировать, грозя нарушить триединство. Вот что он уловил там, в полковничьем коридоре, — вибрацию и родной запах. Но приходила она не к полковнику и не к его жене — с этими людьми у нее не могло быть ничего общего. Значит, там есть еще кто-то, кого он не застал. Ася сама, конечно, расскажет, кто это такой. Кто такой чересчур самонадеянный пытается без спросу войти в его судьбу.
Ася была уже дома и встретила его как всегда — дружелюбным молчанием. Она не была болтушкой, он — тем более. Разговаривали они между собой мало, и предпочтительно — по делу. Зато оба могли часами без скуки внимать очаровательному Ванечкиному лепетанию. Их брак был прочным. Он не нуждался в словесных подпорках. У них были общие планы. В эти планы входило: сделать суперномер, который принесет им славу, приобрести большую кооперативную квартиру и родить сестренку для Ванечки.
Письмецо в кармане мешало Федору Кузьмичу предаться обычному вечернему отдыху, он притулился на кухоньке в углу, рассеянно наблюдая, как Ася ловко накрывает ужин. Любую домашнюю работу она проделывала изящно, словно под музыку. Это была одна из многих ее особенностей, которые свели с ума Федора Кузьмича. Сейчас ему показалось, что она нарочно отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, и нежную кожу ее щек подпалил незнакомый огонь.
Федор Кузьмич достал письмецо и прочитал его вслух. Ася охнула, присела на стул, вдруг некстати хихикнула, лицо у нее заострилось, как у больной старухи. Но оно было непроницаемым. Федор Кузьмич не мог угадать ее мысли. Тогда он добавил плюс к письмецу.
— Я уж сходил на ту квартиру. Там какой-то полковник живет с женой. Что ты обо всем этом думаешь?
— Я тебе изменила, — сказала она.
В голове у нее помутилось: она решила, что сейчас он ее убьет. В эту минуту ей захотелось умереть. Жизнь все равно была безнадежна. Тот мальчик с холодными глазами никогда ее не полюбит. Федор Кузьмич сочувственно спросил:
— С кем же?
— Ты его не тронешь?
— Это уж как получится, обещать не могу.
— Я сама навязалась, он не виноват.
— Тише говори, Ванечку разбудишь.
Ей казалось, она говорит шепотом, оказывается, последнюю фразу прокричала в голос. Федор Кузьмич даже в эту кошмарную для себя минуту догадался, что у нее тоже горе, которое не меньше его горя. Оба они приуныли за столом. Чай остывал в фарфоровых чашках. Они оба любили красивую посуду.
— Ладно, — сказал Федор Кузьмич, — не трону я его. Рассказывай, облегчи душу. Только без вранья.
Ася так открылась, что, по ее словам, выходило, будто злой демон околдовал ее помимо воли. Он явился к ней в облике белокурого юноши и лишил ума. Она теперь как листочек, сорванный с веточки, не ведает, куда ее понесет. Она ко всему готова, даже к самому худшему. Но пусть Федор Кузьмич не сомневается: больше всех на свете она по-прежнему любит его и Ванечку. Она любит их так сильно, что готова за них сто раз подряд умереть. Но жить ей с ними трудно. Все ее помыслы выкрал белокурый демон. Он все ее душевные струнки намотал на палец — и тянет, тянет безжалостно. Нет теперь ни минуточки, чтобы не было ей больно.
— Хочешь — убей! — сказала Ася. — Только кто тогда будет об вас с Ванечкой заботиться. Лучше подождем немного. Может, я образумлюсь.
С Федором Кузьмичом во время трогательного ее признания произошло такое, будто его волоком протащили по земле, утыканной раскаленными железными иголками, и самые острые иголки застряли у него под кожей. Надо было скорее уйти в ванную и выковырять иголки из груди. Но прежде чем уйти, он сказал:
— Я тебе помогу образумиться.
— Как?
— Завтра поедешь в Ростов к сестре. Поживешь там, успокоишься.
По глазам его Лея увидела, что не надо пока прекословить относительно Ростова.
— А Ванечка со мной поедет? Или с тобой останется?
Федор Кузьмич подумал, покрутил так и этак.
— С тобой поедет.
Посидели еще немного, но говорить, собственно, было больше не о чем. Ася прибрала со стола, легла. Ей было тошно и жутко. Она не знала, как позвонить Алеше и поведать обо всем. Алеша, наверное, будет рад. Он будет доволен, что не надо с ней, со старухой, дальше валандаться. Если она уедет в Ростов, он забудет ее через день.
Федор Кузьмич долго колготился в ванной, потом потащил из кладовки на кухню раскладушку. «Чем он там укроется?» — подумала Ася. Ванечка в своей кроватке свал беззвучно, милый ангелочек. Безысходность сгустилась в комнате. Зимний фонарь за окном мигнул и потух. Ася лежала с открытыми глазами и уже ни о чем не думала. Только истомно представляла, как шарят по ней жадные Алешины руки.
Среди ночи из забытья ее вывел истошный звук, точно на кухне на полном ходу тормознул электропоезд. Ася встала с кровати, босиком пошлепала к мужу. Укрытый пальто, он свесился с раскладушки, уткнувшись носом чуть ли не в пол. Он делал вид, что спит. Ася примостилась в ногах.
— Не горюй так, Феденька. Не надо. Еще все образуется, увидишь.
— Уйди, — попросил он.
Она обрадовалась, что чувствами он все еще с ней и так мучается из-за нее. Вернулась в комнату и через минуту крепко уснула.
Проснулась утром, а мужа дома нет. Удрал куда-то спозаранку. И Ванечка азартно гукает во сне, готовится вернуться в мир: минут пятнадцать ему еще для этого нужно, судя по звуку.
Первым делом позвонила Алеше, и — о, радость! — ее герой сам снял трубку. Узнав, ворчливо укорил:
— Что, Аська, сбрендила совсем? С толчка сорвала.
Быстренько она доложила обстановку.
— Ну что, Алешенька, ну что?! Чего молчишь?
— О чем говорить с идиоткой.
— Это я идиотка, да? Но что мне делать-то, что?
— Это твои проблемы. У меня экзамены на носу. Я учиться хочу, а ты меня на дно тянешь.
— Вот как?
— А если твой мужик меня пристукнет? Он у тебя крепкий?
