Кирилл Казанцев - Полицейская фортуна
— А Крыльников пожелал чек? — уточнил Антон.
— Совершенно верно.
— И чек был тут же выписан ему господином Гаенко?
— Полная правда.
— И как часто сотрудники ГУВД из другого региона выигрывают у вас такие суммы?
— Если под «такой суммой» вы имеете в виду джекпот, то на моей памяти администратора это случилось во второй раз за восемь лет существования казино «Эсмеральда». Обычная статистика для игорных домов мира. Однако были ли те счастливчики сотрудниками ГУВД из другого региона мне, повторяю, неизвестно.
«Ей хватает ума не делать то, что сейчас обязательно сделал бы мужик. Он заявил бы мне, что не выходит из этой комнаты до окончания работы, а потому ничего не видит и не слышит».
— Правда полной не бывает, Эмма Петровна, — вздохнул Копаев. — Она либо просто есть, либо ее просто нет. А как зовут крупье, который находился рядом с полицейским, когда тот выиграл джекпот?
— Его фамилия Тузков. Но потеряете время, если будете его искать.
— Почему же?
— Он исчез.
— Ты посмотри, какое совпадение.
— Бывает. Я бы сама хотела с ним поговорить.
Она курила. Откуда-то из-под стола появилась пепельница с тремя окурками сигарет с белым фильтром, а между тем в воздухе даже не пахло дымом. Ответ нашелся быстро. Едва от двух сигарет отделилось по облачку, администратор включила вентиляцию. И Антон даже перестал чувствовать вокруг себя знакомый табачный аромат.
Справляться о местонахождении Кости Туза он не стал. Это было бы непростительной глупостью. Задай он сейчас этот вопрос, Туза он мог бы уже и не найти. Слишком большие деньги поставлены на кон. Возможно, что Туза и без этого вопроса уже нет в городе, а быть может, и в живых — он, бесспорно, стоит меньше четырех миллионов долларов. Однако пока это не установлено фактически, пусть остается маленький, но шанс. В Копаева стало прокрадываться понимание того, почему Гаенко «в СЭС», а под него подставлена эта женщина. Администратор казино — исключительно мужская профессия. И не каждый удержится на такой должности восемь лет. Мисс Эмма держится, и, как можно догадаться, крепко. Значит, есть за что держать. И за что держаться, тоже. Игорь же Викторович фигура, по-видимому, не самая сильная, что дает все основания думать — фигурой он является исключительно штатной. Зиц-председатель. Таких ищут в среде неудачников, которым на вопрос о месте работы нравится бросать мимоходом: «Да, так… Управляющий казино». И сейчас это стало находить свое понимание у следователя.
— Почему вы молчите? — поинтересовалась она, сладко приобщаясь к тонкой сигарете. Есть женщины, которых совершенно не портит вид сжатых в затяжке губ.
— Пытаюсь понять, в чем разница между администратором казино и его управляющим, — витиевато изложил ход своих мыслей советник.
— Вам не кажется, что это помещение — не самое лучшее место для откровенных бесед?
И она посмотрела на Антона столь простодушно, что он пожевал губами.
— Я могу предложить вам кофе? — уточнила она.
— Быть может, лучше сразу потанцуем?
— А вы умеете быть хамоватым.
Копаев улыбнулся:
— Я не люблю кофе. Я от него дурею. Сразу хочется лечь и начать говорить глупости.
Она наконец-то улыбнулась:
— И этим, наверное, пользуются многие представители моего пола?
— Не представляю, как можно пользоваться представителям вашего пола представителями моего пола, способными только лежать и глупить.
Через полчаса они оказались в кафе «Шариот».
Ему принесли чай, ей — терпко пахнущий кофе «Арабика». «Козерог» больше не взбрыкивал, все больше стоял в стойле и мирно шевелился в такт движениям ее груди. Она перенесла из казино за столик аромат духов, и все, казалось, было по-прежнему, за исключением отношения к следователю. Здоровалась администратор со следователем Генеральной прокуратуры, а разговаривала теперь с мужчиной, который ей определенно нравился. Эти редкие движения, поправляющие лямку бюстгальтера, и едва уловимый блеск глаз, и румянец, выступающий на щеках. Как бы по-гвардейски ни была упакована сумочка женщины, ее хозяйка все равно останется женщиной. Для нее естественно нравиться сильному мужчине, пытаться делать из него слабого и завоевывать.
«Или пытается меня провести», — подумал Антон.
— Вы спрашивали, чем администратор отличается от управляющего, — напомнила она, вернувшись из уборной, о необходимости посещения которой говорила пять минут назад.
— Я не спрашивал. Я отмечал.
Она улыбнулась уголками губ.
— Хорошо, пусть так. Но вас это интересует. Постараюсь объяснить. В функции Игоря Викторовича входит организация внутренней и внешней политики игрового дома. Я же отвечаю исключительно за обеспечение казино всем необходимым, в том числе и кадрами. Распорядок работы, правила и даже лампочки под потолком — это мой круг обязанностей. Если в баре не окажется «Хеннесси» в тот момент, когда его потребует клиент, неприятности будут не у бармена. И не у Игоря Викторовича. Они свалятся на мою голову. Если под клиентом сломается стул, то отвечать за это, как ни странно, буду я. Но подобные необоснованные претензии меня вполне устраивают, потому как заработная плата, получаемая мною, компенсирует эти неудобства сполна.
— Теперь я даже боюсь спрашивать о круге обязанностей Гаенко, — буркнул Копаев, рассматривая зал в тот момент, когда она в очередной раз поправляла на плече лямку. — В смысле — о его заработной плате.
Да, сказала она, Гаенко отвечает за все. И за сломанную ножку стула в том числе. Потому что он управляющий. Но в отличие от Эммы Петровны у него есть, с кого за это спросить — с Эммы Петровны. А еще он полностью контролирует бухгалтерию казино, к чему она доступа не имеет априори. Теперь следователю Ивану Дмитриевичу все понятно?
— Кроме одного, — заметил Антон. — Что следует подразумевать под «внешней» политикой «Эсмеральды». Не организацию ли деятельности «лохотронщиков» на рынках столицы?
Она рассмеялась, заказала себе (советник отказался) белого вина, ей принесли. И рука с длинными синими ногтями на тонких пальцах, держащая хрустальный фужер, почему-то показалась Антону дланью гарпии, обхватившей чью-то безвольную шею.
— Вы удивительно милый человек, Иван Дмитриевич, — сообщила она советнику новость. — Непосредственный. Просто удивительно, как вы работаете в таком ужасном ведомстве, как прокуратура.
Копаев рассмеялся — уже давно было нужно.
— Ваше мнение о прокуратуре меняется в прямой зависимости от мнения обо мне. Чем более я для вас мил, тем ужаснее прокуратура. А совсем недавно, глядя на меня с нескрываемой неприязнью, та же самая прокуратура казалась вам прекрасной, — немного отвалившись на стуле, ровно настолько, чтобы не казаться развязным, Кряжин на этот раз оглядел спутницу весьма пристально. — Но вы меня пытались надуть.
— Правда? Когда же?
Глаза ее сверкнули любопытством, которое появляется у людей, застигнутых врасплох.
— До того как попросить у официанта вина, вы что-то искали в своей сумочке, а когда нашли, продемонстрировали мне платок, которым вытерли уголки губ. Через три минуты вы извинились, вышли в уборную, а когда через пять минут оттуда возвратились, из правого кармана ваших джинсов выпирал какой-то предмет. Я смею предположить, что это мобильный телефон, и готов поклясться, что в вашем кармане его не было, когда мы пришли в кафе, — Копаев насмешливо улыбнулся. — Только не спрашивайте, почему я готов поклясться. Помимо того что я следователь, я еще и мужчина. Так вот, насколько мне помогает мой мужской ум, женщины не носят телефоны в карманах узких джинсов. Иначе говоря, в сумочке вы искали не платок, а телефон. Проще говоря — пытались меня провести, постоянно заявляя о том, что предельно откровенны.
Она допила вино и поставила бокал на скатерть. Удивлена она не была. Скорее разочарована.
— И что из этого следует?
— Из этого следует, что уходили не для того, чтобы припудрить нос, а позвонить. И позвонить тому, кого я знаю, на общую для нас тему. Только в этом случае вам было невыгодно мое присутствие. Если учесть, что мы с вами только познакомились и у нас не может быть общих знакомых, разговор с которыми мог бы поставить вас в неудобное передо мной положение, я делаю вывод, что вы звонили Гаенко. Он единственный, кого мы знаем оба.
— А вам не приходило в голову, что я могла звонить своему гинекологу? — отрешась от высокого, бросила она.
— Нет, — Копаев щелкнул по ручке чашки и она со скрипом провернулась на блюдце. — Потому что, к примеру, мне самому в данной ситуации даже в голову не пришло бы звонить своему урологу.
— Даже если на момент встречи со мною у вас был назначен прием?
— В этом случае я позвонил бы при вас и сказал: «Сан Саныч, вы не могли бы перенести прием на час?» И вы тут же подумали бы, что я опаздываю к Генеральному прокурору. Эмма Петровна, не пугайтесь, я не стану вас расспрашивать о содержании вашего разговора. Придет время, и мне об этом поведаете если не вы, то Гаенко. Я просто возвращаюсь к теме, которую вы сначала, не подумав, огласили, а после от которой, спохватившись, решили уйти. Так что в «Эсмеральде» называется «внешней» политикой?
