Андрей Молчанов - Форпост
Рухнув на колени, преследователь Серегина замер, а затем повалился вбок, подтянув к животу колени, словно упрашивая дать ему пинка. В этой позе он застыл и разочарованно умер.
В воздухе задрожала мрачная, как тяжелая басовая нота, пауза.
– Боже ты мой! – по истечении ее ворвались в оглохший слух Серегина слова хозяина лавки.
– Послушай, друг, – обратился он к нему. – Сейчас ты отдашь мне записи камер слежения. Далее сюда приедет полиция. Прошу: выжди минут пятнадцать, прежде чем ее вызывать. Это тебе зачтется перед Всевышним. Далее расскажи, что в магазин вошли бандиты в масках, но находящийся в нем посетитель спас тебя от ограбления. Приметы посетителя придумай сам, возьми за пример любого из своих знакомых. Если же ты опишешь меня, мы встретимся вновь. Тебе это надо?
Хозяин лавки послушно кивнул, издав нечто среднее между стоном и всхлипом.
Серегин тем временем обыскал трупы, забрал оружие, бумажники и сунул в карман стреляные гильзы от кольта.
Содрав маски с лиц покойников, понял: на сей раз на него покушались выходцы из горных аулов.
Придирчиво, как мастер после произведенного ремонта, осмотрел он напоследок разгромленное помещение. Представилось, что скоро на полу здесь останутся обведенные мелом контуры трупов, отмеченные лужицами запекшейся крови, и эти метки смерти толкающиеся здесь полицейские будут наверняка обходить стороной, будто те обладают магическим свойством…
Обернувшись к хозяину лавки, Серегин сказал:
– Не путайся в показаниях. Просто повторяй одно и то же, и никто не усомнится в твоих словах. Ничего не добавляй и не изобретай. Уверен, у тебя получится. Я не хочу, чтобы у нас обоих остался неприятный осадок от нашего знакомства. Дай мне карточку твоего заведения, я позвоню через несколько дней, проверю, как у тебя дела.
Он проехал менее километра, направляясь к своему логову, как вдруг обороты двигателя резко упали, вялая немощь овладела машиной, а после из-под капота повалил плотный белесый пар…
Стрелка, указывающая температуру двигателя, упала за тревожную красную черту.
Серегин вспомнил свою нравоучительную лекцию о паршивых американских радиаторах, поведанную благодарным полицейским воспринимателям его лукавой речи.
Покинув оплошавший «форд», он двинулся обочиной дороги к своему пристанищу, то и дело скрываясь за придорожными деревьями, когда замечал на горизонте сияние приближающихся автомобильных фар.
Движение затихало, выкатилась смурная блеклая луна, ночная роса уже хлюпала в отяжелевшей от нее обуви, мерещились во тьме неясные контуры и фигуры вероятных преследователей и врагов…
«Не бойтесь темноты, – вспомнилось ему наставление инструктора школы снайперов. – Бойтесь того, что в ней прячется…»
Безучастное и немое небо являло собой остаток грандиозного взрыва, рассеявшего во вселенной россыпь голубых огней. И вдруг – всплеск робкого оранжевого света у подножия далекого холма, костер… Кто может жечь костры в это время в безлюдье, среди холмов и чащоб? Пойти к огню?
Он вспомнил свои переходы по горам Ирака к логовам повстанцев с группами спецназа. Мертвые каменистые земли цвета хаки, въевшуюся в лица и в обмундирование песчаную пыль. По ночам там было очень холодно. Они жались друг к другу в пещерах и в расселинах, но все равно боялись разводить костры.
Значит, те, кто сейчас сидел у огня, ничего не опасались.
Или это приманка для него?
Что же, он пойдет навстречу опасности. Он знает, как сыграть с ней.
Агабек Арлиев
Недавно Агабек Арлиев перешагнул пятидесятилетний рубеж. Он был плотным низкорослым мужчиной с торсом борца, крупными чертами лица, темно-карими глазами навыкате и жесткой, как проволока, шевелюрой, подернутой сединой. Он носил дорогие костюмы, подчеркивающие его бычью приземистость и напористость, но, кроме того, костюмы придавали ему облик представителя официальной власти, изначальному его вожделению, увы, неспособному воплотиться в реальность.
Он был малообразован и груб, но разве отсутствие образования и прирожденное хамство когда-нибудь мешали вхождению во власть? Другое дело, большая часть жизни Агабека прошла в бесконечных криминальных деяниях, отмеченных судимостями, а потому его биография для продвижения в депутатский корпус или на административные высоты превратилась в незыблемый камень преткновения. Однако Агабек не унывал. Когда все, что существует вокруг тебя, полностью подвластно деньгам, а ты только и делаешь, что занимаешься их добычей, что мешает тебе купить разного рода чиновников и признанных обществом краснобаев вкупе с их полномочиями, компенсируя тем самым ущербность своей кадровой анкеты и строя при этом собственную маленькую империю?
Пусть его планы проводят в жизнь красующиеся на телеэкранах наймиты, нуждающиеся в его покровительстве не менее, чем он в их услугах. Только у них – легковесные коррупционные деньги и неясное завтра, а у него – земли, производства, капитал и сотни рабов. Впоследствии рабов будут тысячи, капитал возрастет, и уж тогда власть сама подправит его анкету, дабы вынужденно, но равноправно сосуществовать с ним.
Еще семнадцатилетним парнем он попал в банду, промышлявшую грабежами и разбоями, соблюдал все правила сообщества, но «хабар» копил и лелеял как основу будущей основательной жизни. И уже в начале краха СССР и всех его коммунистических принципов живо внедрился в струи зарождающейся коммерции, занявшись торговлишкой на спекулятивной основе и одновременно рэкетом подобных ему деляг.
Теперь же он землевладелец, производитель сельскохозяйственной продукции, хозяин трех заводов, нескольких нефтяных скважин, а кроме того, глава клана: дед, отец, меценат, покровитель…
В глазах преступного южного регионального сообщества молодая часть семейства Арлиевых была чем-то вроде бригады специального назначения. Сыновей от трех жен и многочисленных племянников Агабек, не жалея ни времени, ни денег, взрастил, воспитал, обучив многим тонкостям бандитского ремесла: владению оружием, методам физического воздействия, подкупу, мошенничеству, воровству и убийству – точно в том виде, в каком все это через многие поколения дошло до него самого. Он держал родственников на территории своего поселения, каждодневно обременяя теми или иными поручениями. Никому из пришлых и посторонних не доверял, полагая, что только родственная кровь обладает теми магическими узами, что способны сделать его клан неуязвимым. Ни один Арлиев никогда не мог пожертвовать интересами другого Арлиева. Это было племя сплоченных дисциплинированных преступников, лишенных какого-либо юмора, способности к самоанализу, плаксивому сопереживанию. Каждый из них давно уверился, что в итоге ему будет выделен дом и соответствующая должность в клановой иерархии согласно выслуге лет и боевым достижениям.
Всем воротилам криминального Юга было известно, что привлечение к делу боевиков Арлиевых означает неминуемый успех. Они были твердыми, упорными, преданными наемниками, способными убить, ограбить, обмануть, избить, запугать кого угодно. И если мафиозному сообществу из Москвы, Питера или Екатеринбурга требовалось устранить кого-то, зачастую для этого приглашался один из Арлиевых. А порой целый отряд. То же касалось разбойных нападений и вытряхиваний денег из упорствующих должников. Заказчики высоко ценили профессионализм дагестанского семейства.
Также было известно, что Арлиевы никогда не сдаются. При необходимости любой из них мог в одиночку отстреливаться от всего МВД и умереть с оружием в руке, дымящимся от стрельбы. Они легко садились в тюрьму и не испытывали в ней никаких неудобств, уверенные, что стоящий за ними жестокий и надменный человек будет контролировать каждый их шаг в неволе точно так же, как и в своем доме.
На Юге России Агабек вырос и детально знал, что этот Юг из себя представляет. И, конечно, с удовольствием захватил бы все его пространства, но вот незадача: конкуренты. Ладно бы из криминального мира. В нем все не так уж и сложно либо таинственно, как представляется обывателю, ибо мир преступности – не мир созидательности, где главное – труд и знания, а сфера наживы и алчности и каждая из его конструкций имеет свою цену и многие уязвимые узлы, чьи потрясения мгновенно меняют ее структуру. Другое дело – гибкую и неистребимую.
Главные конкуренты Агабека, они же – ближайшие соседи, отличались от него кардинально иной мировоззренческой позицией: личная выгода была для них понятием третьестепенного плана. Если вообще существовала в их сознании.
Они укрепились на своей земле давно, они были пропитаны философией тяжкого выживания вопреки всему, они мгновенно отличали зерна от плевел, не ведясь ни на какие радужные посулы, но самое главное – они умели воевать, и воспитывали поколение строителей, но одновременно воинов, и умели ответить на все вызовы врага самой изощренной обороной. Они соблюдали законы, но с той же легкостью, как и Агабек, могли пренебречь ими при угрозе своему благополучию.
