Владимир Колычев - Все мы грешные
Пока муж на работе, она обычно навещает родителей. Никак не могут нарадоваться старики внуку, маленькому Сереженьке. Но долго у них она не засиживается. Валера обычно возвращается поздно, уже затемно. Но, бывает, приходит и пораньше, часам к шести. Придет с работы рано, как все нормальные люди, а ужин еще не готов. Вот этого быть не должно.
Их дом всего в один этаж. Но просторный, в нем пять комнат, холл, санузел – это вам не пустяк. И обстановка вполне приличная. Полный комплект мебели, видеодвойка, музыкальный центр. И кухня есть. Огромная, со всеми цивилизованными атрибутами для домохозяйки. Лена чувствовала себя на кухне как рыба в воде.
Сегодня на ужин овощное рагу. Любимое блюдо мужа. А готовит она вкусно.
Так, нарежем мяса. Поперчим. Обжарим лук. Сложим все это в кастрюлю...
Но почему ей сегодня как-то не по себе? Будто кто-то настойчиво влезает в ее мысли, не дает сосредоточиться на привычном деле. Может, в доме кто-нибудь есть?
Лена остановилась, замерла, прислушалась.
Тишина. Сереженька спит себе спокойно в своей кроватке. Он всегда после обеда долго спит.
И все же она чувствует, в доме есть кто-то посторонний. И он глядит ей в спину.
Она обернулась. Никого.
Лена взяла в руки тяжелый кухонный нож. Прошла с ним через кухню, потом по коридору. Заглянула в комнату, где спал малыш. Инстинкт матери.
Все спокойно. Сереженька спит, улыбается во сне.
Комната за комнатой... Она обошла весь дом. Никого. Гнетущая пустота. Но почему-то страшно.
Ей захотелось сгрести в охапку сынишку и бежать на улицу, снова к родителям, пока не приедет муж. Но кто же его тогда накормит? Он придет, как всегда, голодный.
Хочешь не хочешь, а надо возвращаться к плите.
На столе, на разделочной доске лежал листок бумаги. Раньше его не было.
«Привет, дорогая! Я вернулся! Теперь наконец-то мы сможем закончить когда-то начатое. Твой Александр Макарович».
Какой Александр Макарович? Откуда вернулся? Что значит «закончить начатое»? И как оказалось здесь это идиотское послание?..
– Ничего не понимаю, – удивилась она вслух.
– Сейчас поймешь, – прошептал ей на ухо чей-то голос.
Лена резко обернулась, и тут же ей на губы легла широкая полоса клеящего скотча. Мгновение, и ее тело оказалось в тисках чьих-то сильных рук.
– Не брыкайся, дорогуша. Я вернулся.
Гадкая улыбка исказила лицо непрошеного гостя. Но она его узнала.
Александр Макарович, подонок, мразь и насильник. Это он когда-то надругался над ней, еще девочкой. Как долго не находила она себе места после того случая, плакала, проклинала негодяя. Его посадили, но вот он вернулся.
Внутри у нее все судорожно сжалось. Ноги, руки потяжелели, тело отказалось повиноваться. У нее не было сил для сопротивления.
* * *Тело Леночки было таким гладким и податливым. Она позволила себя раздеть.
Он грубо ухватил ее за волосы и подтащил к столу, завалил на спину. Вот оно, ложе их любви.
Лена по-прежнему не сопротивлялась.
– Ты ждала меня, дорогая. Ждала!.. Я так соскучился по тебе!.. Наконец мы вместе. Ты моя, – в исступлении бормотал он, раздвигая ей ноги.
Он кончил, едва только вошел в нее. И тут же возбуждение сошло на нет. Но он не может так просто уйти, оставить ее.
– Ты издеваешься надо мной, Леночка. Издеваешься. – Он смотрел на нее безумным взглядом. – Зачем ты так быстро забрала мое семя?.. Зачем?.. Так нельзя. Ты провинилась. Я должен наказать тебя, деточка...
И только сейчас он заметил, что в руке у нее зажат нож.
– Ты хотела убить меня, дорогая? – вкрадчиво спросил он. – Ты хотела меня убить? Почему? Разве тебе плохо со мной?.. Разве плохо?..
Леночка не отвечала. И это еще больше разозлило Александра Макаровича.
– Я накажу тебя. Накажу!
Он вырвал у нее нож, попробовал на остроту. На пальце выступила кровь.
– Я порезался, сука!
В низу живота он ощутил толчок. Это зашевелилась его плоть.
Он прошелся ножом по ее уху, срезал его начисто.
Леночка задергалась, замычала. Из глаз хлынули слезы.
И снова толчок. Плоть набирала силу. Кровь, пролитая им, возбуждала, как ничто другое.
И снова нож коснулся ее тела, срезал сосок на ее груди.
На этот раз боль не только вернула ей силы, но и увеличила их. Лена рванулась вперед, оттолкнула маньяка. Вскочила со стола, но не успела отбежать и на шаг. Нож вонзился ей в живот.
Она ойкнула и начала медленно оседать на пол.
В приступе безумия Александр Макарович подхватил ее на руки и снова уложил на стол. И снова занес над ней окровавленную сталь. В этот раз нож перерезал ей горло.
Лена умирала в агонии. Никогда он не ощущал себя таким счастливым, как сейчас. Она умирала, и это усиливало его желание в тысячи, сотни тысяч раз. Он входил в нее, наслаждался ее смертью.
И тут он очнулся. Пелена безумия спала с его глаз.
Александр Макарович с испугом смотрел на кровавое месиво. Оглядел самого себя. Весь в крови. В таком виде далеко не уйдешь.
Испуг прошел быстро. Он стал соображать, как выйти сухим из воды.
* * *На месте преступления следователи обнаружили нож и топор – орудия безжалостной расправы. Отпечатков пальцев преступника нигде нет. В ванной, в красной от крови воде лежала замоченная в порошке одежда маньяка. В душевой кабинке не так давно мылся человек. Он смывал с себя кровь. Из гардероба мужа убитой исчезли костюм и пара туфель. Пропали также все золотые украшения покойной.
Ребенок, к счастью, остался жив.
* * *Автобус увозил его на юг, к морю. Все равно в какой город или поселок, лишь бы подальше от Нагибинска, от места, где он впервые пролил чужую кровь. Он не раскаивался в содеянном. Напротив, гордился собой, своей смелостью, силой. Он отомстил этой суке за свои унижения на зоне.
Александр Макарович не знал, что едет по тому же самому маршруту, которым когда-то уезжала из родного города его приемная дочь, изнасилованная им Настя.
Из города он ускользнул незамеченным, добрался до Катайска, сел в автобус. Все пока идет гладко. Никто его не остановил, не нацепил на руки стальных браслетов. Все обойдется, он верил в это.
К концу пути он и вовсе успокоился.
В соседнем с ним кресле сидела женщина лет сорока – сорока пяти. Миловидная, ухоженная, ни грамма лишнего жира. Как раз та самая «ягодка». Они понравились друг другу.
Слово за слово, и завязалось знакомство. Дружбу закрепили бутылочкой коньяку.
Жила эта женщина в Тепломорске, на самом берегу моря. Двухэтажный дом, мужа нет – вдова. В доме все необходимое есть. Он может погостить у нее. Она не прочь. И разве ж мог Александр Макарович не принять столь заманчивого предложения?
В доме у Ирины Викентьевны действительно полный достаток. Но не от настоящего, от прошлого.
– С покойным моим мужем мы жили хорошо. Торговали. Спекулянтами нас еще называли. Ну и что? Зато мы имели все, – открывала она ему душу. – И дом, и машина была. Но после его смерти я бросила торговать. Да только время лечит все. Взяла себя в руки, и снова на рынок. Но куда там!.. Все сбережения сожрала проклятая инфляция. Будь все неладно!.. А торговля, она уже не приносит тех, прежних, барышей. Но ничего, я все равно не бедствую. Есть кое-что на черный день.
В доме был видеомагнитофон, отнюдь не японский. Так себе, совдеповская «Электроника». Старье без права на существование. Но он существовал и даже работал. И кое-какие кассеты имелись.
Первые дни Александру Макаровичу было не до видиков. Уж очень хороша в постели Ирина Викентьевна, все умеет, все позволяет. Не оторвешься.
Но все когда-нибудь приедается. И ему захотелось, так сказать, освежить ощущения.
– А у тебя, дорогая, нет ли порнушки какой? – спросил он как-то, отлеживаясь после очередной порции секса.
– Зачем это тебе? – на выдохе спросила она.
– Странный вопрос. Поглядим, как люди балуются. Может, что-нибудь новенькое узнаем.
– Вообще-то я не сторонница подобных зрелищ. Но где-то должна быть старая кассета. Лет десять назад муж мой покойный у одного типа переписал. Для нас тогда все в диковинку казалось, все интересно. Только не знаю, найду ли ее.
Кассета нашлась. Старая, запыленная. «Sony», отличного качества.
Время не сожрало записи.
Охи, ахи, стоны, мелькание обнаженных тел. Великолепно сложенная красотка сидит на одном. Другой пристраивается к ней сзади. Ну просто невозможно глаз оторвать. И настроение от низа живота поднимается.
Стоп!.. Лицо красотки ему знакомо.
Александр Макарович учащенно задышал, планка сексуального возбуждения подскочила под потолок. Так и есть, это она, Настя. Только эта сучка могла довести его до такого сильного возбуждения.
Сначала он зверем набросился на лежавшую рядом с ним женщину. Овладел ею грубо и неистово. Как будто под ним лежала его приемная дочь.
– Знаешь, а такой ты мне даже больше нравишься, – польстила ему Ирина Викентьевна, когда он отстал от нее.
