Марк Фишер - Психиатр
Несмотря на облегчение, Томас в то же время ощутил досаду, оттого что напрасно беспокоился. Он также был слегка смущен, так как ему была видна обнаженная грудь Джулии, а поскольку глаза ее были закрыты, то он оказался в положении подглядывающего.
Конечно, он уже дважды видел ее обнаженной, но так как они, живя бок о бок на протяжении уже нескольких недель, до сих пор не стали любовниками, у него возникло впечатление, что он вторгается в ее интимную жизнь. В то же время Гибсон сознавал, что все это крайне возбуждающе.
Стоит ли ему оставить Джулию наедине с ее грезами или все же воспользоваться моментом, чтобы рассказать обо всем, что произошло с тех пор, как они расстались утром?
Он уже хотел было выйти из комнаты, когда она открыла глаза. Джулия не оказалась ни удивленной, ни шокированной, увидев его в своей комнате, не запахнула свой пеньюар, однако Томас не мог определить, что это — легкая провокация с ее стороны, или она просто не отдает себе отчета, что ее грудь наполовину открыта.
Одним глотком она осушила свой бокал и поставила его на круглый столик из канадской березы — темно-красный цвет выигрышно смотрелся на фоне зелени турецкого дивана — и адресовала Томасу манящую улыбку. Она явно была навеселе.
— Джулия, я волновался! Ты оставила дверь квартиры открытой.
Она, казалось, удивилась, но куда больше ее позабавила собственная небрежность.
— Я не знала, это, наверное…
Она собиралась сказать: «алкоголь», но, возможно, побоялась шокировать Томаса. Не будучи осведомленной обо всех его привычках и пристрастиях, она все же была в курсе, что он не был ярым приверженцем выпивки. Может быть, его разочарует тот факт, что она напилась посреди недели.
— Где ты была? Я пытался до тебя дозвониться после полудня.
— Я провела время с Катрин. Мы были в «Яйце».
— В кондитерской?
— Да, ей было грустно, и я подумала… Мы выпили немного шампанского. — Она подавила смешок.
— Да уж вижу. Она сейчас в клинике?
— Да, я отвезла ее туда около пяти или шести.
— Уже легче, потому что со мной сегодня днем стряслось нечто невероятное. — Он вкратце описал ей эпизод с грузовиками и продолжил: — Но это еще не самое интересное! Помнишь, ты недоумевала по поводу недостающей седьмой страницы отчета? Ну так вот, представь себе, ты напала на верный след: доктор Конвей призналась (хотя прямо она этого не сказала), что ее заставили — догадываешься кто? — изъять страницу. И она дала мне фотографии, пропавшие вместе с этой частью отчета.
Томас достал снимки из конверта и протянул Джулии. Когда та их увидела, радостное выражение тут же исчезло с ее лица, сменившись испугом.
— Что они с ней сделали? Она была… укушена? — осмелилась она наконец вымолвить.
— Да. Крысой. И представь себе, я знаю, кому принадлежала эта крыса.
— ?..
— Джозефу Харви.
— Критику?
— Да, я только что от него. Я проник к нему в дом и обнаружил там клетку, ту самую, что Катрин видела на вечеринке. У Харви есть две крысы, то есть это монгольские тушканчики.
— Это ведь разновидность крыс?
— Да, а еще точнее — именно та разновидность. Заключение судебно-медицинского эксперта, у которого я консультировался, точное. Катрин была укушена монгольским тушканчиком. Ты видишь этот волосок?
Джулия снова посмотрела на снимок, отвращение боролось в ней с возмущением.
— Так вот, — продолжил Томас, — это не волос, это ус крысы. Об этом говорится в заключении.
Он достал его из конверта и дал Джулии.
— Блоха? — удивленно сказала она, быстро его просмотрев.
— Да, специфический для тушканчиков паразит. Это позволило определить разновидность крысы.
Джулия положила отчет на столик рядом с пустым бокалом. Заметив, что ее пеньюар не завязан, она благоразумно его запахнула. Казалось, будто ее заставили спуститься на землю.
— Что же делать? — спросила она.
— Сейчас же звонить Полу. Катрин говорила, что Джозеф Харви держал в руке клетку. Эту самую клетку с крысами я видел у него в доме. А снимок подтверждает, что Катрин была укушена подобным зверьком. И потом, у меня есть экспертное заключение доктора Конзидини.
— Но это лишь косвенные улики.
— Посмотрим, что скажет Пол.
Он снял трубку телефона в комнате Джулии и набрал рабочий номер Пола. Не дождавшись ответа, он позвонил по его личному телефону, но никакого результата. Он положил трубку и разочарованно вздохнул.
Редко Джулия видела Томаса таким расстроенным и отчаявшимся.
Она подошла к нему. Может, ей обнять его и приободрить? Но тут Томас достал из кармана кассету с компрометирующими материалами, которую ему отдал Тамплтон при встрече у кабинета прокурора, и протянул ее Джулии:
— Тамплтон разрушил мое алиби! На этой кассете показания твоей матери. Она торжественно заявила, что вечером пятнадцатого июля разговаривала с тобой по телефону.
— Мне очень жаль, — протянула Джулия.
— Да нет же, это не твоя вина.
— Я совсем забыла об этом звонке. Этот Тамплтон в самом деле остервенел!
— Таким образом, теперь, если процесс по делу Катрин будет проигран, он тут же снова возьмется за расследование.
Повисла неловкая тишина, Джулия взглянула Томасу прямо в глаза с необычайной настойчивостью. В ее взгляде был вопрос, который он сразу прочел, вопрос, несомненно, важный не только для исхода процесса, но и для их отношений.
— Ты считаешь, что это я изнасиловал Катрин? — осмелился он выговорить.
Она секунду помолчала.
— Нет.
Однако Джулия все еще сверлила его вопросительным взглядом, но теперь она ждала ответа на другой вопрос. В комнате по-прежнему звучала услаждающе-мягкая чувственная музыка Марвина Гея.
Почти осязаемая тревога пронизывала воцарившееся молчание.
— Потанцуем, — сказала Джулия.
Не дожидаясь ответа Томаса, она повернула его к себе и обняла. Она прижималась к нему все теснее, по его телу пробежала горячая волна, которой он не стал противиться и сжал ее в страстном объятии.
Сбросив одежду, они направились к кровати. И вскоре уже слились с такой легкостью и непринужденностью, которая удивила и восхитила обоих. Они словно были созданы друг для друга во всех смыслах…
— Мне уже казалось, что этого никогда не случится, — призналась Джулия, выйдя в изнеможении из сладостного забытья.
— У меня такое впечатление, что до тебя я в жизни ни с кем не занимался любовью.
Говорил ли Томас искренне или хотел польстить ей? Однако Джулия тоже испытывала странное и волнующее чувство, словно в первый раз в своей жизни любила мужчину.
Несколько минут они просто смотрели друг на друга, не произнося ни слова, просто любуясь, на них действовали чары волшебного первооткрытия, к сожалению зачастую такого короткого. Может, на сей раз ощущение, рожденное любовью, будет длиться долго? В любом случае золото обещания, казалось, сияло в их восхищенных глазах.
Зазвонил телефон.
Это был Пол, вернувшись, он увидел номер телефона Джулии на своем определителе. Джулия передала трубку Томасу, и тот рассказал прокурору обо всем, что произошло днем, заостряя внимание на недостающей странице отчета, новых фотографиях и шокирующем заключении доктора Конзидини.
Тем временем Джулия принесла в комнату два бокала белого вина. Томас все еще говорил по телефону.
Она поставила бокалы с сотерном рядом с аппаратом, взяла мимоходом пульт дистанционного управления, включила телевизор и, убавив громкость, переключала с одного канала на другой, пока не наткнулась на репортаж из зала приемов большого отеля. Прием был устроен в честь одного известного нью-йоркского писателя, которому мэр вручал памятный знак в благодарность за его книги.
Перед входом в отель тянулась череда лимузинов, из них один за другим высаживались знаменитости, влиятельные бизнесмены, — одним словом, те, кто составлял высший свет Нью-Йорка.
В этот момент показали Губерта Росса, Гордона Степлтона и Вика Джексона, выходивших из длинного «мерседеса». Не хватало только Джозефа Харви, который не смог освободиться. По всей видимости, участием в этом событии, ярко освещаемом средствами массовой информации, обвиняемые хотели продемонстрировать свое единство и, особенно, уверенность в благоприятном исходе процесса.
Поскольку в настоящий момент их персоны привлекали к себе всеобщее внимание, журналисты поспешили к этой троице, впрочем, те тщательно выполняли предписания своего адвоката — Джексон лишь позволил себе сказать, что они стали жертвами чудовищного заговора и что их честь будет оправдана уже завтра.
Репортер дал комментарий:
— Завтра завершается знаменитый «процесс четырех» (это выражение — находка одного журналиста из «Нью-Йорк таймс» — в газетах уже склоняли направо и налево). Первые заседания выявили слабость и противоречивость доказательств обвиняющей стороны. Эксперты и юристы сошлись во мнении: показания мадемуазель Катрин Шилд, которые будут заслушаны завтра утром, должны быть поистине безукоризненными, чтобы обвинению удалось выпустить пар и убедить присяжных приговорить к тюремному заключению четверых членов общества, пользующихся заслуженной репутацией, на которых пало подозрение в невероятном групповом изнасиловании.
