Александра Маринина - Городской тариф
Настя собралась встать, но в это время завибрировал лежащий в ее кармане мобильник. Она посмотрела на дисплей, на котором высветился номер. Хвыля. Надо ответить, вдруг что-нибудь важное.
- Да? - вполголоса проговорила она.
- Это Хвыля. Мы опросили проводников. Канунникова опознали по фотографии, они его запомнили, потому что он предъявил билет до Варшавы, но сошел в Смоленске.
- Он как-то это объяснил проводникам?
- Они поляки, по-русски почти не говорят и вообще мужики не любопытные, ни во что не лезут. Захотел пассажир сойти - ну и на здоровье, имеет право. Билет они ему отдали.
- Как же вы с ними общались? - поинтересовалась Настя.
- Привезли польскую студентку из Института русского языка.
Значит, он сошел добровольно и даже забрал свой билет. Все правильно, так и должно было быть, потому что в Бресте пограничники билеты проверяют, и если оказалось бы, что у проводника лежит билет, а самого пассажира нигде нет, подняли бы тревогу. Ну, может, и не тревогу, но обязательно в каких-нибудь документах отметили бы. А в ответах, которые пришли с погранпунктов, четко сказано, что фамилия Канунникова нигде не мелькала. Если бы Олега убили и сбросили с поезда, билет остался бы у проводников.
И все-таки зачем он забрал билет? Настя мысленно попыталась поставить себя на его место. Вот она едет в служебную командировку поездом. На полпути что-то происходит, например, ей звонят и сообщают, что Лешка попал в аварию или кто-то из родителей серьезно заболел и находится в больнице в тяжелом состоянии. Она, конечно, выйдет на первой же станции и помчится назад, в Москву. Вспомнит она про билет в таких обстоятельствах? Ну прямо-таки! Хотя билет нужен обязательно, его по возвращении из командировки следует сдать в бухгалтерию для отчетности, таков порядок, заведенный еще при царе Горохе и никем не отмененный. Любая финансовая проверка обнаружит списание денег, и если под это списание не окажется билетов, бухгалтер поимеет кучу неприятностей. И потом, Настя, конечно же, начнет названивать домой и выяснять, что произошло. Возможно, позвонит на работу и скажет, что в командировку не едет, что должна вернуться… Нет, все это совсем не похоже на то, что получилось с Канунниковым. Он был совершенно спокоен, поэтому, как человек обстоятельный, не забыл про билет. Значит, сойти с поезда его вынудили не сообщением о какой-то беде, которая стряслась в Москве с кем-то из близких. Да это и глупо, ведь человек, имеющий мобильный телефон, всегда может перезвонить и перепроверить. Кто же позвонил Канунникову? И что ему сказали?
Ладно, пойдем дальше. Вот он сошел с поезда. Что он будет делать дальше? Это зависит от того, что ему сказали по телефону. Если сказали, что он должен вернуться в Москву, потому что в Варшаве изменились обстоятельства и поездка временно откладывается, то он пойдет в кассу вокзала узнавать, когда ближайший поезд до Москвы и есть ли на него билеты. Так, годится. Настя быстро записала на компьютере задание линейному отделу транспортной милиции на станции Смоленск-Центральный.
Какие еще могут быть варианты? Канунникову сказали, что в Варшаву нужно обязательно отвезти какие-то дополнительные документы, поэтому он должен сойти с поезда до пересечения границы, завтра ему таким же поездом подвезут документы и новый билет, и он спокойно поедет дальше. В этом случае ему пришлось бы искать место для ночлега.
Она снова повернулась к компьютеру и сформулировала задание для УВД Смоленска: гостиницы, таксисты, частный сектор сдачи жилья.
Еще один вариант: ему сказали, что на станции в Смоленске его будут встречать и куда-то отвезут. Ничего тревожного, просто так нужно для дела. Подписать что-нибудь или опять же дождаться завтрашнего курьера с документами и новым билетом. Тогда ни сотрудники гостиниц, ни таксисты ничего о нем не вспомнят. Разумно. Скорее всего, так и было. Его встретили, сразу увезли, на вокзале он лишней минуты не болтался, ни к кому не обращался, ничего не искал и не спрашивал, и никто его не заметил и не запомнил.
Итак, Олега Канунникова встретили, отвезли… и убили. Где-нибудь в знаменитых смоленских лесах. Вполне возможно, что труп еще не найден.
Настя быстро составила документы, распечатала и отнесла Большакову на подпись.
И только после этого почувствовала, что смертельно хочет спать. Она уже принялась собирать вещи и сладко мечтать о сне в мягкой постели, когда открылась дверь и появился следователь Давыдов.
- Хорошо, что я тебя застал. Я тут был по своим делам, дай, думаю, к тебе загляну. Поговорить надо.
Настя обреченно поставила сумку на пол и снова села за стол.
***Соня с нетерпением ждала, когда отец придет с работы, ей хотелось как можно быстрее начать воплощать в жизнь свой план. Опыта у нее было маловато, и ей не сразу удалось определить, что отец изрядно нетрезв.
- Привет, пап.
Она подставила, как обычно, щеку для поцелуя, но вовремя исправилась и сама поцеловала Павла.
- Ужинать будешь?
- Нет.
Он молча разделся, прошел в кухню, достал толстостенный стакан, вынул из шкафа бутылку джина и уселся за стол.
- Пап, когда мы завтра поедем? - спросила Соня, усаживаясь напротив него.
- Куда поедем?
- На похороны.
- Ты никуда не поедешь, - отрезал Павел. - Нечего тебе там делать. Ты останешься дома.
- Но как же, папа, - начала возражать девушка. - Как же ты без меня? Я же твой самый близкий человек.
Павел молча налил в стакан джину на три пальца, выпил одним глотком.
- Тебе нельзя выходить из дома. Если за тобой следят, то на похоронах тебя увидят и посмотрят, куда ты поехала потом. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?
В его голосе звучали неприкрытые злость и раздражение, и Соня испугалась, что делает что-то не так. В чем-то она ошиблась, не рассчитала.
- Прости, пап, я не подумала. Ты прав, конечно. Но так тоже нельзя.
- Как? - Он поднял голову и уставился на дочь мутными глазами.
И только тут Соня начала подозревать, что отец пьян. А может, это и к лучшему, мелькнуло в ее голове, пьяного легче раскрутить на обещания, а потом нужно только дожимать, мол, ты же дал слово, ты пообещал.
- Вот я буду тут сидеть, - осторожно, будто прощупывая болотистую почву, начала она, - день буду сидеть, два, три. Но я же не могу сидеть взаперти вечно, правда? Дело не во мне, я-то посижу дома, книжки почитаю, телик посмотрю, но ты каждый день будешь уходить на работу и думать, как я тут, не нашли ли меня, не пришли ли сюда. Ты же с ума сойдешь от волнения. А зачем тебе эти лишние волнения? У тебя и так горе, ты Милу потерял, тебе и без моих проблем тяжело.
- Это в первую очередь мои проблемы, - оборвал ее Седов. - Я твой отец и обязан позаботиться о твоей безопасности.
- Так я об этом и говорю, - подхватила Соня. - У тебя и без того полно забот. Я знаешь о чем подумала? Может быть, мне уехать?
- Куда?
- Ну, не знаю. Куда-нибудь подальше от Москвы, где меня не будут искать. Как ты думаешь?
- В деревню? - недобро усмехнулся Павел, - В глушь какую-нибудь? Неужели поедешь?
Ну прямо-таки разбежалась она ехать в деревню.
- Почему обязательно в глушь? - она передернула плечиками. - Можно же за границу уехать. В какую-нибудь страну, где с визами попроще. Я бы могла там пожить, пока все не выяснится, и как только ты позвонишь и скажешь, что можно возвращаться, я тут же прилечу. А, пап?
Он налил себе новую порцию, несколько секунд созерцал прозрачную жидкость в стакане, выпил.
- За границу, значит, хочешь, - невнятно пробормотал он.
Соня сочла благоразумным промолчать и оставить это замечание без ответа. Конечно, хочет. А кто не хочет? Вон девчонки из класса уже все съездили хотя бы по одному разу, а некоторых вообще возят каждый год, с самого первого класса. Только она одна как дура, не была нигде. Плохо, конечно, что она уже заводила с отцом разговор о зарубежной поездке совсем недавно, дней десять назад. Он об этом не забыл, как и о том, что отказал ей в довольно резкой форме. Плохо. Сейчас он будет думать, что Соня преувеличивает, давит на него, чтобы добиться своего.
- Ты думаешь, что сможешь одна жить за границей? Что ты будешь там делать?
- Ничего особенного, то же самое, что и здесь. Наберу чемодан книжек, учебники возьму, буду целыми днями сидеть в номере и заниматься. Ну, может, выйду куда-нибудь поесть и прогуляться. Но зато я там не буду бояться. Знаешь, как я трусила сегодня весь день? Только и делала, что прислушивалась, в дверной «глазок» смотрела, как слышала, что лифт на нашем этаже остановился. Ужас! Врагу не пожелаешь! Или в окно посмотрю - и мне кажется, что я вижу того дядьку, так я прямо холодным потом обливаюсь от страха.
Ей показалось, что она нашла верный тон, лицо отца смягчилось, и на нем проступило нечто похожее на жалость.
