Эдгар Френсис - Честь семьи Прицци
— А причем здесь мы? — спросил Энджело. — Возможно, это сделала другая семья, или независимая группа с целью получения выкупа. Но Прицци ничего неизвестно об этом убийстве. Наша семья не имеет никакого отношения к киднэппингу. У нас другой бизнес.
— Да, я знаю, — кивнул помощник комиссара. — Наркотики, займы, лошадки, спортивный тотализатор, рестораны, телевизионные перевозки. По-моему, два-три телевизора теряются во время каждого рейса. Ну, и так далее.
— Все верно, — согласился Энджело. — Это большие деньги.
— Сотни тысяч. Вы потеряете на этом сотни тысяч долларов. Ну и мы, конечно.
— Девидсон, — спокойно заметил Портено, — вы ведь и сами понимаете, что конкретно наша семья ничего не может сделать в данной ситуации. Сорок лет Прицци поддерживают деловые отношения с вашим ведомством, основанные на правиле: «Мы платим деньги, вы оставляете нас в покое».
— Однако и я ничего не могу сделать, Энджело, — покачал головой Девидсон. — То, что происходит, не зависит от моего личного желания. Сейчас задействован весь полицейский аппарат города. Все системы. Рано или поздно, но убийца будет найден, поверь мне. Независимо от того, хотят семьи этого или нет. Нейтралитет, сохраняемый полицией, нарушен. Мы на многое смотрели сквозь пальцы и не лезли в ваши дела, пока не были затронуты наши интересы. Чем больше давление вы попытаетесь оказать на нас, тем больше денег это вам будет стоить.
— Кому-то попала шлея под хвост? — спросил Портено.
— Слушай, Энджело, нам происходящее нравится ничуть не больше, чем вам. Мы тоже теряем, и не только деньги. Поверь, мне бы хотелось, чтобы все пришло в норму. Подобные ситуации не идут на пользу ни вам, ни нам. Но задета наша честь, как ты этого не понимаешь? И пока убийца не будет найден, ничего нельзя изменить. Ни-че-го. Передай это Доминику…
… К девяти часам вечера Франциск сделал для себя вывод: люди, живущие на Пет-стрит, отличаются редкой невнимательностью. На все его вопросы в основном отвечали односложно: «Ничего не видели». Правда, двое сообщили, что их разбудил громкий звук клаксона, но мало ли машин проезжает здесь? Они даже не подошли к окну, тем более, что на помощь никто не звал. А про убийство узнали утром, когда полиция уже оцепила половину квартала. Таким образом, потратив на разговоры три часа, Кунз знал ровно столько же, сколько в начале обхода, и не продвинулся в своем расследование ни на шаг.
Тем не менее детектив продолжал упорно обходить дом за домом, сетуя, если где-нибудь отсутствовали хозяева. Ему казалось, что именно они должны знать нечто, способное помочь в расследовании, однако, по странному стечению обстоятельств, все эти люди разом куда-то ушли.
Франциску повезло именно в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого. В предпоследнем от угла доме дверь открыла молодая симпатичная девушка. Отрекомендовавшись все тем же репортером «Лайф», детектив начал задавать свои обычные вопросы. Ответы, в общем-то, не отличались разнообразием. «Да, она была дома в тот вечер. Да, уже легла спать, но проснулась от звука клаксона. Нет, на улицу она не выглядывала, ничего не видела. Проверила, как себя чувствует дед, и вернулась в постель. Да, старик болен. Он попал в автомобильную катастрофу на Сан-Бернард хайвэй. Тело его парализовано, и он слепонемой.»
«Это и есть мой самый ценный свидетель, — невесело подумал детектив. — Парализованный, слепонемой старик».
— Он что, совсем не разговаривает? — спросил на всякий случай Кунз.
Девушка смутилась.
— Нет, ну… Дед «говорит» губами. Я понимаю его, научилась за два года. Но мне приходится каждые два часа подниматься, смотреть, как он себя чувствует. Днем с ним сидит медсестра из госпиталя. Пока я работаю.
— Понятно, — детектив вяло кивнул, уже размышляя, что же делать дальше. Наверное, самым правильным было бы отправиться в отель, спать. Решив, что это лучший вариант проведения времени хоть с какой-то пользой, он на всякий случай спросил: — Полиция, разумеется, уже допросила его?
— Я не знаю, — ответила девушка. — Меня не было дома. Они приходили, когда тут оставалась медицинская сестра. Если хотите, я могу спросить у него. Возможно, дед знает что-нибудь.
— Да, спросите, если, конечно, вас это не очень затруднит.
— Хорошо, — она кивнула. — Пойдемте вместе.
Господи, — думал Франциск, проходя через прихожую, — зачем я это делаю? Какой может быть толк от слепонемого паралитика? Боже, он ведь даже сказать ничего не может! Да и увидеть тоже. Я зря теряю время, — мрачно подвел он итог.
«Ладно, Франци, — сказал детектив сам себе. — Ты уже потерял столько времени, что лишние несколько минут не имеют большого значения. Успокойся. По крайней мере, у тебя будет чистая совесть». Они прошли через небольшую гостиную и оказались в комнатке, которая сразу напомнила Франциску больничную палату. В углу стояла застеленная кровать и небольшой столик, на котором мурлыкал приемник.
Старик сидел у окна в кресле-каталке и смотрел на улицу пустыми незрячими глазами. Руки его спокойно лежали на коленях, и вся фигура выражала покорность тяжелой судьбе. Плечи сгорбились, а грудь впала, что усиливало впечатление обреченности. Однако голова сидела на жилистой шее ровно. Седые пушистые волосы обрамляли лицо, густо изрезанное сетью морщин. Рот с нелепо алыми губами плотно сжат. Нос, довольно широкий, делал слепца похожим на Санта-Клауса. Брови, такие же седые, как и волосы, оказались удивительно тонкими, плавно изогнутыми. Вот только глаза, дымчато-серые, портили добродушного старика, придавая лицу жесткость.
— Дедушка, — мягко сказала девушка. — Не пугайся, это я.
В облике слепца что-то переменилось. Почти незаметно, но Франциск вдруг почувствовал, что тот слышит! И это было неожиданностью. Когда он осознал, что старик парализован, слеп и нем, в голове детектива обрел контуры образ человека, абсолютно отрезанного от внешнего мира темнотой случившегося с ним несчастья. И человек этот не мог ничего. Но при этом Кунз совершенно упустил из вида слух. Старик мог слышать!
«Однако, есть ли в этом толк? — подумал он. — Что с того, что он слышал, если, кстати, еще и слышал. Дом-то стоит в семидесяти ярдах от места убийства».
Девушка развернула кресло так, чтобы старик оказался лицом к Франциску. Слепой вдруг дернул головой и что-то беззвучно спросил.
— Это из журнала «Лайф», — ответила девушка на немой вопрос. — Он расследует убийство. Помнишь, я рассказывала тебе? Собирает материал для статьи.
Старик вновь зашевелил губами.
Надо сказать, зрелище выглядело довольно дико, и детектив почувствовал неловкость. Ему стало неуютно, захотелось извиниться и уйти.
— Он говорит, что полиция уже была здесь. Они пришли и сразу же ушли, даже не поговорив с ним.
Девушка взглянула на Кунза, словно ожидая вопросов.
«Не поговорив? — подумал он. — Я их очень хорошо понимаю».
— Простите, — начал Франциск, ощущая себя полным идиотом. — Вы… э-э-э… Господи, даже не знаю, как сформулировать вопрос…
Девушка улыбнулась уголками губ.
— Не смущайтесь.
— Да нет, дело нс в этом. Я хотел узнать… Э-э-э… Когда вы легли спать в тот день?
Слепой начал быстро шевелить губами.
— Он лег рано, — сказала девушка и добавила от себя: — Я обычно кладу его в девять, но оставляю приемник на столике. Дедушка любит музыку. Он играл на флейте раньше. Да… Вы понимаете?
— Да, конечно, — торопливо кивнул Франциск.
Ему стало ужасно неловко. Даже стыдно. Краска залила щеки, и он подумал, что, должно быть, сейчас очень похож на большой помидор.
— Но он долго не спит, — продолжала девушка. — Иногда до утра слушает радио.
— Ага, — согласился детектив. — Ну, может быть, вы слышали что-нибудь странное в тот вечер?
Кунз понимал дикость собственного вопроса. «Клаксон», — всплыло в голове. — «Звук клаксона». То же, что и все…
Слепец «заговорил». Губы его двигались с такой скоростью, что детектив, как ни старался, не мог уловить слов, кроме самых простых. Девушка же без труда «читала» их и произносила готовые фразы. В конце концов у Франциска появилась иллюзия, что говорит сам старик.
— Ровно в десять, — только передали точное время, — подъехал автомобиль.
(«Плимут», — поправил для себя Кунз.)
Это был большой рефрижератор, марки «Додж». Из тех, что огромны, как пульмановский вагон. У него барахлит один из клапанов в двигателе, и поэтому дедушка узнает его. Эта машина приезжает раз в неделю и остается здесь под окнами на ночь. Уезжает, как правило, в восемь утра.
— Постойте, постойте, — торопливо перебил ее Кунз. — А откуда вы знаете марку машины и о неполадке в двигателе?
— Он увлекался автомобилями и прекрасно различает их на слух, — объяснила девушка. — У него отличный музыкальный слух.
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
