Эллери Куин - Девять месяцев до убийства
— И что ты намерен делать?
— Я как раз собирался навестить ее, но тут заявился ты.
— Значит, так! — инспектор поднялся и взял у Эллери из рук дневник. — Поезжай. Насколько я понимаю, у тебя просто нет иного выхода, мальчик мой. В конце концов, она просила тебя об этом.
Эллери поднялся на ноги.
— Можешь прочесть рукопись, пока я езжу.
— Именно этим я и займусь.
Эллери поехал на север, в сторону Уэстчестера, по автостраде № 22 до Соммерза. На центральной развязке мелькнул мимо деревянный слои, напоминавший о том, что некогда здесь перезимовал цирк Барнулла и Бэйли. Проезжая Патнэм Каунти, он вспомнил героев революции, надеясь в душе, что все они пребывают в раю, в специальном героическом отделении.
Эти мысли пронеслись в голове у Эллери, не оставив следа. Единственное, что занимало его всерьез, — пожилая дама, к которой он ехал.
Предстоящая встреча не радовала.
Наконец, он свернул к одному из нарядных маленьких домиков, похожих на кукольные, вышел из машины и нерешительно направился к двери. На его стук дверь открылась сразу, будто пожилая дама стояла за ней и прислушивалась. А он-то слегка надеялся, что не застанет ее дома.
— Вы, должно быть, Дебора Осборн Спейн, — сказал он. — Здравствуйте.
Конечно, она была очень стара. По расчетам Эллери ей должно было быть под девяносто. Рукопись Ватсона не позволяла точно определить возраст, в каком она была тогда — в день, когда Холмс и Ватсон нанесли визит в замок герцога Шайрского. Ей вполне могло быть и девяносто с лишним.
Как и многие очень старые дамы, в особенности маленькие и круглые, она слегка напоминала печеное яблоко. Щечки ее мило порозовели от волнения. Ростом она была по грудь Квину — казалось, годы пригнули ее к земле. Только глаза так и сияли. Светлые и ясные, они просто не могли не сиять.
— Входите, мистер Квин.
— Вы не хотите называть меня просто Эллери, миссис Спейн?
— Я так и не смогла к этому привыкнуть, — сказала она, сопровождая его в уютную маленькую гостиную, столь же викторианскую, сколь турнюр под платьем королевы Виктории. Ему показалось, что он перенесся в Англию девятнадцатого века. — Я имею в виду, что так и не смогла привыкнуть к американскому обычаю быть запанибрата с первой минуты. Но если вам угодно, пусть будет — Эллери. Садитесь вот там, в кресло, пожалуйста.
— Да, мне так угодно.
Он сел и обвел взглядом комнату.
— Как вижу, вы бережно сохранили здесь собственный стиль.
Она села в мягкое кресло с высокой спинкой, которое, казалось, полностью поглотило ее.
— А что же еще остается старой англичанке? — сказала она с легкой улыбкой. — Я знаю, вам это покажется ужасным англофильством. Но так тяжело отрываться от собственных корней. Хотя, собственно, я хорошо чувствую себя здесь. Постоянно езжу к Рэйчел в Нью-Рошель и любуюсь ее розами. У меня есть все, что мне нужно.
— Значит, это была Рэйчел.
— Да, это она. Я попросила помочь мне.
— А мисс Хагер — это…
— …Моя внучка. Разрешите предложить вам чай?
— Пока не надо, миссис Спейн. Благодарю вас. Я просто переполнен вопросами. И самый первый…
Он сидел на самом краешке кресла, стараясь не помять обшитый кружевами чехол.
— Вы видели его. Вы были знакомы с ними обоими. Холмс. Ватсон. Как я вам завидую!
Дебора Осборн Спейн обратила мысленный взор в далекое прошлое.
— Это было давным-давно. Но я, конечно, вспоминаю о них. О взгляде мистера Холмса, остром, как бритва. Он был таким сдержанным и тактичным. Я уверена, ему было неловко, когда я взяла его за руку. Но он отличался необычайным вниманием к людям. И оба были такими джентльменами. Конечно, я, тогда еще маленькая девочка, запомнила их великанами, ростом под небеса. В известном смысле они такими и были.
— Можно спросить — как к вам попала рукопись?
— После того, как доктор Ватсон завершил ее, мистер Холмс передал дневник семье Осборнов. Он доверил ее нашему семейному адвокату. Добрая душа, с какой преданностью он пекся о моих интересах! Незадолго до смерти своей, когда я стала уже взрослой, он сообщил мне об этой рукописи. Я попросила, и он прислал ее. Фамилия его была Доббс. Альфред Доббс. Я очень часто вспоминаю его.
— Почему вы так долго колебались, миссис Спейн, прежде чем сделать тот шаг, который вы сделали?
— Называйте меня, пожалуйста, бабушка Дебора. Так меня зовут здесь все.
— С удовольствием, бабушка Дебора.
— Я и сама не знаю, почему так долго ждала, — сказала старая дама. — Идея моя заключалась в том, чтобы попросить знающего человека доказать то, в чем я была убеждена. Этот замысел родился давно, но конкретных очертаний долго не приобретал. В последнее время у меня появилось чувство, что нужно поторопиться. Кто знает, сколько мне еще отмерено? А я хотела бы умереть со спокойной душой.
Просьба, прозвучавшая в этих словах, заставила Эллери тотчас же перейти к делу.
— Причина, по которой вы решили послать мне рукопись, как я полагаю, заключена в самой этой рукописи?
— Верно. Между прочим, мистер Эймз признался Рэйчел, что вы послали его на поиски.
— На поиски, — улыбаясь, сказал Эллери, — которые увенчались успехом, хотя и не тем, которого я ожидал.
— Благослови его, Господи! Пусть они будут счастливы, оба! Я знаю, что он ничем не помог вам, Эллери. Но я была убеждена, что вы меня найдете с той же легкостью, с какой мистер Холмс нашел владельца хирургического набора. Но мне бы все же хотелось узнать, как именно вам это удалось.
— Очень просто, бабушка Дебора. Мне с самого начала было ясно, что отправитель — человек, лично заинтересованный в раскрытии этого дела. Потому я позвонил одному из своих друзей, специалисту по генеалогии. Он быстро выяснил, что вы, уехав из замка герцога Шайрского, отправились в Америку, под покровительством той ветви вашего рода, которая живет в Сан-Франциско. От Гранта я узнал фамилии четырех юных дам, и был уверен, что одна из них рано или поздно объявится. В 1906 году вы вышли замуж за Берни Спейна, а дальше мой эксперт по генеалогии проследил все до свадьбы вашей дочери. Я глянул и просто поразился — оказывается, ваша дочь нашла себе мужа по фамилии Хагер. Что и требовалось доказать.
Улыбка его вдруг сменилась выражением озабоченности.
— Вы устали. Мы можем поговорить и в другой раз.
— Да нет же! Я чувствую себя хорошо!
Молодые глаза ее умоляюще поглядели на Эллери.
— Он был удивительным человеком, мой отец. Доброжелательным, мягким. Он не был чудовищем! Наверняка не был!
— Может быть, вы хотите прилечь?
— Нет, нет. Не лягу, пока вы не скажете мне…
— Тогда откиньтесь поудобнее в вашем кресле, бабушка Дебора. Расслабьтесь. А я буду рассказывать.
Эллери взял морщинистую старческую руку в свои и начал повествование. Его речь текла плавно и монотонно, под мерное тиканье больших часов в углу.
Маленькая слабая рука время от времени сжимала руку Эллери. Потом ослабла и недвижно замерла хмежду пальцами Эллери, будто осенний листок.
Какое-то время стояла тишина. Потом открылась дверь, и в гостиную еле слышно вошла немолодая женщина в белом домашнем платье.
— Она заснула, — прошептал Эллери.
Он мягко опустил морщинистую руку бабушки Деборы ей на грудь и на цыпочках выШел из комнаты.
Женщина проводила его до дверей.
— Меня зовут Сьюзен Бейтс. Я забочусь о ней. В последнее время она засыпает так все чаще.
Эллери кивнул.
Он вышел из домика, сел в свою машину и поехал назад, в Манхэттен, чувствуя, что неимоверно устал. Да. Он ощущал себя очень старым.
Дневник по делу Джека ПотрошителяПоследняя запись. 12 января 1908 года
Я не понял Холмса. Должен признаться — пока он долгое время пребывал за границей, я, не заручившись его предварительным согласием, привел в порядок свои записки по делу Джека Потрошителя, изложив все в виде связного повествования. Двадцать лет минуло с той поры. Уже девять лет как новый наследник, дальний родственник, принял титул герцога Шайрского. Причем, смею добавить, наследник этот проводит в Англии лишь ничтожно малую часть своего времени, и высокий титул, кажется, особенно его не заботит, равно как и достославная история его рода.
Во всяком случае, мне показалось, что сейчас самое время рассказать миру правду о деле Потрошителя — о деле, занимающем в истории криминалистики место ничуть не менее достославное, — разумеется, если позволительно так выразиться, а также об усилиях Холмса, направленных на то, чтобы покончить с кровавым террором этого чудовища в Уайтчапеле.
По возвращении Холмса в Англию я постарался привлечь его внимание к этой теме, причем использовал все отпущенное мне создателем красноречие. Но получил твердый отказ.
— Нет, Ватсон. Не станем тревожить мертвых. Человечество ничего не выиграет от публикации этой истории.
