Татьяна Светлова - Голая королева
Она с удовольствием выбралась на улицу и на следующий день, ловя умирающее предзимнее солнце, разбаловавшее москвичей в начале октября.
Они с Андреем красивая пара. Она это чувствовала вчера всеми порами кожи, читала во всех взглядах, и даже слух ее уловил чей-то скупой выдох: « красивая пара»…
Конечно, Андрюша очень хорош собой. Эти чудные глаза с длиннющими темными ресницами, эти завитки каштановых волос, которые она так любит пропускать меж пальцев… Да и она — красивая девушка! Идешь по улице — и все тобой любуются. Ну и что, что зависть? Она бы и сама на их месте завидовала! А вон и тот парнишка, в кепи с длинным козырьком, который так косился на нее три дня назад: снова косится!
Впрочем, кажется, не он: у того усиков не было, а у этого есть… да и кепи, вроде бы, не такое… Но это не имеет абсолютно никакого значения, главное — что и этот глаз от нее отвести не может! Естественно, ведь на ней сегодня новая короткая юбка, с этой дивной маечкой, которая чуть-чуть, самую малость приоткрывает верх груди; сверху шелковистая легкая куртка — она распахнута, и на шее маленький шелковый платочек… А духи — что за запах, с ума можно сойти!
Лина не смогла сдержать улыбку: парнишка этот какие-то листовки раздавал прохожим, но так на Лину засмотрелся, что раздавать перестал. Руку кому-то протянул, — она так и повисла в воздухе. Ну не надо уж так сильно волноваться, молодой человек, подумаешь — красивая девушка, если из-за каждой столбенеть, так и в столб превратиться можно! — снисходительно подумала она и улыбнулась.
Молодой человек с усиками спохватился, отдал прохожему листок, и прямиком устремился к Лине.
— Для такой красивой девушки — самая лучшая реклама! — бодрым и неожиданно тонким, ломким голосом выкрикнул он. Покопавшись в пачке, вытянул из нее один листок и вложил в руки Лины. Мельком глянув на какое-то очередное «самое лучшее — у нас», она мило улыбнулась ему и пошла дальше, чувствуя спиной, как паренек еще долго провожал ее взглядом…
Ей повезло, что она не обернулась и не увидела этот взгляд, скрытый, к тому же, темными очками. Иначе бы сбежала без оглядки и потом долго бы еще просыпалась по ночам от кошмарных снов. Столько звериной тоски и безумной, самоубийственной страсти-ненависти было в этом взгляде…
Лина готовила ужин к приходу Андрея с небывалым вдохновением. Она научилась готовить, и все ей удавалось необыкновенно быстро и вкусно. Тарелки больше не бились, сама она больше не падала — она летала, она порхала, она чувствовала за спиной крылья…
Жизнь, как Жар-птица, разворачивала перед ней свои перья во всей их блистательной красе. Казалось, счастье ее не имело пределов; каждое мгновение ее существования, каждая клеточка ее тела были напитаны счастьем. Если бы так продолжалось всегда!
Но почему бы и нет? Почему счастью не длиться? У них с Андреем есть все для этого!
Да, но где-то существует Муж. За которым она замужем. Который имеет какие-то права на нее…
Какая чушь! Почему это он имеет права на нее? Потому, что он муж?
Взгляд ее упал на открытку, которую она сегодня опять нашла в двери: волк положил свою большую остроухую голову на спину волчице и смотрел в объектив желтыми глазами, будто говоря: моя самка, не подходи!
Вот, — сказала себе Лина, — правильно! Мы же не волки! Мы же люди!
Мы можем объясниться, поговорить…
Нам нужно договориться о разводе, только и всего!
От этой мысли ее передернуло. Страх, который она испытала тогда, в магазине, когда Муж примерещился ей через стекло витрины, снова нахлынул на нее.
Лина вытерла мокрые руки, и, пытаясь унять противную слабость в коленках, села на стул, обхватив себя руками, будто защищаясь…
Чего она, собственно, так испугалась? Ну, пусть даже там был и Муж.
Не бандит же, не маньяк какой-нибудь, — муж! Всего-навсего. Ничего страшного.
Уважаемый человек, между прочим, директор издательства. Чего же бояться-то?
Он ей, конечно, не нравится. Она его находит неприятным. Она его не любит. Но это не значит, что надо впадать в панику при его виде. Она не должна себя чувствовать перед ним виноватой: действительно, не ее ведь вина, что у нее амнезия, что она его забыла, и что теперь она его не любит. Не может любить: она любит другого. Она любит Андрея…
Что ж, он должен это понять. Он, наверное, умный человек, раз в его годы он уже директор такого большого, солидного издательства!
Вот, отказалась слушать доктора Паршина, теперь гадай — что за человек ее муж… А согласилась бы слушать доктора — никогда бы Андрея не встретила! Так что все к лучшему в этом лучшем из миров… Где-то она эту фразу слышала… Или читала? Неважно. Важно то, что все не так уж страшно на самом деле.
Воодушевленная этой простой мыслью, Лина вскочила, схватила открытку с волками, выбросила ее в ведро — чтобы этот безнадежно жесткий звериный взгляд не мешал ей обдумывать ее человеческие дела, — и зашагала по комнате, сплетя руки на груди и сосредоточенно разглядывая заляпанный краской старый паркет. В туманном стекле зеркала, синхронно с ней, маршировало ее отражение, и она иногда останавливалась, чтобы на него взглянуть, словно ища у него поддержки своим рассуждениям. Отражение угодливо поддакивало.
Действительно, если подумать… Если подумать хорошенько, то совершенно очевидно совершенно простое и совершенно необходимое решение: надо с ним поговорить. По-хорошему так, без паники, спокойно. Все ему объяснить. Не будет же он, в самом деле, настаивать, чтобы она с ним жила, раз она его не любит! Он, в сущности, не должен держать на нее обиды: она его не бросила, она ему не изменила — она его забыла! Это разные вещи. И ничего не поделаешь, даже если ему это и неприятно, даже если ему это обидно — это факт, и надо, чтобы он посмотрел, наконец, этому факту в глаза.
Именно! Страх надо прогнать, надо встретиться, во всем разобраться с ним вдвоем. Можно к нему самой поехать, так даже лучше: придет к нему, как солидный человек, уверенный в себе — обсудить кое-какие дела…
Он, наверное, теряется в догадках — куда она делась? Может, ищет.
Может, даже в милицию заявил… Но она приедет к нему домой; не станет же он милицию вызывать, правда же? Он сам говорил, что не хочет ее в лапы милиции отдавать, правильно? Так что она ничем не рискует. Придет, как солидный, взрослый человек, который не прячется от него, трясясь от страха, а открыто является, чтобы все по-хорошему, цивилизованно обсудить…
Адрес она знает. Приедет; все объяснит; все уладит, договорится, чтобы он ее не искал, милицию не беспокоил и на возврат их отношений не рассчитывал… Может, даже о разводе можно поговорить…
Решено. Она с ним встретится. Она готова. Она не боится его. Вот так вот. Пора этому положить конец. Завтра же.
Завтра.
«Пора этому положить конец» — думал Алекс, глядя невидящим взглядом в разложенные на его столе бумаги, которые секретарша принесла ему на подпись.
— «Нужно открывать карты. Наши отношения вполне определились, Лина теперь не испугается. Она будет просто смеяться, как смеялась тогда, когда узнала, что я и есть тот директор, к которому она приходила наниматься секретаршей».
Он восстановил на работе свой обычный ритм, дел накопилось множество, и теперь жизнь в мастерской Андрея, отсутствие той устроенности, организованности быта, которая позволяла ему не тратить время попусту, ему мешало. К тому же Алекс не любил врать, обман создавал у него ощущение дискомфорта, и раз в нем отпала необходимость, ему хотелось с ним поскорее покончить, поставить точку и перевернуть страницу.
Пора, сказать Лине правду, пора! Она уже готова к тому, чтобы ее услышать. Может быть, даже сегодня.
Сегодня вечером.
… Все. Пора этому положить конец. Приехали, дальше ехать некуда, конечная, «просьба освободить вагоны…» Когда Филипп увидел Алю вместе с Алексом, у него от ненависти перехватило дыхание, от бессильной ярости закружилась голова, от желания перегрызть на месте обоим горло скрутило сердечную мышцу. Ему и в самом деле стало не на шутку плохо — безумно плохо оттого, что он не мог это сделать прямо сейчас.
Отказавшись от помощи прохожего, он доплелся до какого-то двора, где отсиживался час, приходя в себя. А придя в себя, он понял: все, больше он ждать не может. Если в ближайшие дни Аля не будет с ним, он просто погибнет.
Умрет.
Сдохнет.
Но только вместе с ней. Он, уходя из этой жизни, не оставит Алю ненавистному Алексу.
Волк унесет свою хуторянку с собой…
И если не в лес — то в смерть.
На следующий же день он передал ей в руки рекламный листок, на обороте которого он нацарапал несколько слов. Таких слов, которые должны ее заставить подчиниться его воле, когда он придет за ней назавтра.
А он придет назавтра. Он предстанет перед ней снова Мужем. И она не сможет не последовать за ним.
И, если он не увидит ее на улице, то он поднимется в квартиру. Днем она дома одна.
