Данил Корецкий - Смягчающие обстоятельства
— Ну ладно. — Зотов рассматривал шнуры вместе и по отдельности, сравнивал длину, толщину и другие, известные только ему параметры, морщил лоб, хмурил брови, но сделать выбор не мог и вновь положил шнуры на пол.
— Интересно, как он починил свой автоответчик?
Выставив массивный, обтянутый вылинявшим трико зад, Зотов склонился над аппаратом, чем-то щелкнул, послышался характерный звук движущейся ленты.
— …Ты даже этого не смог сделать! Я буду молчать, мне ни к чему скандал, думаю, у тебя хватит ума…
Злой женский голос был мне знаком, я бы вспомнил, кому он принадлежит, если бы послушал еще немного, но Элефантов вихрем влетел в комнату, отшвырнул Зотова в сторону и выключил магнитофон.
— Какого черта! Ты мне все испортил! Я не закончил ремонт, а теперь надо все начинать заново!
По ярости Элефантова я понял, чей это голос.
— Ничего ему не сделалось. Серый, давай посмотрим, — растерянно бубнил Зотов, но Элефантов не желал его слушать.
— Ты нашел, что хотел?
— Они все не подходят: один короткий, у другого вилка плохо припаяна… Знаешь что, дай паяльник, я быстренько поправлю.
По лицу Элефантова было видно, что сейчас он сделает нечто страшное, но тут, к счастью, зазвонил телефон.
— Меня нет, — быстро сказал толстяк. — Я только что ушел домой.
Элефантов снял трубку.
— Да, у меня, — он мстительно улыбнулся. — Передаю…
Грушевидное лицо Зотова обмякло.
— Сейчас иду… У него не было подходящего, пришлось искать, подбирать, чинить… Да, домой… Нет, больше никуда… Нюсь, а Нюсь…
— Уже положила…
Испуг прошел, и Зотов говорил как ни в чем не бывало.
— Дай мне тот шнур, что я первым смотрел. Раз такая спешка — больше ничего не придумаешь.
Толстяк неуклюже выкатился из комнаты.
— Посмотрите в окно, не пожалеете, — сказал Элефантов.
Мы вместе пронаблюдали, как Зотов выскочил из подъезда, дернулся было к беседке, где забивали «козла», но, влекомый неведомой силой, протрусил мимо, рысцой пересек двор и скрылся за углом.
— Живет и доволен жизнью…
Я почувствовал, что настроение у хозяина испорчено, и не стал спрашивать про устройство к лодочному мотору Громова. В конце концов, сделать это никогда не поздно.
Вечером, как договорились, мы встретились с Ритой. В свое оправдание она сказала, что пошла со мной к Рогальским «для установления контактов», так как Галина обещала помочь ей разменять квартиру.
— Не могу же я вечно жить с родителями! А разъехаться на хороших условиях тяжело. Пообщались для дела, ничего страшного, не понимаю, почему ты вдруг встал на дыбы!
— «Для дела»! Ко мне на правах друга приходил Семен Федотович, просил уладить его неприятности!
— Кстати, Галина мне об этом говорила. Ты можешь что-нибудь сделать?
— Уже сделал. Дал коленом под зад и выбросил из кабинета.
Рита надулась.
— Не исключено, что она так же поступит со мной.
— Может, прикажешь «для дела» влезть в грязные махинации твоих приятелей?
— Галина сказала, что там недоразумение с документами, надо просто объяснить…
— За такое «недоразумение» положено лет десятьпятнадцать. И помогать в этих делишках я никому не намерен. Даже ради твоей квартиры.
— Ладно, не сердись, — Рита взяла меня под руку, плотно прижалась, заглянула в лицо. — Я же не знала, что это так серьезно. Больше никогда не обращусь с подобными просьбами, обещаю.
— И вообще держись подальше от этой публики. Их взаимные услуги, встречные уступки засасывают, как болото. Дашь палец — руку откусят.
— Хорошо, милый, — кротко согласилась она.
Мы гуляли по набережной, поужинали в крохотном кафе у самой воды, потом поехали ко мне — родители были в отпуске.
И все же в наших отношениях что-то изменилось. Но что?
Обдумывать это мне было некогда, потому что перипетии расследуемого дела вытесняли из головы все остальное.
— Значит, ты его подозреваешь? — спросил Зайцев, рассматривая чертеж глушителя.
— Прямых данных по-прежнему нет, но… Чувствую, что он как-то причастен к этому выстрелу. Может быть, не в качестве главной фигуры, но все-таки…
— Почему не главной?
— Нет мотива. Просто так положительный человек, научный сотрудник, автор изобретений, статей и т.д., и т.п., не станет лезть на башенный кран и палить в сослуживицу из винтовки с самодельным глушителем. Не станет, и все тут!
— Это верно.
Следователь раскрыл картонную папку, перелистнул несколько страниц.
— Давай твои протоколы — подошью в дело, — скучным голосом сказал он.
И невыразительно продолжил:
— Ты знаешь, что у него произошло с женой? Нет? А я узнал. Влюбился он внезапно! Горячая любовь, безумная страсть — настолько, что решился бросить семью! А от сильных чувств к поступкам из ряда вон выходящим — один шаг!
— Даже к покушению на убийство? Трудно поверить. Не тот человек!
— Кстати, многие допрошенные отмечают, что он сильно изменился в последнее время. Очень сильно.
Зайцев опять полистал дело, нашел нужный лист, с расстановкой прочел:
— Элефантова трудно узнать, иногда создается впечатление, что он превратился в другого человека.
Следователь захлопнул папку.
— Вот в каком направлении нам придется работать. Почему он так изменился, чем вызвано происшедшее с ним превращение?
И самое главное: на что способен новый, изменившийся Элефантов?
Глава четырнадцатая
ПРЕВРАЩЕНИЕ
После близости с Марией все изменилось. Исчез сгибающий в три погибели гнет, стало легко дышать, жизнь снова наполнилась смыслом. Элефантов расправил плечи, ощущая, что к нему вернулась былая энергичность и уверенность в себе. За неделю он разобрал гору накопившихся бумаг: возвращенные на доработку статьи, отклоненная заявка на изобретение, черновики неоконченных работ, беглые заметки по проведенным опытам. Еще недавно ему казалось, что справиться со всем этим будет невозможно и за полгода.
Наконец-то он сделал то, что давно собирался: отыскал и склонил к сотрудничеству раздражительного и нелюдимого Пореева, которого все считали сумасшедшим или шарлатаном, потому что он уверял, будто умеет читать чужие мысли. Но он не был ни тем, ни другим. Уровень биопотенциала Пореева оказался в восемь раз выше, чем у любого из наугад выбранных полутора десятков человек. Полуинтуитивные догадки подтверждались практически. Теперь следовало проводить сотни контрольных измерений, экспериментировать, расширяя состав контрольной группы, активно искать других, подобных Порееву уникумов. Предстояла огромная, дьявольски интересная и чрезвычайно перспективная работа, справиться с которой в одиночку, полукустарными методами Элефантов не мог.
Он подготовил подробную докладную записку в министерство, аргументированно обосновал необходимость организации отдела по проблемам сверхчувственной связи. Директор поморщился, покачал головой:
— Уж больно здесь мистикой попахивает. Смотри, Сергей Николаевич, не навреди сам себе. Курочкин и так тебя алхимиком выставляет, да и бывший начальник, Кабаргин, считает авантюристом. Защитился бы на своем энцефалографе, положение приобрел, а потом…
Но докладную подписал.
Итак, все шло хорошо, все получалось и удавалось. Наступила полоса везения, и Элефантов не сомневался: удачу ему приносит Мария. Она же — источник вдохновения, муза, способствующая его творчеству. Он хорошо спал, часто снилась Мария, и сны эти были легкими, радостными и приятными.
Они встречались несколько раз в неделю, и каждый раз Элефантов волновался, отправляясь на свидание. Он обнаружил, что для него стало потребностью дарить Марии цветы, причем только такие, которые ее достойны.
Приторно красивые каллы отвергались, как неискренние, восковые лилии — как ненатуральные, георгины казались слишком печальными. И если не было достаточно свежих и красивых роз излюбленного им сорта, Элефантов покупал естественные и милые ромашки либо махровые с горьким ароматом гвоздики. Ярко-красные или снежно-белые. Полутонов и оттенков он не признавал.
По дороге он внимательно осматривал встречающихся женщин, сравнивая их с Марией. И сравнения были явно не в их пользу. Мария никогда не наденет желтые туфли под зеленое платье. Не будет зевать и лузгать семечки на улице. Не станет перекрикиваться с подружкой через дорогу. Разве что вот эта стройная девушка в джинсовом костюме и красивых солнцезащитных очках… Но когда они поравнялись, Элефантов заметил, что умопомрачительные босоножки открывают давно не мытые ступни, и брезгливо передернулся. Представить, чтобы Мария легла в постель, не вымыв ноги, было, конечно, совершенно невозможно.
Несомненно, Нежинская — необыкновенная женщина. Хотя и довольно своеобразная. Она ничего не рассказывала о себе, и он знал о ней очень мало.
Она не ходила в театры, редко бывала в кино. Мало читала. Не боялась пьяных и темных улиц. Принимала как должное комплименты и знаки внимания. Никогда ни на что не жаловалась и ни о чем не просила. Никогда не говорила: «Я люблю тебя».
