Кирилл Гольцов - Дом на цилиндрах
— Скорей бы уж! — вздохнула Виолетта и обернулась в сторону добротной, обитой металлом двери.
На самом деле весь дом состоял из старых неровных металлических щитов, покрытых ржавчиной, снова навевающих мысли о необитаемости и заброшенности этого места. На солнце всё вокруг раскалилось, и я ощущал такой жар, словно слишком близко подошёл к печке в парилке. Неужели внутри может действительно кто-то быть? Девочка громко чихнула, и я вздрогнул.
— Извини, этот запах дыма просто невыносим! — произнесла она и шмыгнула носом.
В самом деле, пожалуй, никогда ещё я не испытывал такого желания оказаться под прохладным душем. Кажется, что пот — это всего лишь малая проблема, а вот впитавшийся и словно натёрший тело какой-то смазкой смог причинял самые нестерпимые страдания. Он душил, стягивал и создавал ощущение чего-то гадкого и грязного, как прикосновение к чему-то отвратительному и нестерпимому. Тем не менее о прохладном душе, как о награде, стоило сосредоточиться потом, а пока…
— Идём! — я решительно повёл Виолетту к двери, чувствуя, что ребёнок старается идти как можно медленнее и сильно оттягивает назад мою руку, за палец которой держится так крепко, что он онемел. — Ничего не бойся. Мы вместе!
— Я всё равно не могу ничего с собой поделать… — прошептала девочка.
— Знаю, милая, но попытайся, пожалуйста! — я грустно улыбнулся и взялся за круглую, чуть вогнувшуюся внутрь ручку, ожидая, что сначала меня обдаст жаром, а дверь окажется просто закрытой.
Однако ни одно из моих предположений не оправдалось. Я почувствовал приятную прохладу и очень легко распахнувшуюся необычайно толстую дверь, за которой шло нечто вроде небольшой площадки с лестницей. И тут сразу понял, что имела в виду Виолетта, когда говорила о том, что у неё здесь что-то случилось с глазами. Окружающее выглядело смазано, неправильно и как-то неопределённо. Мои глаза, и без того утомлённые дымом, заныли, и я поскорее извлёк из кармана привезённые Аней очки, напялив их на скользкий от пота нос. И в тот же миг всё стало таким, как должно быть. Правда, лёгкая размытость осталась, да и дым здесь клубился так же, как и на улице, однако теперь помещение превратилось в самое обычное и не вызывало неприятных ощущений.
— Ой, опять мои глазки болят! — вскрикнула девочка, и я хотел было дать ей свои очки, но потом отдёрнул руку и сказал:
— Знаешь, милая, мне необходимо точно видеть, что происходит, иначе мы вполне можем оказаться в беде. Ты же тут всё уже посмотрела, поэтому, может, закроешь пока глазки, а я тебя поведу…
Про себя я подумал, что, возможно, оно и к лучшему: чем меньше ребёнок увидит лишнего, тем спокойнее всё переживёт. В свою очередь, теперь я мог достать пистолет, чтобы быть готовым к любым неожиданностям.
— Я готова! — пискнула Виолетта, и я увидел, что девочка смешно сморщила личико, плотно-плотно зажмурив глаза.
— Вот и хорошо. Тогда давай осторожно пойдём!
Мы миновали невысокий порог и оказались в просторном зале, стены которого были покрыты чем-то вроде пробковых панелей. Спустившись на восемь ступенек вниз по прижатой к стене пологой лестнице, я увидел в полу справа большую дыру, закрытую решёткой из толстых прутьев, а впереди шёл ряд колонн, казалось, разбросанных в случайном порядке. Между ними виднелось нечто вроде балкончиков или переходов, кажется, уходящих бесконечно вдаль. Помещение мягко освещалось чем-то рассеянно-белым, но никаких ламп видно не было. Здесь стояла тишина, но особой прохлады не чувствовалось — скорее, температура была именно такой, о которой принято говорить комнатная.
— Есть что-нибудь? — прошептала девочка и прильнула ближе к моей ноге.
— Пока всё в порядке и никого нет. Но, думаю, мы именно там, где надо… — ответил я и тут увидел кого-то, сидящего на полу и опирающегося на колонну.
Что-то в этом образе было мне знакомо, но сказать подробнее оказалось сложно. Снизу свет был совсем рассеянный, да и туман, слегка клубящийся вокруг, видимости не улучшал. Тем не менее, почувствовав, что наконец-то появилась хотя бы одна зацепка, я осторожно начал подходить к этому человеку, направив пистолет в его сторону. Однако когда, обогнув колонну, я разглядел, кто это, необходимость в применении оружия явно отпала: передо мной была Аня — мёртвая и просто кем-то прислонённая к колонне. Она выглядела примерно так же, как и в последний раз на дороге, сбитая машиной. Только в скрюченных пальцах белел клочок бумаги, явно предназначенный для нас. А для кого же ещё?
Я наклонился и попытался выдернуть послание из мёртвых пальцев с облупившимся бардовым лаком на до сих пор красивых ногтях, но чуть было не разорвал её. Тогда мне пришлось тихо попросить Виолетту освободить мою вторую руку, уцепившись пока за ногу, и только тогда я смог высвободить то, что, возможно, и стоило девочке жизни немного позднее. Меня что-то сильно толкнуло и, потеряв равновесие, я рухнул на одну из колонн. Попытка уцепиться и удержаться на ногах успехом не увенчалась. Мои пальцы скользнули с неприятным скрипом по влажной ровной поверхности, и я распластался на полу, с ужасом почувствовав, что обе мои ноги свободны, а следовательно, мы с Виолеттой расстались. Несколько мгновений мне ещё казалось, что ничего страшного не произошло, — просто оступился, упал и очень даже хорошо, что ребёнок успел вовремя отскочить в сторону, и я его не придавил. Но, вскинув голову, я тут же увидел именно то, что, казалось, предчувствовал и больше всего опасался.
— Привет! Вот наконец-то и ты! — усмехнулся Хельман, блеснув очками, без усилий удерживающий брыкающуюся девочку и сильно прижимающий к её голове дуло короткого автомата: — Ты пришёл немного позже, чем мы ждали, но это, конечно, ничего не поменяло.
— Сейчас же отпусти её…
Я медленно поднялся на ноги и тут понял, что пистолет, выскочив из моих рук во время падения, находится вне моей досягаемости. Конечно, на ноге был закреплён второй, но уж слишком очевидным было бы моё движение, чтобы ускользнуть от взгляда противника. В любом случае он успеет убить ребёнка до того, как я получу шанс с ним разделаться. А это самая последняя вещь, которой бы мне сейчас хотелось.
— Нет, так не пойдёт, к тому же прочитай то, зачем нагибался… — Хельман звякнул каблуками по той самой решётке над чёрной пропастью, сразу обратившей моё внимание. — Любопытство хорошая штука, но, бывает, до добра не доводит. Правда, в твоём случае, к счастью, это не касается тебя лично.
Я хотел что-то возразить, но потом раздражённо развернул белый лист и увидел небрежно написанные от руки два слова: «Развязка сейчас». Потом мне показалось, что ниже, как на бирке, была проставлена цена: жизнь девочки. Но, моргнув, больше я этого не увидел и сразу решил действовать как можно аккуратнее, не зная, что ещё задумал Хельман.
— И что это значит?
— Больше никаких шарад и игр. Ты пришёл к финишу и, надо сказать, в весьма приличной форме!
Мои глаза пульсировали и, несмотря на относительную чёткость всего вокруг, противник и пытающаяся освободиться девочка казались призрачными, уже не имеющими отношения к этому миру существами. Наверное, точно так же я выглядел в глазах Хельмана и, возможно, это в какой-то момент и сыграет мне на руку.
— Тогда скажи главное, зачем всё это и что ты от меня хочешь? — произнёс я и покачнулся, проверяя, насколько хорошо держат меня ноги. Оказалось, что даже лёгкой боли от недавнего падения я не ощущаю, а значит свободен в своих действиях.
— Не могу, потому что не знаю ответа!
— Тогда кто же?
— Я! — раздался сзади хриплый и какой-то дребезжащий голос, и мне показалось, что Хельман, как и я, вздрогнул.
Даже Виолетта перестала сопротивляться и, замерев, ожидала продолжения. На некоторое время наступила тишина, и я медленно обернулся. На некотором удалении, опираясь на один из балкончиков, стоял пожилой мужчина в больших очках на манер пенсне, но, как я сразу невольно отметил, с обычными стёклами. Как видно, от этого он не испытывал никакого дискомфорта, и это мне почему-то не понравилось. Невольно подумалось о том, что случись что-нибудь при падении с моими очками, я буквально потерял бы возможность видеть происходящее и действовать.
Мужчина был одет в простую клетчатую рубаху — не новую, а, судя по обтрепавшимся концам воротника, совсем дряхлую. Линялые синие джинсы и какие-то несуразные ботинки на ногах невольно напомнили мне что-то, связанное с больницами или реабилитационными центрами. В общем, самый обычный современный пенсионер со скромным достатком и своими чудачествами, если говорить об очках. Я не знал его имени, ни разу не видел и поэтому неожиданно почувствовал себя более раскрепощённым, чем если бы столкнулся со знакомым, но неожиданно проявившим себя таким образом человеком.
Поэтому, сглотнув, я спросил:
