Игорь Тихорский - Ангел Бездны
Сазонов мог лишь догадываться, что высокий чиновник был абсолютно уверен в своей безопасности и безнаказанности всего, что бы он ни предпринял.
Старший следователь заканчивал работу над рапортом, когда в дверь кабинета постучались.
Вошел оперуполномоченный 5-го участка города. Сазонов мельком видел его однажды этажом ниже в Управлении во время инструктажа, который проводил с милиционерами патрульно-постовой службы и участковыми. Звали его Николай Васильевич, и запомнился он Сазонову, потому что задал тогда несколько толковых вопросов, на которые, впрочем, в то время не смог ответить и сам Михаил Логинович.
Николай Васильевич вошел и остановился у дверей в нерешительности, как бы опасаясь, что получит нагоняй за несвоевременное появление в кабинете начальства.
— Проходите, Николай Васильевич, — пригласил его Сазонов. — С чем пришли?
— У меня письмо вам, — начал участковый. — Я не решался беспокоить вас. Мало ли психов нынче письма в милицию пишут, но решил, может, что важное. Больно посетитель странный. — Он вынул из внутреннего кармана форменного кителя пакет и протянул его Сазонову.
Следователь взял конверт, повертел его в руках, но распечатывать не стал. Он вызвал экспертов, отдал им пакет, участкового попросил не уходить, подождать в приемной.
Через пятнадцать минут конверт вернули. Пиротехники с уверенностью утверждали, что взрывчатки нет.
Сазонов вскрыл пакет. Внутри оказалось несколько листков, исписанных мелким неуверенным почерком. Первые же строчки изумили и насторожили следователя.
«Господин майор! Вам, наверное, кажется, что Вы вот-вот поймаете меня! Напрасный труд, напрасные надежды!
Признаю, Вы со своими людьми проделали большую работу. То, что Вам удалось найти деньги и обнаружить часть моих людей, Вас должно тешить. Я же считаю это вызовом! Да, да, Вы, майор, бросили мне вызов!
Погибших людей мне не жаль. Они были винтиками в моей машине, но они принадлежали мне! Были моими союзниками и соратниками. Их гибель — на Вашей совести, майор! Поэтому я говорю: Вы бросили мне открытый вызов, и я принимаю его!..»
Сазонов оторвался от письма, подошел к дверям, выглянул в приемную. Участковый сидел на скамейке для посетителей. Следователь позвал его:
— Николай Васильевич, зайдите ко мне, пожалуйста!
Участковый поднялся, с готовностью вошел в кабинет и остановился в ожидании вопросов.
— Пожалуйста, садитесь, — пригласил Сазонов. — Мне бы хотелось кое-что выяснить в связи с этим письмом. Скажите, вы можете дать словесный портрет того человека, который оставил конверт?
— Могу, конечно, — с готовностью сказал участковый. — У меня в кабинете светло, я сижу спиной к окну, свет падает прямо на посетителя.
— И как же он выглядел, этот незнакомец?
— Разрешите, товарищ майор, я все по порядку расскажу?
— Конечно. Давайте по порядку.
— Значит, так. Я только-только закончил разговаривать с парнишками, которые в анархистов играют. Посоветовал им вести себя потише, потому что в противном случае их родителям придется за покореженное общественное имущество большие деньги платить… Их на моем участке…
— Про анархистов потом расскажете, Николай Васильевич! Ближе к делу, пожалуйста!
— Так вот, только я закончил с ребятишками беседу, вошел этот. Я у него спрашиваю: «Вам что, гражданин?» Он молчал, пока ребята не вышли. Потом подошел к столу и положил передо мной конверт. «Передайте, говорит, письмо старшему следователю Сазонову. Это очень важно!» Я говорю, отнесите, мол, сами. Тут всего-то пара остановок на автобусе. А он говорит: «Мне некогда, и в Управление меня, при нынешних строгостях, скорее всего, не пустят. А письмо важное для всех и в первую очередь, говорит, для самого Сазонова». Я говорю, ладно, мол, отнесу, когда буду в Управлении. Он поморщился и говорит: «Хорошо бы побыстрее». Я, честно сказать, рассердился: «Я, говорю, не курьер. Когда смогу, тогда и отнесу».
— Внешность-то, внешность! — поторопил Сазонов.
Участковый взглянул на следователя укоризненно: «Я, мол, стараюсь подробнее, а ты мешаешь». Потом продолжал:
— Роста он среднего, на вид лет тридцать, лицо… обычное… по форме, пожалуй, больше округлое. Нос прямой, глаза… темно-серые, волосы каштановые, зачесаны назад…
— Во что одет был?
— Рубашка темно-синяя, летняя куртка, брюки серые. Обувь я не разглядел.
— И что же дальше?
— Прошу прощения, товарищ майор, в каком смысле?
— Ну, оставил он письмо, попросил передать его — и что? Вы не попросили его предъявить документы?
— Я спросил его, ответ куда посылать? Он сказал, что ответа не нужно, он хочет добровольно помочь следствию. Тогда я спросил паспорт, он сказал, что документы у него в машине. Я хотел выйти вместе с ним, чтобы заодно посмотреть на машину, какой марки и так далее… Нам говорили, что вы «ауди» ищете. Но он выскочил из кабинета, а когда я вышел, его уж и след простыл…
— На машине уехал? Какой марки?
— Не разглядел. Не успел. Видел, что иномарка, а какая?… Честно говоря, для меня все иномарки на одно лицо. Да и далеко уже она была, в смысле, машина… Но, может, он и не на авто уехал.
— Как так? Он же сказал, что у него в машине документы?
— Сказал. Но ведь мог и соврать. Выскочил и свернул в какую-нибудь парадную. А машина просто мимо случайно ехала.
— Тоже верно… Ну спасибо. Посидите пока, Николай Васильевич. Может быть, еще понадобитесь.
— Слушаюсь. — Участковый вышел.
Сазонов продолжил чтение.
«…Хочу открыть перед Вами карты, майор. Не все, конечно, только некоторые. Остальные войдут сами по себе в игру, когда придет на то время. Итак, кое-что Вы обо мне знаете. Я действительно служил в Монголии, дезертировал и пешком пришел в Гималаи. Там жил у монахов в монастыре. Они меня, чтобы китайские гебешники не нашли, переправили далеко в горы. Попал я в самые что ни есть тайные и святые места. Монастырь мой, возможно, был одним из тех, что входят в число монастырей Шамбалы. (Надеюсь, Вы знаете, что это страна, откуда идут все знания человечества.)
Там я получил не только тайные знания, но и умение с этими знаниями обращаться.
Когда в России началась заварушка, я решил вернуться. Во-первых, подумал, что могу помочь людям, во-вторых, честно скажу, стал скучать по родным местам. Но под своим именем возвращаться поостерегся.
Приехал в Амурский край, выправил там липовые документы, которые от настоящих не отличить, и приехал сюда, в Межинск. Решил, что здесь меня никто и никогда не найдет.
Потом мне откровение было. Привиделась пещера, и в ней священный идол. Я эту пещеру отыскал, совершил обряд, и Бафомет начал мне помогать…»
Сазонов оторвался от письма, поднял трубку внутреннего телефона. Когда ему ответил один из свободных в этот момент сыщиков, Михаил Логинович попросил его зайти к нему. Потом позвал участкового. Когда опер пришел, Сазонов представил его участковому и сказал:
— Николай Васильевич, отныне и до моего приказа вы с лейтенантом Арьевым будете неразлучны. Мне не хочется, чтобы неизвестный, приславший это письмо, попытался убрать вас.
— А зачем я ему нужен? — удивился участковый.
— Есть у меня предположение, исходя из содержания письма, что человек, передавший конверт, очень недоволен нашей деятельностью. Возможно, что покушаться он станет на любого служителя закона.
— Слушаюсь, товарищ майор, — ответил участковый, хотя было видно, что ему хотелось возразить майору.
Но Сазонов дал понять, что ему некогда спорить. Следователь и сам понимал, что вероятность нападения на скромного участкового милиционера ничтожно мала, тем более что последний исполнил просьбу и доставил письмо адресату. Но Сазонову хотелось избежать любой случайности, потому что создавалось впечатление: опасности подвергается жизнь каждого, кто так или иначе сталкивался по жизни с Одержимым или Ангелом бездны, как он сам себя называл.
Если в первые минуты, начав читать, Сазонов еще предполагал, что письмо написано Кашириным, то теперь после слов о Гималаях, пещере и Бафомете не сомневался, что таинственный Ангел бездны объявился перед ним собственной персоной. Пока, правда, заочно, прислав гонца со своим посланием, но кто знает, не появится ли сам, во всем своем демоническом обличье.
Вполне возможно, что описание, которое дал участковый, лишь внушено ему гипнотически и Ангел бездны для следующего появления выберет совсем другую внешность…
«…Я не являюсь представителем толпы, — читал дальше Сазонов. — Я отношусь к повелителям. Характер, майор, есть лишь совокупность личностных наклонностей, причем эти наклонности регулируются внешними влияниями. Добавьте сюда некоторую долю глупости и даже идиотизма — и Вы получите портрет обывателя, среднего человека. Если же очистить мозг от внешних условностей, избавить его от идиотизма, получится моя личность. Я способен не только абстрактно спорить с условностями общества, но и активно бороться, изменять общественные установки и отношение к категориям ДОБРА и ЗЛА.