Вячеслав Денисов - Доклад Генпрокурору
Кряжин сглотнул сухой комок.
– Давай постепенно, Виктор Кузьмич, чтобы меня удар не хватил. Кто у тебя?
– Один из оперов из сто двадцать третьего, – сказал Сотников.
– А кто в реанимации? – щеку Ивана Дмитриевича чуть тронул нервный тик, и он по привычке пожевал губами.
– Второй опер из сто двадцать третьего.
Кряжин дотянулся до стакана и вылил внутрь себя его содержимое. Значит, Смайлов мертв...
– Виктор Кузьмич, Смайлов – стрелок из джипа. Это он убил Оресьева. Теперь понимаешь, почему я не хочу возвращаться? Я останусь здесь, в Тернове, попрошу выслать мне трудовую книжку и остаток дней проведу на свежем воздухе. Что с Семиряжской?
– Жива-здорова. Но недельный запас корвалола у бригады «скорой помощи» выпила. Смайлова она не узнает, говорит, ранее никогда не видела, за исключением того случая, когда он прибыл к дому после обнаружения трупа в джипе двенадцатого июня.
«Она бы его и не узнала», – медленно проползло в голове следователя. Все, что Семиряжская могла опознать, это серый пиджак и черные брюки, в которых ходит треть мужского населения Москвы.
Кое-как попрощавшись, Иван Дмитриевич отключил связь. Редко случается, когда в ходе расследования убийства по заказу обнаруживается исполнитель. Еще реже, когда исполнитель указывает на заказчика. Почти никогда не происходит так, что до суда доезжают все, но за всю практику Кряжину еще ни разу не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда есть заказчики, но уже никогда не будет исполнителя. И в этом случае заказчик пошлет следствие подальше, и будет, между прочим, абсолютно прав. Его алиби подтвердит полусотня человек, а то, что где-то кто-то кого-то завалил, с момента смерти исполнителя перестает иметь для него значение. Мало ли кто что на предварительном следствии наговорил. Кряжин – здоровый, запугал, надавил физически... И я-де поплыл, сдался, уступил силе. А сейчас, перед лицом гуманного и справедливого суда, говорю открыто и честно: «Мне Оресьев братом был, и попроси он, я сам бы вместо него умер. А вы говорите – я заказал... Маразм какой-то. Нас в Думе мало, так и эту малость хотят извести через прокуратуру. В каком, говорите, французском городе находится международный суд по защите прав человека?..»
– Мне сейчас можно смело выходить на лавку и прилюдно пить пиво, – пробурчал Кряжин. – Моя жизнь им уже не нужна. Напротив, Вадим, она им сейчас ой как нужна. Беречь будут, лелеять. А состав со взрывчаткой – ерунда. Отскочат.
Пащенко не выдержал. Эпизодические рассказы Кряжина были красочны, но по причине отсутствия связующих моментов не укладывались в голове терновского прокурора в единую картину. Частичные репродукции, фрагменты, склеить из которых мозаику он был не в силах из-за скрытности московского следователя. Авторитаризм в расследовании Пащенко ценил, тайну следствия и сам почитал, как таинство брака, однако его люди шерстили цементный завод в Тернове в связи с убийством депутата Государственной думы в Москве, работа проделана немалая, и он уже имеет право хотя бы на малую толику той информации, коей владеет Кряжин. Он не выдержал и спросил:
– Когда ты расскажешь мне фабулу так, как ты ее себе представляешь, Иван? Я все понимаю, но пора, мне кажется, пора... Все равно цементный завод и убийство объединять под твоим началом придется, так не пора ли?
– Никаких больше секретов, Вадим, – Иван Дмитриевич шел по улице, смотрел на свои появляющиея и исчезающие при ходьбе носки туфель и был похож на человека, который прожил жизнь. – Ваш завод – конкурент аналогичного предприятия, выпускающего продукцию у самых границ с Закавказьем. По логике вещей именно он должен был получить государственный заказ на поставку материалов в потрепанный войной регион. Но конкурс выиграл Тернов. Удивительного в этом мало, потому как связи руководителей завода с руководителями в Москве гарантировали безболезненное участие в конкурсе, как в «проходном» матче. Перевозки по стране за счет государства – весьма выгодное предприятие, и, как ты сам мог убедиться, этой льготой ребята из «Отчизны» и директорат в Тернове пользовались на всю катушку. Но этого мало. Жизнь требует больших расходов, значит, нужны дополнительные средства. Что у нас ныне в цене? Автобизнес, наркобизнес и торговля оружием. Последнее дело из этого списка самое прибыльное. Не случается ни волокиты, ни простоя. Оружие ныне в цене.
До момента возникновения этой темы, как я понимаю, и сопредседатели «Отчизны», и весь директорат Терновского цементного завода находили общий язык легко. Роли были распределены, и каждый отвечал за свой участок работы. Каргалин и Рылин готовили базу в Думе, находили нужных людей, крепили связи. Харин отвечал за общение с Тыликом из Госкомстроя, Фелофьянов и Зайкин рулили заводом и подготавливали переправку взрывчатки в железнодорожных составах.
– Выпадает одно звено, – воспользовавшись паузой, заметил Пащенко. – Чтобы гексоген переправить, его нужно где-то достать.
– А зачем его доставать, если его можно изготовить прямо на предприятии? – рассмеялся Кряжин. – Ты видел десятый цех на вашем цементном заводе? Если так, то должен был обратить внимание на ряд моментов. Во-первых, он расположен в доброй сотне метров от кучно стоящих близ узкоколейки цехов. Зачем строить дополнительный цех, если он не выдает и сотой доли общего объема продукции? Нерентабельно это, Вадим Андреевич. Однако директор Харин идет на эти очевидные расходы. Второе. Это единственный функционирующий цех на заводе, где нет цементной пыли. Третье. На стенах десятого цеха я насчитал двенадцать огнетушителей, когда в других, по площади превышающих этот в десятки раз, от силы – четыре. Ну, и, наконец, последнее. Зачем десятый цех нужно было обвешивать проволочным блокпостом и держать при нем трех волкодавов? Это единственное место, откуда красть цемент невыгоднее всего. Самая дальняя часть территории завода. Да и содержание кобелей гораздо дороже, чем унесенный ночью мешок цемента. Так что, Вадим Андреевич, взрывчатку тут не достают. Ее тут делают.
– Тогда я не понимаю, как со всем этим связана смерть Оресьева, – признался Вадим Андреевич.
– Не понимаешь, потому что не владеешь промежуточной информацией, – ответил Кряжин. – Признаться честно, я ее в полном объеме тоже не имею, а потому действую на догадках. Одна из таких догадок привела к гексогену. Помнишь, я кричал на складе: «Где оно»? Я думал об оружии, ошибся, но почти угадал. Такой вот парадокс. И Харин это понял, потому и схватился за сердце. А что касается Оресьева, то, мне думается, тему переправки на Кавказ взрывчатки он не просто не одобрял. Узнав о планах коллег по бизнесу, он стал с ней бороться. Думаю, какую-то роль в этом сыграло прошлое Оресьева. Как-никак, бывший военный, видел смерть, горе. И, потом, я говорил тебе о письмах Оресьева в прокуратуру, в которых он просил проверить деятельность «МИРа». По всей видимости, соблазнившись большими деньгами, коллеги по бизнесу Павла Федоровича пару рейсов на Кавказ прокрутили без его участия. Он был слишком озабочен делами в Думе, чтобы предполагать нечистоплотность своих сотоварищей. Ты видел костюмы Каргалина, Рылина, Харина и всех остальных? А обувь? Часы? Все настоящее, от производителя, по нашим с тобой меркам баснословно дорогое. Когда же я «поднимал» труп Оресьева, то обнаружил, что туфли его побывали в ремонте и не первой недели носки, костюм куплен, скорее всего, в сомнительном магазинчике за сомнительную цену. Малая деталь, а, если вдуматься, дорогого стоит.
Чтобы не возбудить подозрений относительно вспышек новых взрывов в Чечне и Дагестане, Каргалин и Рылин замутили мозги Оресьева и сумели доказать ему, что подрывы связаны с «мирцами». Я проверял, Вадим, и знаешь, что самое интересное?
Кряжин указал рукой на лавку посреди темного сквера и скинул с плеч пиджак.
– Самое интересное, это умение правильно пользоваться принципами формальной логики. Я перечел письмо Оресьева, там указаны даты взрывов в Махачкале, Грозном, Моздоке... Всего около десятка. И указаны даты отправки мелких партий цемента завода на юге – конкурента вашего завода. Иначе говоря, завода Ежова и Пеструхина, что руководят «МИРом». Представляешь, они совпадают! За четыре месяца, с января по май, по датам совпали все взрывы. Поставка – на следующий день взрыв. А когда я негласно запросил отчет о поставках завода «мирцев», меня даже пошатнуло от ловкости Каргалина и Рылина. Дело в том, что мелкие партии цемента завод Ежова и Пеструхина отправлял каждый день. Ловишь тему?
Оресьев был слишком озабочен делами в палате, чтобы выяснять такие тонкости. Он написал письмо в прокуратуру, которым занимался старший следователь Любомиров. В ответ «мирцы» предприняли демарш и направили Любомирову кассеты с записью, где «Отчизна» братается с главой Терновского избиркома. Словом, начались дрязги.
