Владимир Свержин - Марш обреченных
Оператор смеривает взглядом помещение и всех присутствующих в нем. Привязка к местности прошла. На всякий случай, традиционный вопрос:
– Где я?
– В больнице, дорогой мой, в больнице. Прямо с кладбища вас сюда и привезли. На вид – такой здоровый человек, что это вам взбрело в голову в обморок падать? Хоронили кого-то?
– Да… – шевелит губами наш «больной», – Дорогого человека.
– Понятненько. Ну ничего, ничего. С вами-то, во всяком случае, ничего существенного. Переутомление плюс солнечный удар.
– Как давление? – обращаюсь я к медсестре.
– Сто на пятьдесят.
– Ай-ай-ай, маловато. Ну ничего, пару дней полежите, встанете на ноги. А сейчас давайте заполним карточку. Имя, фамилия, отчество? – кладу перед собой грязно-отксереный формуляр. – Мелочь, но в нашем деле – мелочь решает все. Чем больше достоверности, тем больше шансов на успех.
– Красильников, Геннадий Анатольевич, – диктует оператор. Имя, скорее всего, вымышленное, а может, быть и нет, чем черт не шутит.
– Адрес?
– Самаркандский бульвар.
Проверим, дорогой ты наш, проверим. Хотя я больше чем уверен, что вешаешь ты нам лапшу на уши немилосердно. Оно, в общем-то, и понятно. Незачем всякому встречному поперечному доктору знать ни кто, ни что.
– Место работы, должность?
С местом работы тоже все понятно. Институт, название которого на трезвую голову и не выговоришь. Младший научный сотрудник. А в «Ауди», стало быть, за нами старшие научные сотрудники рванули?
– Год и дата рождения?
– 1967 год, 3 января.
Вот здесь, похоже, не обманул. Впрочем, кто его знает? С официальной частью покончено. Углубляюсь в историю болезни. Дадим время нашему клиенту собраться с мыслями, оценить обстановку.
– Доктор, а нельзя ли мне дома отлежаться?
Волнуешься? Оно и правильно. Начальство уже, наверное, с ног сбилось, тебя разыскивая.
– Дома? – не отрываясь от письма, пожимал плечами я. – Можно, конечно, и дома. Но я вам не рекомендую. Случай у вас не опасный, но запускать, тем не менее, не следует. Болезнь лучше предупреждать, чем потом с ней бороться.
В душе «пациента» борются противоречивые чувства. Если бы он мог, дал бы по уху недогадливому лекарю, выскочил в окно, и бегом-бегом докладывать начальству о случившемся. Да в том-то вся и беда, что не может он этого сделать. Средство, которое у него в крови гуляет, прежде, чем на стол наших корифеев-отравителей попало, веков пять на востоке использовалось. Им там животных для султанских зверинцев глушили. Тигр, скажем, после такой дозы еще бы неделю в состоянии нестояния находился. Так что, дня три-четыре подгибающиеся коленки и ватность во всем теле любезнейшему Геннадию Анатольевичу обеспечены.
На лице у «больного» глубокая задумчивость. Надо что-то делать. Как-то дать о себе знать. Бросаю ему соломинку:
– Вы один живете?
– С женой. – В глазах его появляется плохо скрываемая радость. Поймал, поймал. Умница ты мой.
– Наверное, надо оповестить её, где вы находитесь. А то она уже наверняка волнуется.
– Да. Если возможно, телефон…
– Телефон в другом конце корпуса. Вам самому не дойти. Если хотите, давайте номер, я позвоню.
Задумчивость на лице.
– Там новостройка. Телефон ещё не поставили. – Вяло оправдывается мой собеседник. – Если вас не затруднит, я дам вам рабочий телефон моего соседа, он передаст.
С сомнением гляжу на часы. Предусмотренный трудовым законодательством рабочий день уже подошел к концу, но будем считать, что сосед господина Красильникова работает сверхурочно.
– Ладно, – соглашаюсь я, – Давайте соседа.
Вот они, заветные семь цифр! Вот они – тройка, семерка, туз! Знаем мы этот телефончик. В служебном справочнике ФСБ видели. Он там за отделом наружного наблюдения закреплен.
– Кого спросить?..
– Петра Филипповича.
– Хорошо, – киваю я головой.
Оператор удовлетворенно прикрывает глаза. Ай да молодец! Выкрутился. Обманул фраера ушастого. Ну что ж, теперь самое время моей второй помощницы. Роль, что называется, «кушать подано». Вот она выплывает, лебедь белая.
– Павел Петрович, главврач вас к себе требует.
– Хорошо, скажите, что я сейчас буду.
Роль окончена.
– Ниночка, * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *натольевич, выздоравливайте. После еды вам непреодолимо захочется спать. А когда вы проснетесь, к общей слабости прибавится частичная амнезия. Под страхом смертной казни вам не удастся вспомнить события сегодняшнего дня. Уж не обессудьте, господин Красильников. Вы сами взялись играть в эти игры. Вас никто не принуждал.
* * *– Эй-эй! Куда ты лезешь?! – дежурная по станции выскочила наперерез нарушителям из своего застекленного аквариума.
– Мамаша!.. Ну что вы, в самом деле, шумите? Я что, пытаюсь украсть ваши турникеты? – Детина, косая сажень в плечах, бережно поддерживая за плечо своего приятеля, широко и добродушно улыбнулся дежурной. – Ну, выпил человек немножко, ну, разморило его на солнышке. С кем не бывает? Что же ему по этому поводу, дома не ночевать?
– Меня это не интересует. Такси берите, – не унималась командирского вида мамаша. – А будите буянить – милицию вызову.
– Тю, зачем нам милиция? – в руке громилы появилась смятая купюра.
– Стой, Колян, держись, браток! – прислонившийся к нему приятель, едва удерживал вертикальное положение. – Мамаша, я же по глазам вижу, что вы добрая женщина. Неужели мы с вами не договоримся?
– Не положено пьяному в метро, – заметно смягчилась дежурная.
– Да разве ж он пьяный? Он усталый, – детина незаметно всунул «фантик» в карман форменной тужурки.
– Фу, как спиртягой прет. Ладно. Только чтоб тихо мне, – женщина потрясла пальцем перед носом возвышающегося над ней «братана».
– Заметано.
Станция метро «Курская» несмотря на поздний час, была довольно многолюдной. Однако в вагоне сочувственно настроенные мужики потеснились, освобождая место беспробудно пьяному собрату. Тот обвел пассажиров мутным взглядом и рухнул на скамью, уронив рядом с собой на пол кожаную сумку. «Кранты камере!» – вздохнул про себя его провожатый. И синий поезд метро повез «оператора» в бесконечное путешествие по кольцевой линии. Майор Валерий Пластун вышел на «Парке Культуры».
Глава 3
Ну что ж, господа «мушкетеры», пора подводить первые итоги. Как говорил император Наполеон, закладывая два пальца за лацкан своего любимого серого егерского мундира: «Ввяжемся в драку, а там разберемся!» Хорошо бы, конечно, знать, что думал на эту тему старик Кутузов. Увы, флегматичный фельдмаршал не утруждал себя изречением афоризмов, оставляя нам самим домысливать мнение победителя.
С дракой у нас все в порядке. Можно не сомневаться, что наружка уже поставлена на уши нашей милой проделкой. А что в наших закромах? Твердая уверенность в том, что против нас работает ФСБ. Немало, но в общем-то и немного. Топтуны, как известно, народ подневольный, и, как бы не беспокоила нас слежка, инициатива, скорее всего, исходила не от них. От кого же? Это ещё надлежало выяснить. Все, что у нас имелось на этот момент – кассета с записью похорон и номер телефона некоего Петра Филипповича. Расклад, конечно, ещё тот, но играть все таки можно. Ключевая фигура на данном этапе – «сосед Красильникова». Судя по всему, какой-то значительный чин в наружке. Информация о заказчике вчерашней видеосъемки должна проходить через него. Как говорил медвежонок Винни Пух: «Дерево само жужжать не может. А зачем тебе жужжать, если ты не пчела?»
«Петр Филиппович, Петр Филиппович, как бы нам с вами познакомиться поближе? Я вполне допускаю, что вы даже нормальный профи. Мастер своего дела. Только вот дело у вас такое малопрестижное и в рекламе не нуждающееся. Конечно, если хорошо поискать, то подход найти можно. Одна беда – времени нет. Что ж, придется настоять на личной встрече», – сопровождаемый такими грустными мыслями, я миновал скучающих у крыльца каменных львов и направился в наш сектор.
Слава Бирюков полудремлет в широком кожаном кресле, по-американски положив ноги на журнальный столик. Судя по груде окурков, образующих небольшой курган в пепельнице около компьютера, ночь он провел в трудах. Как и все сотрудники Центра, капитан Бирюков попал сюда по личному распоряжению Николая Михайловича, проводившего в жизнь волю Андропова. До этого он работал в контрразведке. Не совсем обычное занятие для выпускника КВИРТУ[8], но факультет, выпускающий спецов в области технической разведки, высоко котировался во всех учреждениях, имевших отношение к «борьбе под ковром». Что, в конечном счете, и привело талантливого офицера-технаря в стены барского дома на Остроженке. Здесь во всю богатырскую ширь развернулись и другие таланты этого молодого дарования. Что, в общем-то, и понятно. Когда генсек Андропов вручал карт-бланш генералу Рыбакову на формирование нашего спецподразделения, он как раз и подразумевал возникновение такой организации, в которой таланты ряда великолепно обученных людей были посвящены единой цели – неминуемой и бесповоротной победе в тайной войне. И если Советскую Армию можно было сравнить с разящим копьем, а КГБ с мечем, защищающим и карающим, то мы должны были стать стилетом, от короткого и незаметного удара которым не спасает никакой доспех. Видимо, мысли об этом преследовали Юрия Владимировича Андропова ещё во времена его работы послом в Венгрии. С блеском расправившись с попыткой венгерского народа под руководством Имре Надя совершить побег из социалистического лагеря, он, как никто четко уразумел банальную истину, что деморализация или уничтожение в нужное время и в нужном месте немногих лиц, направляющих и контролирующих ход событий, приводит к тем же результатам, что и массированное военное вторжение, но с куда меньшим шумом и затратами. Сменив пост посла на должность председателя КГБ, он энергично, хотя и по возможности скрытно начал проводить в жизнь политику непрямого давления, управления при помощи скрытых рычагов и тайных пружин. Поэтому предложение полковника Рыбакова, только что оставившего должность резидента КГБ в Вашингтоне и бывшего теперь одним из руководителей внешней разведки, пришлось как нельзя кстати.
