Наталья Александрова - Перстень Калиостро
Когда я была беременна Лешкой, на последних месяцах я невероятно много спала.
Я могла заснуть когда угодно и где угодно, утром поднять меня раньше двенадцати было невозможно. Поэтому, когда я просыпалась, в квартире никого не было, кроме бабы Вари. С ней-то я и общалась поздними зимними утрами.
Баба Варя приходилась моему мужу двоюродной бабкой, и в семье все считали ее немного «ку-ку». Я вползала в ее комнату в халате, сонная и толстая, как слон, садилась в кресло и снова незаметно задремывала под ее бесконечную фантастическую болтовню, которую никто всерьез не воспринимал. Она ставила передо мной чашку чаю, банку варенья, и я, просыпаясь от своей спокойной мечтательной дремы, лезла ложкой прямо в банку и слушала ее байки.
Баба Варя рассказывала, как когда-то она работала в цирке: то ли ходила по канату, то ли ездила на высоком одноколесном велосипеде, то ли все сразу. Это было на самом деле — ее комната была вся увешана старыми цирковыми афишами, и на некоторых снизу мелкими буквами стояло ее имя. Но вот все остальное в ее рассказах было чересчур цветисто, чтобы быть правдой.
Она бесконечно рассказывала о каких-то необычайных любовных приключениях, о потрясающих зарубежных гастролях, о валявшихся у ее ног князьях и графах… В молодости она была красива — несколько старых фотографий стояли у нее на этажерке, — она и сейчас еще сохранила яркие выразительные черты, ее большие карие глаза казались на смуглом морщинистом лице необычайно молодыми. Но какие, интересно, князья и графы могли валяться у ног цирковой актрисы?
Еще чаще баба Варя рассказывала о романах со знаменитыми цирковыми артистами, укротителями, иллюзионистами. Она действительно показывала их фото с дарственными надписями, но я облизывала ложку с вареньем, улыбалась растительной улыбкой, слушала ее с известной долей недоверия и снова задремывала в кресле.
Все ее истории меня мало волновали, они казались мне красивой выдумкой. Потому что произошли невероятно давно, в какие-то баснословные времена, которые сами по себе казались нереальными.
Баба Варя, кажется, понимала, что я ее не очень-то слушаю, но ей нужен был любой слушатель, хотя бы такой, как я. Она доставала из старого буфета бутылку ликера, наливала себе крошечную, как наперсток, рюмку, предлагала мне — из вежливости, зная, что мне нельзя пить и что я откажусь.
Она подносила рюмку к губам, ликера там не убавлялось, но баба Варя становилась еще веселее, ее истории становились еще более невероятными и приобретали фривольный оттенок… Она пила свой ликер долго-долго, а он почти не убавлялся. В конце концов мне становилось неудобно в кресле, я извинялась, шла к себе в комнату, где сворачивалась калачиком на диване и засыпала на час-другой. Мне снились импозантные усатые графы, пожилые князья с бакенбардами, стройные фокусники во фраках и добродушные нарядные улыбающиеся тигры, ловко перепрыгивающие с цирковой тумбочки на резной буфет бабы Вари и подписывающие свои фотографии, зажав в тяжелой когтистой лапе авторучку с золотым пером…
На следующее утро баба Варя снова ждала меня, потому что ей очень хотелось и дальше рассказывать кому-то свои истории.
Чаще других мужчин она вспоминала фокусника Сальватори. Настоящая его фамилия была Селиванов, фамилию Сальватори он взял по цирковой традиции. Когда юная Варенька познакомилась с ним, он был уже очень немолод, по правде говоря, стар…
— Но какой это был мужчина! — повторяла баба Варя, закатывая свои яркие карие глаза. — Какой мужчина! Любому молодому он дал бы сто очков форы. Какой элегантный, какой обходительный! Настоящий джентльмен! Как он умел ухаживать! Нет, такие мужчины перевелись, таких больше не встретишь.
Но и я кое-чего стоила, я была юна и прелестна, — в подтверждение своих слов баба Варя доставала свою очередную фотографию в костюме наездницы или гимнастки, и я вынуждена была согласиться, что да, она действительно была юна и прелестна.
— А как он меня любил! Он часто повторял: «Варенька, вы моя последняя любовь и вы сама большая любовь моей жизни…»
— Вы с ним были любовниками? — с простительной для женщины в моей положении прямотой поинтересовалась я.
— Да, милая… — Баба Варя потупила карие глазки. — Я уступила ему. Да перед ним ни одна женщина не смогла бы устоять!
— И тем не менее вы были на «вы»? — с неизъяснимым ехидством уточнила я, думая, что поймала смешную старуху на враках.
— А как же, милочка? — Баба Варя была искренне удивлена. — Он ведь был настоящий джентльмен! Разумеется, он обращался ко мне только на «вы». Если сегодняшним молодым людям это непонятно, я могу их только пожалеть!
— Покажите мне фотографию этого старого сердцееда, — попросила я старуху как-то раз.
Баба Варя со вздохом поднялась со своего стула, прошла к диванчику, на котором спала. Из-под подушки она вытащила маленькую сумочку из потертой красной кожи. Наверное, именно такую кожу называли сказочным словом «сафьян». Покопавшись в сумочке хрупкими пергаментно-желтыми пальцами, баба Варя вытащила на свет Божий маленький пожелтевший прямоугольник фотографии. На ней был изображен, как я и ожидала, седовласый ловелас в галстуке-"бабочке" и с гвоздикой в петлице черного пиджака. Глаза у него были чем-то похожи на глаза бабы Вари — такие же очень темные и очень выразительные. Я подумала, что хотя он и был уже совершенный старик, но с молодой Варенькой они составили бы занятную пару. Словно прочитав мои мысли, старуха сказала мечтательным голосом:
— Мы с ним были весьма красивой парой! У меня остались в память о нем только две вещи: эта фотография и еще перстень.
— А что за перстень? — оживилась я.
— О! — Старуха возвела глаза к потолку. — Это удивительный перстень! Аркадий Филиппович — я говорила тебе, что его звали Аркадием Филипповичем? — Аркадий Филиппович рассказывал, что в молодости встречался с самим графом Калиостро и граф подарил ему этот перстень за очень важную услугу… Что это была за услуга, он мне не говорил, да я и не расспрашивала…
Я не слишком разбираюсь в истории, но мне казалось, что граф Калиостро жил когда-то очень давно — лет двести назад, а то и больше. Я заикнулась об этом, и баба Варя снова, в который уже раз, возвела глаза к небу:
— Милочка! Этот граф тем и известен, что жил невероятно долго, никто, собственно, и не знает, когда он родился и когда умер, да и умер ли вообще. Настоящее его имя, скорее всего, Джузеппе Бальзамо, но это тоже не совсем достоверно…
Мне не очень хотелось все это слушать, снова клонило в сон, но на перстень хотелось поглядеть, и я прямо сказала об этом старушенции.
— Сейчас, сейчас, — проговорила баба Варя заговорщицким тоном и снова углубилась в свою сумочку.
На это раз она выудила оттуда маленький замшевый мешочек. Распустив стягивающий его шнурок, она достала крошечную металлическую коробочку или шкатулочку — что-то в этом роде. Она что-то на этой шкатулочке нажала, что-то повернула, крышка откинулась, и я увидела перстень.
На что уж плохо я разбираюсь во всяких старинных вещах, но тут поняла, что перстень очень старый и замечательный: дымчато-черный камень держали в лапах два удивительных сказочных зверя, вокруг этих зверей вились ветки деревьев с резными листьями, откуда выглядывали детские личики и звериные морды. Удивительно, как на одном перстне помещалось так много разных украшений, — все было такое маленькое, так тонко выполнено, что я пришла в восторг и захлопала в ладоши, как ребенок.
Старуха была очень довольна произведенным эффектом. Улыбаясь, она смотрела то на меня, то на перстень, и улыбка ее становилась все теплее и теплее. Наконец я налюбовалась украшением и вернула его хозяйке. Она снова спрятала его в ларчик, и крышка захлопнулась с жестким металлическим звуком.
— Это перстень не простой, — снова заговорила баба Варя. — Аркадий Филиппович говорил мне, что он приносит счастье своему хозяину — но только тому, кто получил его в подарок. Этот перстень нельзя ни продать, ни украсть. Его можно только подарить.
Иначе он вернется к прежнему владельцу.
А вот будучи подарен, он приносит счастье.. и скажу тебе, милая, что это правда. Жизнь у меня была очень трудная, но я всегда жила счастливо, и, кажется, перстень тому причиной… Точно так же и Аркадий Филиппович.., пока он владел перстнем, он был очень счастлив и удачлив…
— Как же он с ним расстался?
— Он был уже немолод, он любил меня и сказал: «Я не встречу больше в своей жизни человека, которому захотел бы подарить этот перстень, а если я его не подарю, перстень пропадет после моей смерти. Он не останется у человека, к которому попал случайно, не будучи подарен…» Действительно, вскоре после того, как он сделал мне этот подарок, Аркадий Филиппович скончался… — Баба Варя промокнула предательски заблестевшие глаза желтоватым кружевным платочком и отправилась к буфету за своим ликером.
