Георгий Вайнер - На темной стороне Луны
Теперь, с появлением Халматова, в соответствии с неписаными правилами службы, Равшан подчеркнуто-скромно, но с достоинством освобождал центральное место, отходил слегка в сторону, на второй план.
— Преступник стрелял из «Макарова». Нашли две гильзы. Я направил их с нарочным в Ташкент — пусть проверят по гильзотеке. Может, когда-нибудь проходили по какому-то делу.
— Третьей нет?
— Пока нет. Может, в пруду.
— Если не обнаружит металлоискатель, нужно подумать, как спустить воду.
— Вы правы.
Они подошли к поваленному столу в углу, где все произошло. Всюду здесь виднелись следы крови, кровавые ватные тампоны.
На соседнем столе лежала лепешка, несколько шампуров с шашлыком — увядшие, заветренные куски неаппетитного мяса на шпажке.
— Это преступника, — сказал Гапуров. — На тарелке не осталось отпечатков. Пак сидел здесь… — Он показал на валяющийся в углу стул.
— А второй?
— Тот, что скончался? Напротив… — Равшан, может быть, ввел бы Туру в курс событий обстоятельнее, но он и сам знал мало.
— Как этот парень оказался с Паком? Вместе приехали? — допытывался Тура.
— Нет. Свидетели слышали, как он спросил Корейца: «У вас не занято?» Пак сидел один.
— Что он здесь делал? Неизвестно? — пристреливал вопросами ситуацию Тура.
— Пока нет…
— Пак сказал дежурному, что едет в «Чаройли»?
— Нет. Предупредил только, что будет примерно часа через три.
— Сайда еще ничего не знает?
— Нет. Мы решили, лучше ей пока не говорить.
У входа показалось несколько офицеров. Халматов увидел заместителя начальника управления полковника Назраткулова, желчно-худого, со скучным невыразительным лицом. Тура заметил брошенный на него недовольный взгляд. Отвернулся снова к Равшану.
— А что свидетели?
— Опознать не могут, — Гапуров помолчал. — Правда, мы говорили с ними только накоротке…
— А повар? Официантка?
— Придорожное кафе! Мне кажется, боятся говорить.
По-видимому, он был прав.
— Преступник был на машине?
— Скорее всего. Но точно никто не знает.
— А погибший?
— Без машины. Видимо, с попутной, кто-то подвез. Не знаем даже, откуда он ехал, куда. В Мубек? Из Мубека?
«Что делал Пак в кафе? — снова подумал Халматов. — Он оставался за начальника розыска. Что его привело сюда? Почему никому не сказал, даже дежурному?»
Тура отошел. Напротив входа молоденький оперуполномоченный[3] его отдела, почти мальчик, родственник Гапурова — Алишер писал рапорт: он побеседовал с шашлычником — теперь выписывал из блокнота сообщенные ему приметы преступника. Рядом, на газете, лежали вещи. Халматов подошел к столу. Бумажник и удостоверение Пака, авторучка. Тура открыл бумажник — из-под слюдяной обложки на него взглянула фотография Сайды.
На вмонтированном в авторучку табло скакали цифры, отмерявшие секунды, однообразно-беззвучно мигали они. Что-то безжизненное, пугающее было в этом безмолвном непрекращающемся течении времени. Тура привык, что часы тикали.
— Чье это? — Халматов показал на спортивную сумку.
— Убитого?
— Да, устоз. Ничего особенного нет, — Алишер, вчерашний стажер, называл его не по-уставному, как и другие его ученики. Он достал из сумки импортные солнцезащитные очки, большую металлическую расческу, положил перед Турой.
— Еще бутылка грузинского коньяка «KB»… — Алишер поставил на стол непочатую бутылку. — Готовился что-то отметить, а не пришлось. Да! Деньги, триста рублей. Рублями!..
Тура почувствовал, как постепенно к нему возвращается сознание своего старшинства. И ответственности.
— Позвони дежурному. Пусть передаст, чтобы труп в морге дактилоскопировали. Может, погибший был судим.
— Понял.
Тура поманил показавшегося в дверях оперуполномоченного Какаджана Непесова.
— Слушаю, устоз.
— Там стоит машина Пака…
— Я знаю, — кивнул Какаджан.
— Рядом патрульная машина. Возьми криминалиста — составьте план стоянки в масштабе. Мы должны проверить, была ли там, как Пак подъехал, какая-то другая машина. Он как-то не очень удобно приткнулся.
— Вас понял.
— Тура Халматович, — подошел Равшан Гапуров. — Вас спрашивал полковник Назраткулов.
— Иду.
Заместитель начальника управления был растерян, испуган и зол оттого еще, что Тура не подошел, не извинился, не помог ему, Назраткулову, человеку самолюбивому и подозрительному, в ощущении растерянности и паники, охватившей его из-за необходимости тут командовать и распоряжаться, находиться в зависимости от Равшана и брать на себя всю ответственность за его действия, за дело, в котором он, бывший замзавотдела, юрист-заочник, не был компетентен, плохо ориентировался, да и вообще все это плохо понимал и сильно не любил. Был он, Назраткулов, специалистом другого профиля, который считал не менее важным и более универсальным, который коротко обозначался одним словом — «кадры».
— К шапочному разбору приехал? — мрачно спросил Назраткулов, когда Халматов наконец подошел. — И глаз не кажешь. А ведь это я тебя должен спросить — почему твой заместитель никого не поставил в известность и поехал на край света есть лагман?
Они не любили друг друга.
У Туры была довольно простая классификация живущего на земле народонаселения: милиционеры, преступники и потерпевшие.
Милиционеры были малой частью человечества, но самой стабильной во времени и в составе. По представлениям Туры, милиционер не мог быть будущим или стать прошлым. Пенсионер все равно был милиционером, а младенец, рожденный для этой участи, уже в детском саду покажет себя в этом странном людском качестве.
Преступников было гораздо больше, и они могли свободно перемещаться во времени и пространстве: уголовник мог завязать навсегда, а приличный парень из почтенной семьи мог очень зримо перетекать из толпы потерпевших в компанию преступников с очевидной этикеткой — «будущий».
Потерпевшими были все остальные: реальными, к счастью, в подавляющем меньшинстве, и возможными в будущем — в большинстве. И жизненное предназначение милиционеров, «ментов», состояло в том, чтобы защищать потерпевших от преступников, то есть обеспечивать такой порядок, при котором они могли бы безбедно и спокойно существовать — ходить в детстве в ясли, школу, став постарше — в профтехучилище или в институт; в зрелом возрасте — трудиться: растить хлопок, стоять у станка, ткать ковры, рисовать картины или писать книги, а после работы спокойно сидеть у телевизоров или ходить в гости.
Предупредить преступление, а если преступление все же совершено, суметь быстро его раскрыть — составляло смысл жизни милиционера. Выполняя свою жизненную функцию, милиционер мог погибнуть, и с этим уже ничего нельзя было поделать. Но можно было и продлить милицейскую жизнь — если стать профессионалом: помнить тысячи мелочей, директив, инструкций, приказов, примет, ориентировок, предупреждений; не действовать опрометчиво, сгоряча, хорошо стрелять, прыгать, подтягиваться, бороться и бегать.
Куда отнести Назраткулова, Тура не знал. По внешним формальным признакам он был как бы милиционером. Но Тура-то знал, что из Назраткулова такой же мент, как из кизячной лепешки — замковый камень.
Ничего действительно преступного в действиях Назраткулова Тура никогда не замечал и твердо верил, что никогда его начальник не докатится до этого опасного класса населения, хотя бы в силу трусости и крайней неуверенности в себе.
Так что, Назраткулова можно было бы уверенно отнести к потерпевшим, кабы он не был таким большим командиром среди милиционеров и не принес в их среду обычаи, ухватки, миропонимание и пороки потерпевших.
И поэтому Тура точно знал, что Назраткулов при первой возможности постарается достать его, как только сможет. До сих пор случая не представлялось. А вот теперь история с Паком!
«Пришла беда — отворяй ворота», — вспомнил Халматов любимую присказку тестя, жившего в Подмосковье.
— Что считать шапочным разбором… — заметил Тура, глядя в сторону.
— Еще и дерзишь… Я тебе не мальчик! — закричал Назраткулов.
Он собрался еще многое сказать, объясняя очевидный факт, что он не мальчик, но в кафе уже входил начальник управления генерал Эргашев. Назраткулов сразу подтянулся и, не спуская глаз с начальника, пошел навстречу.
Эргашев полоснул Туру рысьим взглядом и, не приглашая его за собой, медленно прошел в кабинет заведующего кафе. Сердце у Туры на секунду замерло ледяной лягушкой.
Тут же Халматова окликнул подошедший Какаджан Непесов. Высокий, с прямой крепкой спиной, грубоватый, надежный туркмен из Мары был одним из тех, кого Халматов и Кореец прочили в будущем на должности начальников уголовных розысков в районных отделах.
— Смотрите, устоз! Все заштрихованное — машины людей, которые сидели в кафе. Белым я показал свободное пространство между ними и «Москвичом» Пака. Здесь замеры. Инспектора говорят, что скорее всего тут стоял «Жигуль» либо «Москвич».