Владимир Колычев - Третий должен уйти
— Мой ствол? — спросил я, с кислым видом глянув на ствол в его руке.
— Твой… Ты кто такой?
— Капитан Уланов.
— Ты с моей женой разговаривал?
— Я.
— Кого там убили, Чайкова?
— А ты не знаешь?
— Смутно помню… Какой-то человек лежал, кто-то взял мою руку, сжал ею что-то… Возможно, это был нож…
— Возможно?
— Давай глянем, что там у тебя.
Он осторожно приблизился ко мне, сел на корточки так, чтобы я не смог ударить его ногой.
— А ты соображаешь?
— Ну, в какой-то степени…
Он снял с меня ботинок, тщательно ощупал голеностоп. Я ожидал, что сейчас он дернет ступню, боль снова прострелит меня, но тут же отступит. Вывихнутый сустав встанет на место, и я смогу подняться на ноги.
Но Нефедов кости вправлять не стал.
— Похоже, у тебя перелом, капитан Уланов. В больницу тебе надо.
— Легко сказать.
— Позвони своим, пусть подъедут.
— Телефон сдох.
— Сдох? — недоверчиво переспросил он.
— Точно сдох… А ты чего боишься, Нефедов? Ты же никого не убивал? — усмехнулся я.
— Не убивал.
— А чего тогда убегал?
— А кто мне поверит? Меня же не просто так в эту проклятую квартиру заманили. Подстава это. — Он безотчетно провел рукой по затылку.
— Болит?
— Болит.
— Арматурным прутом саданули?
— Не знаю чем. Сзади ударили.
— Очнулся — гипс? — насмешливо спросил я.
— Очнулся — труп.
— Чайкова труп?
— Я не знаю, чей это был труп… Голова контуженая, перед глазами все плывет, ничего не соображаю… Может, там не только контузия была, может, хлороформа дали нюхнуть. Я практически был без сознания. Удивительно, что вообще что-то помню…
— Ну да, ну да.
— Не веришь? — с горечью усмехнулся Нефедов. — Я бы на твоем месте тоже не поверил.
— Тебя видели, когда ты из дома выходил. Сам выходил. Никто тебя не вел.
— Правильно, они меня в квартире оставили, а сами ушли. Так бы я и лежал, пока полиция не подъехала… А я поднялся, вышел из квартиры… До машины еле дошел. Сел, куда-то поехал, где-то остановился. Там и вырубился…
— Очень все это интересно.
— Не веришь. Может, я сам себе не верю. Может, я от себя убегал… Значит, сдох твой телефон, говоришь?
— Сдох.
— Дай, гляну.
Я отдал ему свой телефон, но Нефедов не стал на него смотреть, размахнулся и зашвырнул мобильник в реку.
— Ты что делаешь, козел? — возмутился я.
— Давай без оскорблений! А телефон тебе купят новый. Даже если меня посадят.
— Почему даже? Обязательно посадят… А еще лучше, сам сдайся. Хочешь, я тебе явку с повинной организую? Никто не будет знать, что ты от меня убегал…
— Я не против, — совершенно серьезно сказал он.
— Ну, тогда сдай оружие…
— Сдам. Но не сейчас. И с явкой придется подождать. Сначала я сам разберусь…
— С чем?
— С кем. С тем, кто меня подставил.
— И кто это?
— Скажу. Обязательно скажу. Как только узнаю, так и скажу… А пока надо отсюда выбираться. Обещай, что не будешь дергаться, а то вдруг попытаешься меня задержать?
Я пожал плечами. Идея, конечно, хорошая, но как я доставлю Нефедова в отдел, если ходить не могу?
— Обещаешь? — всматриваясь мне в глаза, повторил он.
Я ничего не ответил, но снял с пояса наручники и отдал ему.
— Отлично.
Он ушел, вернулся с какой-то рогатиной, которую, в принципе, можно было использовать как костыль. Вложил палку в мою правую руку, а под левую подставил свое плечо. А мужик он крепкий, сильный как бык. С его помощью я смог одолеть подъем, который совсем недавно казался непосильным.
— Сильный ты мужик, Вадим Борисович. И бегаешь как лось. И гоняешь как Шумахер. А говоришь, что вчера еле до машины дошел.
— Так это вчера было. Говорю же, оклемался в машине.
— И домой поехал?
— Домой.
— К жене?
Нефедов вдруг резко отошел в сторону — я лишился опоры и упал, больно ударив о землю больную ногу.
— Эй, ты чего?
— Давай без намеков! — Он смотрел на меня зло, с осуждением.
— Да какие намеки!
— А с Мишей я разберусь.
— Что ты о нем знаешь?
— Ничего.
— Серафима не сказала?
— Нет.
— И мне тоже. Молчит, как партизан об лед… Сложные у вас отношения.
— Не твое дело!
Нефедов осмотрелся, подошел к старому облупленному дереву, отодрал от него кусок коры и приложил к моей больной ноге. Вытащил из своего кармана галстук… Я не знаю, насколько качественной была шина, которую он мне наложил, но лучше что-то, чем ничего. Затем подал мне руку и подставил плечо:
— Давай, поднимайся!
— Только без резких движений! — попросил я.
— И ты языком резко не дергай.
Мы прошли метров десять, втянулись в ритм движения. Еще метров десять, еще…
— А куда мы идем? — спросил я.
— Туда, откуда пришли.
— А ориентиры?
— Река за спиной… В любом случае куда-нибудь выйдем. Это же не тайга.
— Ну, не знаю…
Тайга не тайга, но с моей искалеченной ногой лес этот казался бескрайним и непроходимым. И никаких признаков цивилизации не наблюдается. Возможно, где-то в сотне метров от нас — слева или справа — проходила какая-то дорога или тянулась линия электропередачи, а возможно, жил беспокойной летней жизнью дачный поселок, но мы ничего этого не замечали.
— Я слышал, у вас когда-то с Чайковым была война, — закинул я удочку.
— Береги дыхание, капитан.
Мы прошли метров сто, и Нефедов объявил привал. Он тяжело дышал и едва держался на ногах, но я не видел в нем предательского желания отказаться от меня.
— Далеко мы забрались, — заметил я.
— Ничего, выберемся, — усаживаясь на поваленное дерево, сказал он. — Так какая война у нас была с Чайковым?
— Ну, он же бандитом был, «крыши» в Горанске ставил…
— Было такое. Но мы с ним не враждовали… Ну, тогда, когда он «крыши» ставил…
Нефедов достал из кармана свой мобильный телефон, глянул на дисплей и разочарованно цокнул языком. Нет зоны приема. Вроде бы и от Москвы недалеко, а глушь глушью…
— А потом Чайков за убийство сел, я правильно пониманию?
— И такое было.
— И кого он убил?
— Да так, по пьяному делу. Крышу снесло. Он, в принципе, нормальным парнем был. В бандиты случайно попал…
— Случайно?
— Долгая история.
— А если в двух словах?
— В двух словах не получится. Тут нужно все по полочкам разложить, иначе ты ничего, капитан, не поймешь…
— Так у нас времени вагон и… Я бы даже сказал, целый лес у нас времени. Если на кубометры перевести, на всю жизнь хватит, — с кислой усмешкой сказал я.
— Жизнь в кубометрах не измерить. Хотя тот же кирпич в кубометрах меряется. И кирпич, и блоки… Давай, капитан, поднимайся, идти надо.
Мы прошли метров сто и обессиленно рухнули под пышный куст можжевельника, который встал у нас на пути. Его нужно было обходить, но мы уже были не в состоянии держаться на ногах. Их у нас было немного — три ноги на двоих…
— Тяжелый ты, капитан, — пытаясь восстановить дыхание, проговорил Нефедов.
— Какой есть…
Будь на его месте кто-нибудь из своих, я бы предложил более простой план моего спасения. Тот же Юра Станков мог оставить меня здесь, а сам налегке выйти к людям. Но Нефедов не вернется, если предложить ему такой план. Найдет людей, направит ко мне помощь, а сам тю-тю…
Он снова достал мобильник, но зона приема ему так и не улыбнулась.
— Ничего, выберемся. — Казалось, он уговаривает самого себя.
Я косо глянул на него — вдруг он не сможет себя уговорить и уйдет?
Он заметил мой взгляд, угрюмо усмехнулся:
— Я сам офицер, капитан. А это значит, что я тебя не брошу.
— И каких войск, офицер?
— А это имеет значение? Пять лет в училище, год службы, а потом увольнение… Давно это было.
Нефедов лег на траву, вытянулся в полный рост, закрыл глаза и, как мне показалось, ушел в себя. Похоже, на него нахлынули воспоминания…
…Справа ветер в кустах шелестит, слева музыка играет, перед глазами раздувается подол сарафана. Кучерявый парень из кожи вон лез, чтобы как можно сильнее раскачать лодочку, и добился своего — девушка визжала от страха и восторга. Воздушный поток раздувал ее белый, в черный горошек, сарафан, обнажая длинные ноги до самых вершин, она крепко хваталась за поручни, поэтому не могла придержать подол. Зрелище захватывающее, но я человек с понятиями, поэтому демонстративно смотрел на куст сирени — еще не цветущей, но готовой к этому. Пчелы над завязями цветков кружат. Майский парк уже зазеленел молодыми листьями, а скоро будет утопать еще и в цветах.
С погодой все понятно. Май выдался хороший, солнечный, в июне будет еще жарче, а может, напротив, похолодает. Но лето наступит в любом случае, затем будет осень, зима. Как должно быть, так и будет. А в моей жизни определенности нет. Праздники закончатся, и нужно будет решать вопрос, где и как работать. Вариантов пока два: или на кирпичный завод наниматься, или поступать на службу в полицию.
