Сергей Донской - Караван дурмана
– Но тогда это будут мои деньги, – предупредил Корольков, сбрасывая пальто, рукава которого сделались невероятно узкими.
– Твои-твои. Ты не в коммерческом банке, тебя не обманут.
– Ладно. – В темноте маслянисто заблестел выхваченный пистолет.
– Останови его, папа, – потребовала Ленка, когда Корольков, оскальзываясь и спотыкаясь, побежал к вертолету.
– Нет, – твердо сказал Громов. – Истинное призвание бизнесмена – таскать каштаны из огня. Чужие каштаны. Из огня, разведенного другими людьми. Вот пусть и попотеет наш господин предприниматель. В конце концов, нынешнему поколению не мешает узнать, как закалялась сталь. На собственной шкуре.
* * *Вертолет, под которым подломилось шасси, лежал на плоском брюхе, подобно киту, выбросившемуся на сушу. Подбежав к его искореженной ударом морде, оскалившейся стеклянными зубьями, Корольков заглянул в кабину, вернее, в то тесное сплющенное пространство, которое от нее осталось. В темноте скорее угадывалась, чем виднелась чья-то нога в дырявом носке, торчащая вертикально вверх. Вцепившись в ступню, Корольков рванул ее на себя и, не встретив ни малейшего сопротивления, сел на землю. Может быть, нога и принадлежала кому-то из братьев Рубинчиков, но определить это не представлялось возможным. Конечность не крепилась к телу, а обрывалась чуть выше волосатого колена и заканчивалась куском кровоточащего, лишенного кожи мяса.
– З-зар-раза!
Отшвырнув ногу в сторону, Корольков снова сунулся в кабину. Пролезть туда полностью мешали торчащие отовсюду осколки, хитросплетения кабелей и гнутая обшивка. Опершись руками о приборную панель, Корольков почувствовал, как его ладони погрузились в какую-то отвратительную липкую жижу, но не отпрянул, а протиснулся еще глубже, силясь разглядеть детали.
За штурвалом сидело безголовое человеческое тело в насквозь мокром комбинезоне. Его шея фонтанировала кровью. Чуть дальше угадывался еще один труп, но слева от него происходило какое-то шевеление.
– Эй, – крикнул Корольков, – есть кто живой?
– Помоги, друг, – просипело из темноты. – Больно.
– Конечно. Только скажи сначала, где Рубинчики?
– Не знаю таких… В салоне двое каких-то москвичей летели, теперь один остался…
– Благодарю, – сказал Корольков и дважды выстрелил туда, откуда раздавался голос. – По законам военного времени, – пробубнил он, двинувшись в обход вертолета. – Ничего личного.
Он замер, наткнувшись на ручеек керосина, сочащийся на землю из треснувшего бака, но, поколебавшись, решил не отступать. Дым клубился пока только наверху, там, где помещались двигатели.
– Еще есть время, – сказал себе Корольков, – время еще есть.
Лишь бы овальную дверцу в салон не заклинило, не перекосило от удара. Вцепившись пальцами в ее край, Корольков потянул ее на землю и ахнул от неожиданности. Дверца не просто открылась, она отвалилась, едва не придавив отпрянувшего Королькова.
Из чрева разбитой машины доносились какие-то неясные звуки, шорохи или стоны. Держа пистолет наготове, он проник в салон, где дыма было больше, чем снаружи. Голубые языки пламени, лижущие потолок, тускло освещали внутренности самолета. Пол узкого прохода был завален кусками металла и битым стеклом. Корольков протер глаза, заслезившиеся от едкого дыма, и обнаружил, что одной ногой стоит на теле человека в пятнистом комбинезоне. Это был молодой парень азиатской наружности, находившийся в сознании. Приподняв голову, посеченную порезами, он что-то просительно произнес на незнакомом Королькову языке.
– Конечно, конечно, – сказал Корольков и выстрелил парню в лицо.
Хватаясь свободной рукой за стойки искореженных кресел, он стал пробираться дальше.
– Глаза, – пожаловался ему еще один раненый. – Ничего не вижу.
Его лицо было залито кровью, он пытался встать, отжимаясь ладонями от пола.
– Тут должны быть москвичи, – сказал Корольков. – Где они?
– Не знаю, – всхлипнул раненый. – Я ослеп, ослеп к такой матери!
– Если скажешь, я тебе помогу. Нет – выбирайся как знаешь.
– Где-то там, – воспрянувший духом парень наугад ткнул пальцем в дальний конец салона. – Одного мы сбросили вниз, второй остался.
– Как его зовут?
– Кажется, Жора… Георгий.
– Прекрасно.
Переступив через слепо барахтающееся тело, Корольков устремился в указанном направлении. Дорогу ему преградил завал из сидений, сорванных со стоек. Яростно отшвыривая их, Корольков продвигался по узкому проходу, стараясь не обращать внимания на то, что удушливый дым сделался гуще. Пару раз он споткнулся обо что-то, больно ударился коленом. Матерясь, он решил было поворачивать обратно, когда над упавшим креслом приподнялась чья-то лохматая голова. Она принадлежала Жоре Рубинчику. Очнувшийся от контузии, он карабкался по трупам и обломкам в сторону выхода. Задача оказалась для него почти непосильной. Жору не задело осколками, но хорошенько приложило взрывной волной об стену. Теперь у него отказал позвоночник, были сломаны правая ключица и несколько ребер в левой половине груди, которые впивались в легкие при каждом движении.
– Кто здесь? – крикнул он, увидев приближающуюся в полумраке фигуру.
– Министр по чрезвычайным ситуациям, – донеслось до его ушей.
– Королек? – поразился Жора Рубинчик, услышавший знакомый голос.
– Он самый. Давай сюда. С минуты на минуту долбанет.
Не тратя времени на расспросы, Жора проворно задвигал руками, позабыв и про боль в груди, и про поврежденный позвоночник. Он понятия не имел, как и почему остался без пиджака и пальто, в одной рубашке. Его правая ступня превратилась в плоскую лепешку, и брючина, пропитанная кровью, оставляла за ползущим прерывистый мокрый след. Барсетка, примотанная ремешком к запястью, волочилась рядом с ползущим Жорой.
– Не уходи, – пыхтел он. – Сам не выберусь. Ноги отнялись.
Корольков сунул за пояс пистолет, затем ухватил Жору за шиворот, подтянул поближе и торжествующе осведомился:
– Ну что, рановато вы меня списали со счетов, а?
– Дай руку… Не могу встать.
Приподняв своего врага за шкирку, Корольков уронил его на частокол осколков, ощетинившихся внизу.
– Не получается тебя поднять, дорогой. Очень уж ты тяжелый. Дерьма в тебе много.
– Что ж ты делаешь, сука? – плаксиво спросил Жора, в грудь которого вонзилось не только стекло, но и железо. – Я же ранен.
– Сочувствую, – сказал Корольков, повторяя маневр.
– Ах-х…
Вокруг разлетелись вырванные с «мясом» пуговицы. Жора попытался приподняться самостоятельно, но опять упал лицом вниз. Из его глотки вырывались бессвязные хриплые звуки. Корольков выкрутил ему руку, завладел барсеткой и с удовольствием пнул раскачивающуюся у его ног голову.
– Понял теперь, кто я и кто ты?.. Понял?..
Отведя таким образом душу, он стиснул ремешок барсетки зубами и ринулся к выходу, помогая себе обеими руками. Спрыгнул на землю.
– Не уходи! – утробно рычал оставшийся в ловушке Жора. – Вернись, мать твою, вернись, сволочь!.. Игорек… Братишка… ЛЕ-ОО-НЧИ-ИИИК!..
– Какой я тебе, на фиг, Ленчик…
Беспрестанно оглядываясь на искореженный вертолет, под которым уже полыхала лужа керосина, Корольков побежал прочь так быстро, как только мог. Пламя за его спиной стремительно разрасталось, становилось все ярче, все выше. Вот-вот рванет.
Испуганно тараща глаза, Корольков приготовился упасть на землю.
– Дальше беги! – крикнул ему Громов. – Сгоришь!
Оглянувшись еще раз, Корольков понял, что пока не отбежал на безопасное расстояние. Когда баки с горючим взорвутся, его, даже лежачего, запросто может сжечь тепловой волной. Напрягая все силы, он пробежал еще десяток метров, после чего упал на землю и зажал уши ладонями. Через пару секунд один за другим гулко взорвались вертолетные баки. Королькова ощутимо тряхнуло. По земле прошлась шрапнель из стальных деталей и алюминиевых заклепок. В небо взмыл гудящий столб пламени, вжавшемуся в землю Королькову опалило волосы на макушке и затылке. Пиджак на спине сделался таким горячим, что едва не загорелся.
Корольков не поддался искушению провалиться в бездонный колодец забытья, а заставил себя вынырнуть из темноты и встать. Голова шла кругом, земля кренилась то вправо, то влево. Шагая по этой кренящейся земле, он слышал, как трещит за спиной горящий вертолет, но не оглядывался, а смотрел прямо перед собой, где стояли, освещенные заревом, Громов и его дочь.
Подошва одного ботинка тлела, пришлось хорошенько повозить ее по земле, прежде чем продолжить путь.
– Вот что такое: «земля горит под ногами», – приговаривал Корольков, пристроивший барсетку под мышку. – Горит земля… Горит…
Чем дальше он уходил от бушующего пламени, тем прохладнее становился воздух, обвевающий лицо. Глаза Королькова, едва не лопнувшие от жара, теперь слезились. Расстояние до неподвижных фигур Громова и его дочери постепенно сокращалось. Уже можно было различить соболезнующее выражение их лиц. Они так ничего и не поняли. Они никак не могли взять в толк, что Корольков, над которым они постоянно насмехались, возвращался победителем.
