Виктория Платова - Такси для ангела
Tea стояла чуть поодаль.
— Что происходит? — осведомился Чиж у Минны.
— А-а! Вот и вы, Пинкертон! — Минна обрадовалась Чижу так, как будто получила из его рук внеплановую Нобелевскую премию по литературе. — Взяли на себя обязанности следователя и прохлаждаетесь! Амуры крутите!
— А в чем, собственно…
— Горите вы синим пламенем, мы тут и без вас разобрались!
— Да что случилось-то?!
— Я вывела убийцу на чистую воду! — заверещала Минна и протянула длань в сторону Теодоры-Эйприл-Вивиан-Октавии Мкамбе. — Вот она, убийца! Думала, что все будет шито-крыто! Думала, что ей удастся уйти от ответственности. Но нет! Сколько веревочке ни виться — кончику быть!
Дашка, Райнер-Вернер и Софья сдвинули брови к переносице, Tea, наоборот, приподняла их, и только Ботболт остался невозмутимым.
— По порядку, если можно! — попросил Чиж.
— Пожалуйста. Я, как вам известно, большой любитель цветов. Меня восхищает эта оранжерея. Удивительное собрание, достойное вполне респектабельного Ботанического сада! И ваш хозяин, Ботболт, обещал мне привой Pachira Aquatica. Вы, Алиса, были этому свидетельницей, не правда ли?
— Да. Была, — подтвердила я, удивляясь не столько памяти Минны, сколько ее циклопическому периферийному зрению. В то время, как Минна окучивала достопочтенного Дымбрыла Цыренжаповича на предмет Pachira Aqnatica, я, как мне помнится, хоронилась за толстомясым кактусом и пребывала в уверенности, что Минна меня не видит. Судя по всему, я ошибалась.
— Вот видите! — несказанно обрадовалась Минна. — Алиса это подтверждает! Я переговорила с хозяином, и он разрешил мне взять привой. Конечно, события не были к нам благосклонны, но жизнь есть жизнь… Она торжествует, несмотря ни на что. Дорогую Аглаю к жизни не вернешь…
— ..а цветочек умыкнуть хочется, — вставила Tea. Минна не обратила на ее выпад никакого внимания.
— Я решила пересадить малютку, чтобы забрать ее с собой. А заодно и детку амариллиса, очень редкий тропический вид. Заметьте, не южноафриканский, каких полно, а именно тропический…
— Самое время для пересаживания. — Tea никак не могла успокоиться. — Вы бы тогда и труп зарыли, раз уж в земле копаетесь!
— Не смейте так со мной разговаривать, убийца! — взвилась Минна.
— Дамы, дамы, успокойтесь! — Чиж решил призвать распетушившихся конкуренток к порядку. — Это неинтеллигентно!
— Неинтеллигентно называть человека убийцей, пока существует презумпция невиновности, — холодно бросила Tea.
— Продолжайте, Минна! Мы внимательно вас слушаем.
— Так вот… Пользуясь тем, что в доме наступило некоторое затишье, а милиция, судя по всему, прибудет еще не скоро, я решила заняться растениями. Взяла горшочек и лопаточку…
— Где вы взяли горшочек и лопаточку? — уточнил Чиж.
— Там, в дальнем углу, возле так называемой двери… Вы сами можете убедиться, там сложен садовый инвентарь… Так вот, я взяла горшочек и лопаточку, и когда стала набирать землю из родной кадки Pachira Aquatica, чтобы пересадить в нее отросточек, то… Вот что я оттуда выкопала! — Минна трагически сморщила лицо и указала пальцем на рассыпанную землю.
— И что это?
— Перстень! Перстень! Точная копия перстня, который находится сейчас на окровавленных пальцах убийцы!
Tea издала смешок, но в атмосфере общей хмурой сосредоточенности он прозвучал на редкость неубедительно.
— Ну и что?
— А вы взгляните на него внимательнее, молодые люди! — Софья, до этого скромно молчавшая, решила вставить в строку и свое лыко. — Перстенек-то с секретом!
Чиж подошел к опрокинутому горшку и поднял испачканный землей перстень.
— Редкая вещица, — сказала Минна.
— Эксклюзив, — поддержала ее Софья.
Перстень и вправду был необычным: размером с крупную сливу и отливающей дымчато-зеленым цветом поверхностью. В отяжелевшее тело перстня были вправлены несколько камней — от бледно-салатовых до агрессивно-черных. А по ободку вился затейливый растительный орнамент.
— Не смешите меня, эксклюзив! — Tea подарила отвергшему ее обществу каннибальскую улыбку. — Эксклюзив — вот он. На моих, как выразилась дорогая Минна, окровавленных пальцах. Подарок от гражданина ЮАР, моего давнего почитателя. Черный опал, два изумруда и четыре небольших бриллианта. О каратах я умолчу, чтобы не вызвать зависть в ваших мелочных душонках. А то, что вы держите сейчас в руках, жалкая подделка. Фальшивка. Фуфель!
— Вы позволите ваш перстень. Tea? — Чиж был воплощенная вежливость, очевидно, он достаточно серьезно отнесся к пассажу Tea о презумпции невиновности. — На несколько минут. Так сказать, для сравнения…
— И сравнивать нечего, — заметила Tea, но перстень с руки все же сняла.
Получив на руки “черный опал, два изумруда и четыре небольших бриллианта”, Чиж растянулся на полу, положил оба перстня перед собой и вынул лупу. Но и без лупы было видно, как разительно перстни отличаются друг от друга. Tea была права: она носила на руке произведение искусства, а дымчато-зеленый самозванец лишь подчеркнул это.
Может быть, лежа в земле, в гордом одиночестве, он и мог произвести впечатление формой, размерами и окраской, но теперь, когда их стало два!.. Крупная слива съежилась, камни стушевались и выдали свою копеечную сущность, а растительный орнамент увял.
— Вы правы, Tea. Это действительно жалкая подделка… Хотя и достаточно искусно выполненная.
— Искусно? Вы шутите?
— Во всяком случае — точно. Расположение камней, и рисунок орнамента… Все совпадает. До мелочей. Есть, конечно, кое-какие неточности, вот, например, листик чуть меньше и не так повернут. Но в общем — это хорошая работа.
Чиж неожиданно накрыл рукой перстень Tea, и случилось невероятное: его простецкий собрат снова засверкал и заискрился. И перестал быть самозванцем. И теперь вполне мог сойти за оригинал.
— Что скажете? — спросил Чиж.
— Очень философично, — подумав, ответила Tea. И недобро сверкнула глазами в сторону притихших товарок. — И очень подходит к нашему.., террариуму единомышленников. Посредственность правит бал и даже может быть удобоваримой, пока не появился настоящий талант…
— Уж не себя ли вы имеете в виду, дорогая Tea? Когда заявляете о таланте? — выдохнула Минна.
— Вы, стало быть, талант, а мы, стало быть, посредственности? — выдохнула Софья.
— Заметьте, не я это продекларировала, а вы. На воре и шапка горит! — Tea даже притопнула ногой от удовольствия.
— Уж о шапке бы помолчали! Строчите по роману в месяц и еще заикаетесь о таланте! Да вам некогда даже знаки препинания расставить! И частицу “не” с глаголами вы всегда пишете слитно, грамотейка!
— И что из этого? Моцарт тоже страдал скорописью. Но ведь никто не отрицает, что он гений.
— Моцарта приплели, надо же! Вы не Моцарт! Вы Сальери! — Минна и Софья понимали друг друга даже не с полуслова, а с полуслога. — Мерзкая отравительница!.. Вы внимательно рассмотрели перстень, молодой человек?
— В нем есть что-то необычное? — Чиж принялся вертеть земляной найденыш в руках.
— Еще какое необычное! Он пустой внутри! Пустой, как орех! Нажмите на камешки.
Теперь и Чиж сообразил, что к чему. Он аккуратно утопил камни, и перстень с сухим щелчком раскрылся.
— Ну! Как вам это? — Минна заглянула через плечо Чижа с правой стороны. — Целый резервуар!
— Спецхранилище для яда! — Софья заглянула через плечо Чижа с левой стороны. — Этим количеством не то что трех человек, этим можно воздушно-десантную дивизию отравить! И еще останется на тыловые службы и дивизионную прачечную!
— Лихо! — Чиж обвел раскрасневшихся детективщиц ревнивым взглядом. — И что вы думаете по этому поводу, дорогие дамы?
— А что тут думать! — Минна втиснула руки в узкий каньон между грудью и животом. — Эта мерзавка с самого начала задумала погубить дорогую Аглаю. Завистница! Заказала себе точную копию и приехала сюда с двумя перстнями!..
— Один, настоящий, который всей “желтой прессой" растиражирован, спрятала до поры до времени, — подхватила Софья. — А подделку с ядом нацепила на палец. Сделала свое черное дело и…
— И избавилась от подделки! В землю зарыла! А настоящий обратно на палец водрузила. Как будто и не снимала вовсе! И все. Тишь, гладки божья благодать! И это сошло бы ей с рук, поверьте мне, если бы я не стала пересаживать малыша Pachira Aquatica! Видно, сам бог мне помогал! — закончила Минна.
И перевела дыхание. И застыла от осознания величия своей роли. Мне даже показалось, что щеки у монументальной Минны слегка забронзовели, а на губах появился гранитный налет: теперь она вполне могла сойти за памятник. Памятник провидению и торжеству справедливости. Жаль, что в руках у меня не было мятых ромашек или окостеневших глициний, — я обязательно возложила бы их к ногам прозорливой госпожи Майерлинг.
Судя по благоговейной тишине, воцарившейся в оранжерее, все остальные думали точно так же. Все, кроме Софьи, которая просто посинела от зависти к более удачливой сопернице. Сегодня был явно не ее вечер, а отмычка в ридикюле вчистую проиграла горшочку и лопатке.
