Ярослав Зуев - Конец сказки
– Везет тебе, если у тебя, Эдик, слюна ядовитая, как у королевской кобры. У меня одноклассник был, рекордсмен деревни по плевкам. Плевался, будь здоров, на восемь метров. Как верблюд. Я ему, знаешь, очень завидовал где-то до седьмого класса. Тоже, конечно, тренировался, но… в общем, ничем не мог похвастаться. То ли у него гортань была соответствующей, то ли слюна нужной консистенции. Это, кстати, что за коробки? Ну-ка, погляди. – Под лавкой по правому борту оказался десяток металлических, выкрашенных хаки коробок. Эдик со скрежетом выдвинул ближайшую.
– Тя-тяжелая, – сообщил Армеец.
– Открывай.
– Ого! Ни че-черта себе…
Андрей присвистнул. Он придерживался того же мнения. Внутри оказалась широкая, снаряженная патронами лента. В лучах искусственного электрического света она тускло отливала латунью. Каждый патрон был величиной с банан.
– Сколько тут, как ты думаешь?
– Че-черт его знает, – прошептал Армеец. – Штук пятьдесят, наверное.
– Проверь остальные коробки.
Вскоре приятели убедились, что стали обладателями целого арсенала.
– Вот этим я и буду плеваться, – пообещал Бандура. – Ну-ка, Эдик, подсади.
Ой, я и за-забыл, – выдохнул Армеец. – Тут же целая Большая Берта[84] на крыше.
– Чего-чего?
В центре кабины, почти под потолком, торчало откидное сидение стрелка. Наверх вел люк. Посовещавшись, приятели погасили свет, и только потом открыли его. Затем Армейцу пришлось здорово попыхтеть, прежде чем Андрей вскарабкался на место стрелка. Эдик выбрался следом. После спертого воздуха внутри бронированного чудовища дышать снаружи было приятно. Легкий ветерок шевелил обоим волосы. Небо над головой оставалось звездным, только на западе, у самого горизонта, полусфера была словно залита чернилами. Оттуда время от времени летели сполохи далеких зарниц, напоминающие вспышки исполинского сварочного аппарата, работающего на другом краю земли. Эдик подумал, что надвигается очередной грозовой фронт, вроде того, что бесчинствовал в горах накануне. Возможно, буря начнется к утру, может, гораздо раньше. Ветерок тут, у поверхности, был пока легким, но тревожным. Многообещающим, что ли.
– А ты никогда не с-слышал про теорию, со-согласно которой зарницы – это мо-молнии, бьющие в по-потустороннем мире?
– Если ты не прекратишь трепаться, скоро мы оба убедимся, есть этот гребаный потусторонний мир или нет! – зашипел Андрей.
– Не-не шипи на меня! – вполголоса огрызнулся Армеец. Во дворе по-прежнему было безлюдно, бандиты продолжали веселиться в особняке, ярко освещенные окна, из которых доносились пьяные вопли и музыка, находились значительно дальше, метрах в тридцати от них. Окна, выходившие прямо на БТР, оставались по счастью темными. Впрочем, это еще ничего не значило. Если от возможных наблюдателей из освещенных окон приятелей закрывало несколько скошенных броневых щитков пулеметной установки, то для тех, кто мог скрываться прямо над головой, они были как на ладони.
– По-пока все тихо, – сказал Эдик,
– Пока, – передразнил Андрей. – Ладно, помоги разобраться с этим барахлом. – Он легонько прихлопнул по ствольной коробке одного из пулеметов. – Где тут нажимать, чтобы стреляло?
– Постой, постой! Может, это не-ненастоящее, а? И-игрушечное? С-стилизация? Вроде муляжа? Сейчас та-такие штучки входят в моду. М-многие нувориши покупают колесные бронеавтомобили, на о-охоту ездить. Джипами уже никого не у-удивишь, вот они и выпендриваются, друг перед д-другом. Это как ры-цырские мечи и кинжалы, которые преспокойно продаются в су-сувенирных о-отделах любого к-крупного супермаркета, то-только дороже. – Он действительно просто не мог представить, каким образом Бонифацкий получил разрешение на владение настоящим броневиком, а если не получал, так почему не боится милиции. В конце концов, в стране, где любого среднестатистического гражданина можно играючи засадить в каталажку, скажем за финку в кармане лет на пять, даже продажным стражам закона, чтобы не замечать танка на колесах, нужно капать в глаза мазут.
– Ты шутишь, – осклабился Бандура. – Так и представляю себе этого дурноватого выродка Витрякова на охоте с фоторужьем! Или воздушкой. На рыбалке с игрушечным динамитом. А еще он трахает фотографии из порножурнала и глотает безалкогольную водку. Ага. Ну а его педерастический дружок Бонифацкий гонит в оффшоры фантики от конфет вместо баксов. Игра у него такая, типа Монополии, только в масштабе страны. Ну, или хотя бы Крымской области.
– А-автономии, – поправил Армеец.
– Да какая, нахрен, разница, откуда лаве отсасывать?! Из области или республики?!
– Не-не скажи, – запротестовал Армеец. – Из ре-республики го-гораздо круче. Со-совсем другой уровень. Мы, согласись, на такой у-уровень никогда не выйдем, п-при всем старании.
– Эдик, не заговаривай мне зубы. Кстати, те коробки с патронами, что внизу стоят – тоже, значит муляжи, так? Из папье-маше? И вот эти – тоже?
Справа от зловещего вида пулеметов были прикреплены две железные коробки, близнецы найденных ими под сиденьями. Приподняв крышки, Андрей удостоверился, что внутри те же нашпигованные здоровенными патронами ленты.
– Муляжи, да? – продолжал Бандура. – Холостые, так?
Вряд ли, – вынужден был согласиться Армеец. – Скорее – бронебойные. Если я не-не ошибаюсь, это КПВТ[85] или что-то, о-очень на него похожее. Кажется, такие пулеметы с-стреляют бронебойными патронами от противотанкового ружья времен Отечественной. Вроде того, из которого Алеша в «Балладе о солдате»[86] подбил фа-фашистский танк. Помнишь?
Андрей отрицательно покачал головой.
– С-с другой стороны, эта штука по-похожа на спаренную зенитную установку. Следовательно, должна стрелять ра-разрывными пулями. Тут на па-патронах есть маркировка, но вот что она о-означает, я без понятия. Кстати, – добавил Армеец, снимая чехол, под которым оказался секторный прицел, – судя по этой штуке, перед нами де-действительно зенитная у-установка.
Прильнув к окуляру, Андрей обнаружил сетку с несколькими шкалами и множеством цифр.
– Полевой бинокль отдыхает – сказал Бандура. – В такой телескоп – только на Луну по ночам смотреть. Хотя, если придерживаться твоей теории про муляжи, через эту хрень Бонифацкий подглядывает в окна малосемейного общежития. Наблюдает, так сказать, ранние этапы перерастания малых семей в большие.
Армеец щелкнул каким-то тумблером. Бандура ахнул.
– Это ж прибор ночного видения. Оцени.
Они поменялись местами.
– Раза в три увеличивает, – согласился Армеец. Поскольку любоваться в прицел было особенно нечем, приятели, оставив в покое оптику, принялись изучать устройство пулеметов, сожалея, что нет инструкции, которая бы очень пригодилась. Но, поскольку наставления по стрельбе нигде видно не было, пришлось действовать по методу, который принято называть методом Тыка, распространенного у нас повсеместно. Вскоре Бандура в очередной раз убедился, что подобным способом хорошо получаются только дети, в полном соответствии со старым анекдотом про посетившего нашу страну японца, которому тут только одни они, дети и понравились, поскольку все прочее, что у нас делают руками… Естественно, японцу и в голову не могло прийти, что руки тут совершенно ни при чем. Если у нас их где и используют, то как раз в производстве детей.
Отдуваться главным образом пришлось Армейцу. Получалось на первых порах не ахти как. Лента не желала вставляться в приемник, Эдик взмок в бесплодных попытках. В конце концов, он выронил ее из коробки, и она звякнула громко, будто колокол.
– Спокойнее, – сказал Бандура, хоть и его прошиб пот. – Не вибрируй. Они все равно ни черта не услышат. Пока.
Из окон первого этажа теперь рвался Меладзе, с кавказским апломбом расхваливавший достоинства своей соленой изнутри тропикана-женщины с серьезными отклонениями психики, секс с которой, по словам певца, напоминал питье текилы. Или с которой имеет смысл трахаться только после того, как упьешься текилой, что гораздо больше соответствовало бы отечественным стандартам поведения. Убирая челку с покрытого испариной лба слегка дрожащей ладонью, Эдик почему-то вспомнил старую шутку насчет того, что некрасивых женщин не бывает, если водки от пуза. Хмельные головы боевиков, вероятно, посетили созвучные мысли, потому что они начали поминать нелестными словами Завика с Фашистом, грозившихся привезти и текилу местного разлива, и соленых тропикана-баб с набережной, да как назло где-то застряли. Поскольку синяки, которыми Завик в обед наградил Эдика, напоминали о себе ежеминутно, Армеец мысленно горячо пожелал Завику свернуть шею на ночной дороге. И, улыбнулся, представив, как бандит корчится на дне пропасти, вывалившись из искореженной и дымящейся машины.
