Леонид Панасенко - Случайный рыцарь (Сборник)
«Что ты хочешь этим сказать?» — спросил Петр Петрович, боясь, что замолчавший на слове «одно» Гость не заговорит снова, потеряет мысль или внезапно уйдет, как в прошлый раз.
«Только то, что сказал: прохлада — это тень горячего камня, бессилие тень силы, бессмертие — тень смерти. Только это, — ответил Гость. — Но ты и сам это знаешь, потому что ты сам это нашел».
«Ты, кажется, изменился, — заметил Гостю Петр Петрович, когда они перешли из кухни в комнату. — При первой встрече ты показался мне моложе. А теперь я вижу у тебя седину в волосах».
«Седина от тебя, — улыбнулся Гость. — От тебя одежда, от тебя и седина». Он остановился возле письменного стола, всмотрелся в «Застожье», потом поднял взгляд на портреты Анны и Марии.
Петр Петрович набил табаком трубку и закурил.
«Жена и дочь, — сказал он Гостю о портретах. — Обе погибли в авиакатастрофе».
«Я знаю, — не оборачиваясь, ответил Гость. — Это Анна и Мария. А пейзаж твое родное село Застожье, которого нет. Не спрашивай, почему я это знаю. Не торопись. Позже ты сам все поймешь».
«Ладно, — согласился Лукашевский, хотя на языке у него вертелся именно этот вопрос. — Посидим».
Гость сел в предложенное ему кресло, Петр Петрович устроился с трубкой на подоконнике, возле приоткрытой форточки.
«Хочу дать тебе один совет, — сказал он Гостю, выпуская дым в форточку. Когда выходишь из грота, не карабкайся по стене. Стоит пройти метров пятьсот к северу, и ты найдешь низкий берег».
«Спасибо, — ответил Гость. — Я это знаю».
«Какого же дьявола ты продолжаешь подниматься по стене, обдирая руки и ноги?» — возмутился Петр Петрович.
«Больше не буду, — пообещал Гость. — Ты сказал — и я не буду».
«А сам сообразить не мог?»
«Сам? Кто?»
Глаза их встретились. Лукашевскому на миг показалось, будто он видит самого себя сидящим с трубкой на подоконнике, будто взглянул на себя из кресла, в котором был Гость.
«А как же ты исчезаешь? — спросил Гостя Петр Петрович. — Ты рассказал мне, как появляешься. Это мне понятно — вдруг просыпаешься в гроте… А как исчезаешь?»
«Когда бросаюсь с обрыва, — ответил Гость и встал. — В тот самый миг».
«Но кто тебя туда толкает?»
«Ты», — сказал Гость.
Петр Петрович хотел возразить, возмутиться, но не успел: едва он открыл рот, чтобы произнести первое слово, Гость, словно испугавшись чего-то, метнулся к вешалке, сорвал с нее предназначенное для него пальто, шапку, и, не одеваясь, бросился к двери.
«Ненормальный!» — крикнул ему вслед Петр Петрович. Дверь за Гостем захлопнулась. Петр Петрович посопел погасшей трубкой, выбил пепел за форточку и сказал самому себе: «Ты тоже ненормальный».
Лукашевский знал, что в аппаратной дежурит Полудин, и, значит, мог бы теперь же спуститься к нему и спросить, видел ли он Гостя. Но не сделал этого по двум причинам: во-первых, не хотел встречаться с Полудиным, а во-вторых, вопрос о том, видел или не видел Полудин Гостя, Лукашевского больше не волновал, потому что Полудин и все другие могли соприкоснуться с Гостем лишь внешне — пришел человек, ушел человек — что в этом особенного? Тайна же принадлежала только ему, Лукашевскому: Гость — это тень Хозяина…
Там же, за шкафом, где прежде стоял холст, находилась и приготовленная для него рама с потемневшей уже бронзовой пластинкой, на которой Петр Петрович выгравировал название картины: «Вид на пирамиду. Хео из тени пирамиды Хеф». Вынув из-за шкафа раму, он вставил в нее полотно, закрепил его гвоздями, натянул между боковыми планками веревку и повесил картину на стену — слева от двери, ведущей на веранду. Стена была пустая, хорошо освещалась днем из окна. Еще одно обстоятельство определило выбор Петра Петровича: он будет видеть картину, выходя из дому, уходить в ее пространство, а не приходить, как было бы, когда б он повесил ее на другую стену. Это было важно само по себе уходить в пустыню, к пирамиде Хеопса, возвращаться в Застожье, в милый уют.
Утром Петру Петровичу позвонил Яковлев и, не дав ответить на свое «Доброе утро!», сказал, что знает теперь, кто такой ночной гость. «Это сумасшедший режиссер! Представляешь?! — кричал от в трубку. — Мы-то думали, что он оттуда… А он — просто сумасшедший режиссер! Свихнулся на своем фильме, который собирался снимать здесь, в наших краях. И вот теперь бродит тут, пугает людей и несет всякую чепуху».
«А где живет?» — успел спросить Петр Петрович.
«Еще не выяснил. Поручу своей милиции, — сказал Яковлев. — Она быстро найдет его логово».
Из рассказа Яковлева Лукашевский узнал еще и то, что фильм, из-за которого якобы свихнулся его режиссер, должен был называться «Вечная война» и повествовать о кровавой истории нескольких племен и народов — тавров, скифов, киммерийцев, сарматов, готов, которых судьба некогда столкнула на этом земном перекрестке, о чем-де рассказывал сам режиссер людям, которых вербовал на съемки.
«Представь себе, нашлись желающие! — хохотал в трубку Яковлев. — У нас в райцентре уже созданы два клуба — скифов и сарматов. Изучают историю и способы ведения войны. Сейчас идет запись в клуб готов. Не хочешь ли записаться?»
То, что ночной гость и режиссер — одно лицо, Яковлев решил сам, хотя не видел Гостя в качестве Режиссера. Оснований для такого утверждения было мало лишь некоторые описания внешности Режиссера наводили Яковлева на мысль о его сходстве с Ночным Гостем: он представал перед видевшими его людьми в некотором подобии халата, у него были забинтованы руки, а ноги обмотаны тряпьем.
«Но если это только режиссер, и, стало быть, простой смертный человек, хотя и сумасшедший, то как же он мог появиться перед нами столь загадочным образом? — усомнился в выводах Яковлева Петр Петрович. — И почему он нас не вербовал на съемки своего фильма?»
«Видно, мы не годимся в артисты, — отделался шуткой Яковлев. — А с помощью отмычки, да будет тебе известно, открываются не только дверные замки, но и банковские сейфы!»
История о Сумасшедшем Режиссере была вполне в духе времени. О свихнувшихся политиках, ученых, писателях, военных, партийных лидерах в тот год часто писали газеты — таково было энергетическое влияние ближнего космоса. В тот год всем казалось, что вот-вот удастся поймать инопланетян и даже то, что они уже свободно живут между людьми. И если Яковлев соединил в одном лице сумасшедшего и явившегося оттуда — то это тоже было в духе времени.
Яковлев сообщил Петру Петровичу также о том, что расчищена дорога от райцентра до флотской базы. Поездка на базу через райцентр удлиняла путь кило, метров на шестьдесят-семьдесят. Поэтому в хорошую погоду Петр Петрович пользовался прямой дорогой. Теперь же он обрадовался и тому, что сообщил Яковлев — давно уже пора было навестить «Анну-Марию» и отвезти мастеру очередной взнос. Петр Петрович решил, что мешкать с поездкой на базу нельзя: ведь со дня на день снова могла разыграться вьюга и замести дорогу, а там жди, когда ее расчистят снова. Словом, надо было ехать немедленно.
Лукашевский быстро собрался, залил в бак машины оставшуюся канистру бензина, весь запас, подкачал скаты, прогрел в гараже мотор и отправился в путь. О том, что уезжает на базу, сказал Полудину раньше, велел ему с обеда запустить электростанцию для подзарядки аккумуляторов и включить вечером маяк, если он к тому времени не успеет вернуться.
Въезд на территорию бензоколонки был перегорожен веревкой, на которой трепыхались красные лоскутки. Это хотя и огорчило Лукашевского, но не очень у него оставалось еще две возможности заправить машину: у ремонтников на базе или у Квасова на погранзаставе.
Остановился у райисполкома с намерением заглянуть к Яковлеву. Поднялся на второй этаж, в приемную. Секретарша, которая давно знала Петра Петровича, в кабинет его все же не впустила: у Яковлева, как всегда, было совещание.
«О чем и с кем он совещается?» — поинтересовался Лукашевский.
«С какими-то дикарями, — шепотом ответила секретарша, сделав при этом большие глаза. — Пришли все в кожаных штанах, с мечами и луками, в малахаях. И говорят не по-нашему — все гыр-гыр, гыр-гыр. Бороды поотпускали. Но веселые, добавила она, облегченно вздохнув. — Вроде все-таки как наши люди, но только переодетые. У меня тут записано в журнале, — заглянула она в толстый гроссбух. — Ага вот, — и прочла: — Клуб скифов. Значит, самодеятельность, — объяснила она Петру Петровичу. — Но мечи и стрелы — как настоящие».
Лукашевский не стал дожидаться конца совещания, которое могло продлиться и час и два, поцеловал руку секретарше и, пообещав заглянуть на обратном пути, вышел из приемной. Спускаясь по лестнице, столкнулся с группой людей, идущих навстречу. Их было человек двадцать, мужчины и женщины. Передние, прижав Петра Петровича к стене, пронесли мимо него наклеенный на фанеру плакат: «Долой пришлых скифов! Киммерия — для киммерийцев!» У мужчин на поясах болтались тяжелые мечи, женщины были с луками, как амазонки. От людей пахло дубленой овчиной, табаком и винным перегаром. Нетрудно было догадаться, что вслед за делегацией Клуба скифов на прием к Яковлеву пожаловали и представители Клуба киммерийцев, организации, созданной, если верить самому Яковлеву, Сумасшедшим Режиссером для съемок фильма «Вечная война».
![Леонид Панасенко - Случайный рыцарь [Проклятие белого Магга]](/uploads/posts/books/68689/68689.jpg)
