Виктория Платова - Победный ветер, ясный день
— Высказалась? — поинтересовался Гурий, когда мать закончила свой страстный спич. — А теперь попрошу покинуть апартаменты.
— Я сама санитаров вызову!..
В спину взвившейся матери Гурий на полную врубил «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», но на душе от этого легче не стало. Мало того, что проклятая рыжая фурия, гарпия, Медузагоргона сорвала встречу, к которой так тщательно готовился Гурий, — она еще и насмерть рассорила его с матерью. Их отношения и без того не были безоблачными, но мать все это время держалась в рамках приличий. Теперь же она просто с цепи сорвалась, и катализатором всего этого безобразия послужила Еленочка, чтоб ей и не родиться никогда, гадине!.. Не-ет, она не фурия и не гарпия. И не Медуза-горгона, это было бы слишком невинно. Она — василиск! Василиск, вылупившийся на свет из снесенного старым петухом в навозной куче яйца, которое высиживала жаба! И теперь этот жуткий гибрид всерьез угрожает существованию беспечного грешника с лейтенантскими погонами — Гурия Ягодникова!..
Всю ночь Гурия терзали кошмары. Вместо обычных — черемуховых, жасминовых, лилейных — видений красавицы Эдиты его преследовали адские картинки с изображением василиска Еленочки. Василиск свивал тело черными змеиными кольцами — и в просветах этих колец мелькали головы отца и матери. А также сестры Наташки и ее мужа Виктора. А также брата Сашки и двух гурьевских племянников. Да и голова самого Гурия просматривалась тоже. Но это еще можно было вынести, покрепче сжав синие от удушья губы. А вот крошечную, разломанную на части восковую фигурку Эдиты вынести было нельзя. Василиск из сна коснулся фигурки кончиком дрожащего раздвоенного хвоста, а потом повернул морду к Гурию и обдал его смрадным дыханием.
— Я заплачу вам… За разбитую модель…
Сколько это может стоить? — прошипел он.
Именно в этом месте кошмара Гурий проснулся. И до самого рассвета проворочался на жесткой кушетке. Но и утро, на которое так надеялся Гурий, облегчения не принесло. Вяло поковыряв в свалявшихся за ночь варениках с вишней и забыв побриться, Гурий отправился на работу. Мать не вышла его провожать, как обычно, и даже дворовый пес Жулька отвернул от, несчастного лейтенанта физиономию.
В отделении пришлось задержаться: его вызвал к себе капитан Целищев. Последние несколько дней Целищев ходил как в воду опущенный — и все из-за девушки, тело которой было найдено на перегоне Ораниенбаум — Мартышкино. Над телом витал призрак убийства, и это резко портило картину колченогой и стыдливой ломоносовской преступности. Убийств здесь не случалось уже давно, и оперативный состав заметно разленился и даже успел нарастить лишние килограммы.
Войдя в кабинет Целищева, Гурий заметил благотворные изменения в поведении капитана. Целищев пребывал в хорошем настроении, а это могло означать только одно: убийство девушки раскрыто по горячим следам.
— Что это с тобой? — удивился капитан, разглядывая ссадины на лице Ягодникова.
— Ничего. С лестницы свалился неудачно.
— А почему небритый?
— Свет с утра отрубили, — без всякого энтузиазма соврал Гурий. — А у меня электробритва. «Бердск».
— Электробритвы — вчерашний день.
А участковый должен выглядеть образцово, поскольку он единственный представитель закона, с которым население общается ежедневно. Должен соответствовать, лейтенант.
— Должен — значит, буду, — пообещал Гурий и, не удержавшись, спросил:
— А что с убийством?
— Каким убийством?
— Девушки.
— Вот поэтому я тебя и вызвал. Не было никакого убийства.
— То есть как это — не было?
— А вот так. Несчастный случай был, а убийства не было.
Так вот почему капитан Целищев сиял, как начищенная бляха! Убийство (к тому же нераскрытое) портило показатели, а несчастный случай никак на них не влиял, что, безусловно, было только на руку Целищеву, известному патриоту отделения.
— Это точно?
— А ты сомневаешься? — Целищев нахмурился.
— Нет, но…
— Несчастный случай, по уточненным данным экспертизы, — припечатал капитан. — В крови потерпевшей содержался алкоголь, признаки насильственной смерти отсутствуют. Скорее всего она просто выпала из вагона.
— Выпала из вагона? Как можно выпасть из вагона?
— Представь себе, такое случается. Тем более если на грудь примешь сверх всякой меры… Где произошло несчастье? На самой середине перегона, следовательно, электричка набрала максимальную скорость.
Рельеф местности там сам знаешь какой — дуга. Вот на этой дуге ее и подкосило…
— Ну, не знаю… Между Ораниенбаумом и Мартышкином всего-то четыре минуты, — Ты смотри, какая осведомленность, — недовольно проворчал Целищев. — В любом случае существует заключение экспертизы. Девушка была нетрезва. Да я бы и без всякого заключения это бы определил. Она кто? Джусер. А я, сколько по электричкам ни езжу, ни одного трезвого коробейника не видел. Обязательно подшофе… Но дело даже и не в этом. В поясной сумке покойной обнаружили таблетки нитроглицерина.
А что это значит?
— Что? — поинтересовался восхитительно здоровый Гурий, за всю свою жизнь видевший вблизи только три медикаментозных средства — лейкопластырь, йод и зеленку. , — А это значит, что у нее были проблемы с сердцем. Возможно, ей стало плохо, она вышла в тамбур, глотнуть свежего воздуха…
Из последующего, весьма приподнятого монолога Целищева стало ясно, что причиной смерти потерпевшей послужил удар о сосну, росшую прямо у насыпи. Дерево было мертвым и обугленным — когда-то в него попала молния. И лично капитану Целищеву (которому до рези в глазах не хотелось вошкаться с убийством) пришла в голову счастливая мысль это дерево осмотреть, поскольку находилось оно в непосредственной близости от места, где было обнаружено тело. И на единственном, но довольно плотном суку, обращенном к насыпи, тотчас же отыскались следы удара: свежий надлом и мелко раздробленные, почти незаметные глазу осколки кости.
Данные экспертизы легли на стол Целищеву только сегодня и резко изменили картину происшествия.
— Но ведь ее могли и сбросить с поезда, — не сдавался Гурий. — Подгадать удобный момент и сбросить…
— Тебе, как я посмотрю, неймется, — по-отечески пожурил Ягодникова капитан. — Тебе, как я посмотрю, преступление подавай. А преступления-то как раз и не выходит. Следов борьбы не обнаружено?
Не обнаружено. Но даже если допустить мысль, что ее столкнули… Нормальный человек не в состоянии так точно просчитать траекторию. Чтобы столкнуть девушку в нужный момент, учитывая скорость поезда и прочие побочные вещи. Столкнуть так, чтобы виском она зацепила именно этот сук. Это, знаешь ли, даже не секунда, это доли секунды. Доли долей… Да только на одной бумаге считать умаешься. А тут условия, приближенные к боевым. И сосну эту нужно было бы засечь вовремя… К тому же обнаружились два свидетеля, которые видели девушку в электричке…
— Не густо.
— А что ты хочешь? Электричка-то была последней. Один вышел в Дубочках, за три остановки, другой доехал до Ленинского проспекта, а это уже черта города. И оба независимо друг от друга утверждают, что девушка была одна, без спутников.
— А что за свидетели? И можно ли °им доверять?
— Ты губу не раскатывай. Оба пожилые, женщина и мужчина… В общем, так, лейтенант. Мартышкино — твоя территория, правильно? А поскольку никакого криминала в этом происшествии нет, как оказалось… Так сказать, несчастный случай…
В общем, дело поступает тебе. Оформи все как следует. Там и осталось-то с гулькин нос. Заключения подошьешь, и вся недолга.
— Хорошо.
— И вот еще что. Сегодня как раз похороны.
— Чьи? — перепугался Гурий.
— Потерпевшей. — Целищев порылся в бумажках на столе и с выражением зачитал:
— Филипаки Афины Витольдовны. Хоронить будут у нас в Ломоносове в час дня.
— Она из Ломоносова?
— Из Питера, но родственников в России у нее нет, все на Запад умотали. Возможно, подтянутся умалишенные из ее бывших сослуживцев.
— Умалишенные?
— Умалишенные актеры. Она ведь актрисой была, как оказалось. По основной специальности. Ты их успокой, сообщи, что первоначальная версия не подтвердилась и с потерпевшей произошел несчастный случай.
— Так, может, их официально вызвать?
А то странно как-то — я людей на кладбище ловить должен, в самый неподходящий момент… Нехорошо. Несолидно.
— Ты бы их видел! — с собачьей тоской в голосе произнес Целищев. — Такие есть экземпляры… За сто первым километром им самое место… Но это так, мои собственные впечатления… Дело-то к тебе перешло.
Хочешь — вызывай, хочешь — действуй, как я сказал. А вообще, я тебя очень прошу, лейтенант, подъедь и проследи за порядком. И в форму переоденься.
— Это еще зачем?
— А затем, что больные люди. Еще устроят из похорон балаган, стыда не оберемся. А форма на них повлияет, приструнит, если что. Окажет психологическое воздействие. — Целищев с сомнением подергал себя за усы. — Может быть.
