Татьяна Степанова - Тот, кто придет за тобой
Судья Дынник открыла дверь на цепочку и глянула на удостоверение. Потом открыла дверь.
– Пожалуйста, только я... не понимаю...
– Мы расследуем дело об убийстве адвоката Ведищева, слышали, наверное, в новостях.
– Но я...
– Я его племянник, вы не помните меня? Мы с вами однажды встречались, давно. Дядя нас знакомил.
– Да, мы встречались... господи, это вы? – Голос судьи дрогнул, в нем послышалось явное облегчение.
– У нас бежал опасный преступник, на его счету несколько убийств, в том числе и это. Долго рассказывать, это все связано с одним старым делом, по которому вы выносили приговор. У нас есть основания подозревать, что он попытается совершить нападение и на вас тоже.
Катя, стараясь не дышать, выглянула из своего укрытия – судья Дынник и Чалов стояли в тесной прихожей лицом к лицу. Его голос, его тон...
– Там, внизу, наши сотрудники, мы взяли ваш дом и подъезд под наблюдение. Я приехал так срочно, чтобы предупредить вас. Вам нечего бояться, вы под надежной охраной, но осторожность все равно не помешает.
Его голос, его тон... Прежний, спокойный, усталый и властный...
Черт возьми...
Это же какая-то чудовищная ошибка...
Там, в этом чертовом паспортном столе, просто перепутали запросы и файлы. Он же делал запрос, когда мы подняли то дело из архива, он же делал запрос, а они там все просто перепутали с чьим-то другим запросом совершенно по иному делу, иным фамилиям, может быть, похожим – мало ли в Москве и области Прохоровых... чьим-то другим запросом, поступившим в марте...
Что же я наделала...
Что же я такое надела...
– Можем мы пройти куда-то присесть, я должен задать вам несколько вопросов для протокола?
– Пожалуйста, сюда, – судья Дынник с явным облегчением, забыв все инструкции, засуетилась, повернулась спиной к гостю, указывая путь в комнату.
– Вы дома одна?
Катя показалась в проеме двери и...
Что было сначала, что потом, что первым, что вторым, что третьим? Что самым главным, самым основным, окончательным вариантом?
Его голос, изменившийся... слегка, чуть-чуть... изменившийся, споткнувшийся на этом коротеньком вопросе...
Его лицо...
То, что судья повернулась к нему в это мгновение спиной...
То, что Катя возникла перед ним на пороге комнаты и увидела в его правой руке не папку с бланками допросов...
Не папку...
Не нож...
А что-то небольшое, с узким аккуратным хищным лезвием...
То, что, будучи использованным умело и страшно, оставляет смертельные раны и всегда порождает мысли и версии о врачах...
Вы дома одна? То же самое спросил он тогда на даче у Полины... спросил, чтобы вернуться...
– Чалов! – крикнула Катя. – Чалов, не надо!
Где-то далеко, далеко...
Не здесь...
Не сейчас...
Среди сухой травы...
В дорожной пыли...
В пересохшем колодце...
Лишь эхо...
Лишь эхо и тени...
И прах...
– И ты здесь... Вообще-то можно было бы догадаться, принимая во внимание, что ты всегда...
Он обращался к ней на «ты», и в его левой руке уже был пистолет – небольшой, не табельный. Не служебный.
– Отличалась редкой сообразительностью, – внезапно он с силой ударил судью Дынник ногой, так что она, дико вскрикнув, упала прямо на Катю, сбив ее с ног.
– Сообразительностью и умом... и помогала мне, ты слышишь, ты очень помогла мне. Ну зачем ты приперлась сейчас сюда?! – Он возвышался над ними, распростертыми на полу, – двумя женщинами, только что по-настоящему почувствовавшими на себе, что такое сила, и ярость, и тот самый пресловутый фактор неожиданности, который всегда берет верх в критической ситуации, несмотря на все... – Он же мне сто тысяч раз рассказывал об этом деле... мой дядя Ростик... знаменитый адвокат... хвалился, как надо вести дела, как зарабатывать деньги... Сто тысяч раз твердил мне об этом, упрекая, что я ни на что подобное не способен, что у меня не хватит ума и решительности, что я всегда буду чахнуть над гребаными протоколами и тянуть лямку до нищенской пенсии...
Его голос звенел, в нем нарастала истерика...
– Сотни сидят по своим кабинетам, по норам и только ждут, когда один-единственный раз в жизни им попадется дело, настоящее дело, по которому можно будет столько взять... такие деньги, и потом жить как и где хочется и оставить еще детям своим, внукам своим... А в этом деле не надо было ничего брать, никаких космических взяток... только пораскинуть мозгами и кое-что подправить... Кого ты пожалела, дура? Эту суку из суда? Она же за деньги тогда продалась, за квартиру, они же все тогда продались... Кого ты пожалела? Я лишь воздал им всем по заслугам, и все то, что мой дядя получил таким вот способом... таким вот противозаконным закулисным способом, должно перейти ко мне. По наследству! Гаврилов, ублюдок, вышел из игры в самом ее начале... Но мой дядя заплатил мне сполна за все свои нравоучения... И «Бентли» его теперь мой – по закону, и счета в банке, и все остальное... И я вас сейчас здесь пристрелю и буду жить долго и не испытывать никаких угрызений совести. Слышишь, ты?!
Прогремел выстрел...
В квартире прогремел выстрел, и Катя... она вся сжалась в комок, гадая – куда, в какую часть тела попадет пуля, кому она достанется – ей или судье – и как обожжет, вспыхнет горячим пламенем боль...
Еще один выстрел... И еще...
Стон...
Стук предмета, упавшего на пол...
«Господи, святый боже... спаси...» – судья Дынник всхлипывала, трясясь, все еще придавливая всем своим весом Катю.
– Вы ранены?
– Он – р-ранен.
Катя осторожно приподнялась, как пехотинец, приникший к земле, выглядывает из окопа. В дверном проеме кухни с пистолетом в руках – лейтенант Женя Самойлов.
– Я с-стрелял... П-простите, что так з-замешкался, – от волнения он сильно заикался. – Я с-сначала р-растерялся... никак не д-думал, что это он... н-наш с-следователь...
Катя бросила взгляд на валявшийся на полу «нетабельный» пистолет и самого Чалова, скорчившегося у стены, руками сжимающего живот, в котором застряли все три пули.
– Я д-даже не смог крикнуть ему «б-бросай оружие», – потрясенный лейтенант Самойлов поднял пистолет Чалова и еще тот предмет – «не нож».
Катя тыльной стороной ладони вытерла мокрое лицо – что там было, кому ведомо – слезы, пот... Слезы...
– Вызовите ему «Скорую», Женя. А я звоню в главк.
Глава 50
КРАМОЛЬНЫЕ МЫСЛИ
Когда что-то заканчивается... и заканчивается относительно благополучно, это еще не означает, что это и есть – счастливый конец.
Катя поняла это в последующие дни и недели, когда она... ну, скажем так – крайне редко могла побыть наедине с собственными мыслями и собственной печалью... горечью и той пустотой внутри, что вдруг взяла и образовалась... И пустоту эту не могли заполнить никакие внешние факторы и дела – допросы в прокуратуре, беседы с оперативниками, весь тот следственный процесс, который с задержанием Чалова начал выстраиваться по ЭТОМУ ДЕЛУ заново.
Когда уголовное дело разворачивается под углом: задержание «оборотня в погонах», всем, в общем-то, наплевать на такие тонкости, как ваша депрессия и опустошенность.
По коридорам прокуратуры, как рой... нет, как стадо бизонов, носились кураторы и начальство – почти все они знали Валерия Чалова лично и... И теперь старались выглядеть непроницаемыми, когда в рамках уголовного дела об убийствах речь заходила о нем.
А речь постоянно о нем заходила.
Чалова на «Скорой» и под конвоем отвезли в госпиталь МВД и там срочно прооперировали пулевые ранения. И он остался жив.
Остался жив, чтобы предстать перед судом.
Однажды в прокуратуре Катя случайно услышала обрывок разговора о нем двух чинов: «Лучше бы умер, меньше позора и неприятностей».
По коридорам и кабинетам, приемным, изоляторам ИВС, курилкам, кримлабораториям уже витал слух... миф, грозивший пережить всех, кто его шепотом пересказывал... Миф о том, как «следователь зарезал адвоката и остальных»...
И пустота – она ширилась, смерзалась комом, глыбой, как лед внутри, лишая последних иллюзий и надежд... угрожая заполнить, заслонить собой весь мир... чтобы, возможно, уже никогда не растаять, а так и остаться... до самого конца...
Как послевкусие...
Как шрам на теле...
И первой заметила это верная подружка Анфиса.
– Все переживаешь? – спросила она сурово. – На, держи тряпку, помоги мне.
Воскресным днем они стояли перед открытым гаражом. «Мерседес-Смарт» лукаво щурился из сумрака «ракушки». Анфиса сжимала в руках пластиковое синее ведерко с теплой водой и жесткую губку, любовно выбранную в магазине для автолюбителей. В сумке на траве перед гаражом ждали своей очереди средство для полирования, средство для протирки стекол и еще какая-то, по словам Анфисы, «полезная фигня».
– Есть же автомойка для этого, давай съездим, – вяло заметила Катя.
– А я сама хочу, собственноручно и вместе с тобой, – Анфиса все совала Кате тряпку. – Стекла протирай. Давай шевелись... Ну и чего с этим адвокатским «Бентли»? Что, ты говорила, ваши там нашли?
