Виктория Платова - Куколка для монстра
Ни один.
Стоило только мне открыть рот, коснуться их жестких рук кончиками пальцев, улыбнуться умело накрашенным ртом (для деятелей подобного рода я, поэкспериментировав несколько часов кряду, выработала совершенно определенный стиль, стилист Стасик мог бы мной гордиться!), как они, наплевав на все указания, следовали за мной куда угодно. Вот только тащить их в постель я не решалась, справедливо опасаясь возмездия со стороны капитана.
И оно пришло.
Он завалился ко мне, как всегда, поздно и, не поздоровавшись, сразу же прошел на кухню. Вытянув ноги в проход, он исподлобья посмотрел на меня и хмуро спросил:
– Что ты делаешь?
– В смысле? – Я сделала невинное лицо.
– Сама знаешь, в каком смысле. Не порть мне сотрудников.
– У тебя очень милые мальчики, как раз в моем вкусе.
– – Я сказал, прекрати свои штучки. Прекрати их соблазнять.
– Я и не думаю вовсе.
– И прекрати воровать вещи в магазинах!
– Мне очень хочется сделать людям приятное, люблю преподносить подарки…
– Да уж, – неопределенно хмыкнул капитан, – это точно.
– Особых денег ты мне не даешь, а в прошлой жизни я привыкла жить на широкую ногу, судя по всему. Тебе ли не знать, раз ты у нас держишь в руках все нити…
– Прекрати воровать, иначе я так тебя отметелю, что не обрадуешься. – Из капитана вылез отчаянный веснушчатый мальчишка, и мне сразу стало весело.
– Э-э, нет! Теперь я могу защититься, ты же сам был в спортивном зале и все видел… Я тоже кое-что видела.
Твой обнаженный торс, например. И твой обнаженный торс мне понравился.
– Со мной такие штучки не пройдут. – Он дал мальчишке подзатыльник и задвинул его в самый дальний угол сознания. – Я ведь тоже все это знаю. И все эротические приколы, которые ты так жаждешь испытать, для меня пустой звук.
– Тогда придется довольствоваться твоими парнишками, – не унималась я. – Впору организовывать фан-клуб имени Анны Александровой, ты как думаешь?
– Я думаю, – он снова слегка придушил мускулистыми словами мою хлипкую, много о себе возомнившую шейку, – что ты ведешь себя как последняя идиотка. Или ты действительно поверила, что ты просто супертелка? Что ты ни для чего неуязвима и со всем справишься?
– Еще никто не доказал мне обратного, – с вызовом ответила я.
– Неужели ты всерьез решила, что столько профессионалов горбатилось на тебя целый месяц только для того, чтобы ты крала всякое дерьмо в магазинах и пошло соблазняла внешнее наблюдение?
– Безделье развращает. Разве твои профессионалы тебе об этом не говорили? Мне надоело сидеть в четырех стенах и ни хрена не делать, – зло сказала я.
– За этим я и пришел. Отдых кончился, сейчас будет работа. Я принес тебе кое-какие материалы, ты должна изучить их за сегодняшнюю ночь и к завтрашнему утру представить свои соображения.
– Вся внимание, – я внутренне подобралась.
– Есть один очень серьезный человек, вхожий в высшие эшелоны власти. Михаил Меньших. Пардон, из уважения к его должности – Михаил Юрьевич Меньших. Он крупный телемагнат, владелец очень влиятельного частного канала и сети газет, любитель гольфа и виндсерфинга, человек с незапятнанной репутацией.
– Людей с незапятнанной репутацией нет, тем более – вхожих в высшие эшелоны власти, – я прекрасно усвоила уроки грязного досье, которое приносил мне в свое время Лапицкий, – наверняка вы рыли не в том месте.
– Его почти три месяца вела наша самая лучшая группа – полный провал. Ничего компрометирующего собрать не удалось. Работа двадцать четыре часа в сутки, гольф по воскресеньям и тот самый виндсерфинг во время краткосрочного отпуска: пять дней на Сейшелах каждый август, с шестого по одиннадцатое.
– Сколько ему лет?
– Сорок три.
– Взрослый мальчик. А что думает по поводу его незапятнанной репутации его жена?
– Он не женат.
– Есть любовница? – Я с удовольствием включилась в игру.
– В том-то все и дело, что нет. У него все эти годы одна и та же секретарша, жуткая грымза, синий чулок, его однокурсница по факультету журналистики. К нему такие очаровашки стояли со знанием компьютера, ногами от коренных зубов и тремя иностранными языками в активе – все без толку.
– Он гомосексуалист, что ли?
– Если бы, – вздохнул Лапицкий. – Тогда бы вообще проблем не было. Гомосексуалисты – это наша неожиданная радость. Нет, здесь глухо.
– Собака есть?
– Гнусная дворняга десяти лет от роду. Привязан к ней так же, как к своей секретарше.
– Так, может, он с собакой, а? – высказала веселенькое предположеньице я.
– По-моему, тебя недостаточно натаскали, – поморщился Лапицкий, – вкус подводит. Последи за собой.
– Извини. А что с подбором кадров?
– Отбирает только на профессиональной основе. Сам шляется по всей стране, вытаскивает перспективных журналистов из глубинки, причем берет преимущественно тех, у кого контры с местными властями. Таких молодых и честных, с проломленными головами по причине чувства обостренной справедливости. У его канала сейчас самые лучшие информационные бригады и самый высокий рейтинг. Любят в нашем многострадальном государстве страстотерпцев, ничего не поделаешь.
Еще несколько месяцев, максимум полгода, и он станет серьезно влиять на внутреннюю политику и формировать общественное мнение в стране, – Ну и на здоровье, – совершенно искренне сказала я. – Если это честный человек с незапятнанной репутацией, как ты выражаешься. Пусть себе формирует, если что-нибудь изменится к лучшему.
– Ты не понимаешь. Сейчас телевидение – это единственная реальная сила. Через год выборы, нам нужен этот канал, тогда мы сможем в большой степени влиять на их исход.
– Так уберите его, в чем дело? – равнодушно сказала я.
– Нет. Без него и его репутации честного человека канал превратится в фикцию, он уже никому не будет нужен. Нам нужно сохранить господина Меньших и подчинить канал своему влиянию. Словом, оставляю тебе его досье – это все, что удалось собрать. Ни на одной козе к нему подъехать не получилось. Завтра с утра буду у тебя. Надеюсь, у тебя появятся соображения, девочка.
…Я просидела над бумагами всю ночь, и чем больше я углублялась в них, тем большее раздражение вызывал во мне этот человек – Михаил Юрьевич Меньших с университетской кличкой Лещ (она ни о чем не говорила, но зачем-то была приобщена к разделу «Биографические данные»). Просто Франциск Ассизский или Джордано Бруно от журналистики, Бог-сын телевидения, обещавший пятью информационными хлебами накормить всех голодных.
Михаил Меньших родился в Новосибирске и закончил там среднюю школу. В ней же работала уборщицей его мать. Отца у него никогда не было. К семнадцати годам в активе юного Леща была только золотая медаль. С ней-то он и отправился в МГИМО, наивный тщедушный парнишка, перенесший в детстве тяжелую форму туберкулеза. Из-за болезни он даже пару лет был прикован к постели и экзамены за восьмой и девятый класс сдавал экстерном. Но бойцовский характер позволил ему не только подняться, но и добиться серьезных успехов в одном из восточных единоборств. Страсть к Востоку осталась, он серьезно изучал китайскую философию и дзэн-буддизм. В МГИМО сына уборщицы не взяли, и он поступил на журналистику в Московский университет. Судя по всему, у него были блестящие организаторские способности и настоящий талант – не просто журналистский (писучих быстрых перьев в стране было хоть пруд пруди), а писательский. Кто-то из ушлых мальчиков Лапицкого даже раздобыл несколько листков с вариантами его коротких рассказов. Их язык, свободный и мощный, близкий по терпкости к бабелевскому, поразил меня. Возможно, у него было большое будущее, но Леща сгубила активная жизненная позиция. Всю жизнь он с кем-то и за кого-то боролся, бесстрашно умел отстаивать то, что считал истиной, и при этом оставался открытым и бесконечно привлекательным человеком. Несколько фотографий Леща, заботливо подколотых скрепками, были удивительными: в этом человеке в избытке было то, что называлось животным магнетизмом. Он умел завоевывать влиятельных друзей, не примыкая ни к какому лагерю, и при этом оставался независимым.
В начале девяностых, когда страна стала на дыбы, он одним из первых застолбил благодатную нишу телевидения и добился в этом несомненного успеха. На кредит, взятый в одном из банков, он обустроил маленькую телестудию, которая впоследствии стала основой его телевизионной империи.
При всем этом Лещ никогда не был аскетом: он обожал друзей и шумные компании, знал толк в хорошей еде, выпивке и красивых женщинах. Он никогда не был женат, так что адюльтер, на котором можно было бы ущучить мощного телевизионщика, отпадал. Все его женщины хранили о нем самые светлые воспоминания, всем им он помогал, и не только материально. Он побывал во всех горячих точках планеты, едва избежал расстрела в Свазиленде и чудом остался жив в Хорватии (югославская эпопея Леща была единственным плохо изученным эпизодом в довольно обстоятельном досье). На самолете компании он вывозил из горящего Грозного русских старух, а через день встречался с Матерью Терезой в Калькутте.
