Уильям Холланд - Московские сумерки
– Она также обвинила меня в недостатке мужской галантности: как это я посмел оставить в купе такую девушку, как вы, одну-одинешеньку.
– Вы все же неисправимый иностранный лгунишка, – ответила Алина, а спустя минуту спросила:
– Что значит «девушка, как я»?
– Прекрасная и отважная, которая заставляет трепетать сердце мужчины.
– Теперь я вижу, почему нас предупреждали. Иностранный лгунишка с льстивым языком.
Он еще ближе подвинулся к ней и прикоснулся губами к ее губам. Это был даже не поцелуй, а лишь прикосновение, но она все же отпрянула назад – правда, всего чуть-чуть, но ее уже не достать. «Нет», – прошептала она. Не понятно, означал ли ее шепот, что все кончилось?
Он сел на нижнюю полку, снял брюки, положил их на столик у окна и, вытянувшись на полке, накрылся одеялом. Повсюду в России в поездах дальнего следования стелят такие одеяла – они состоят из пододеяльника – своеобразного конверта – и собственно одеяла, которое закладывается в этот конверт.
Белый пододеяльник был свежим и прохладным. Мартин смотрел, как за окном медленно рассветает. Спустя какое-то время он услышал Алинин голос с верхней полки: «Спокойной ночи, Бенджамин». Сперва он сомневался, сможет ли уснуть, но в конце концов сон сморил его.
– 38 —
Суббота, 3 июня 1989 года,
4 часа утра,
Новорязанская улица
Рассвет долго не мог пробиться сквозь окно в квартире Дмитрия. Стекло не мыли годами, лишь дождик изредка обмывал его. Грязные, наслоившиеся друг на друга узоры наводили на мрачные размышления: а пробьется ли вообще когда-нибудь сюда свет. К тому же окно выходило на серый грязный двор. Там была устроена игровая площадка для детей из окрестных домов, но поскольку двор был глубок и узок, то солнечный луч проникал сюда лишь в середине лета, а в остальное время года здесь было холодно и пусто.
Дмитрий налил себе еще сто граммов водки. Одному пить – интереса никакого, но никто в гости не приходил, поэтому уж лучше пить в одиночку, чем совсем не пить. Он резко поставил стакан на стол. Звук эхом откликнулся в прихожей. Через минуту эхо повторилось, и до него наконец дошло, что это вовсе не эхо: кто-то стучит в дверь.
Он прислушался, не повторится ли стук снова, а когда повторился, покатил тихонько и стал опять ждать стука. Снова застучали. Посчитав, что, должно быть, вернулась Алина, Дмитрий открыл дверь.
На площадке стояли двое мужчин, но не привычные ему «топтуны» из КГБ. Человек с усами на темном худощавом лице отрывисто спросил:
– А куда смылись твои друзья?
Дмитрий глянул на них и ответил с неподдельной печалью в голосе:
– Как всегда, растаяли в неизвестности. Здесь у меня не только искать нечего и некого, здесь и друзей-то ничто не удерживает, разве что воспоминания.
– Хватит дурака валять, – зарычал мужчина. – Тот американец и женщина – куда они умотали?
Дмитрий попытался захлопнуть дверь, но ему мешали, с двумя сладить не удавалось, и он просто крутился на своей тележке, пытаясь вывернуться из цепких рук державших его мужчин. Вращение на тележке да еще водочные пары сделали свое дело – его вырвало. Один из налетчиков ударом ноги захлопнул дверь.
– Тебе же, да и нам, будет легче, если скажешь, где они, – бросил он. – Особенно тебе.
Дмитрий попытался закричать, но человек с темным лицом зажал ему рот.
– Ты же афганец и наверняка слышал, что афганские моджахеды вытворяли с пленными русскими, – пригрозил он. – Ты знаешь, как это было, и должен подумать о себе. Ну, а теперь – согласен рассказать? Кинни головой в знак согласия.
Дмитрий кивнул, а когда мужчина убрал руку с его рта, он заорал как можно громче, призывая на помощь. Он еще не почувствовал первого удара, как в голове у него молнией пронеслась горькая мысль: ему всегда нравилось жить одному на самой верхотуре и ничего не знать и не слышать о соседях.
– 39 —
Суббота, 3 июня 1989 года,
6 часов утра,
Ленинский проспект
Чантурия проснулся от внезапного толчка. Он еще не совсем проснулся, но и спросонок увидел, что яркий утренний свет заливает всю квартиру.
– Что такое? – спросил он, еще не пробудившись как следует и даже не поняв, кому и почему задал этот вопрос.
– Проснись, телефон звонит, – сонным голосом произнесла Таня. Очертания ее фигуры под одеялом оставались недвижимыми – она даже не пошевельнулась. Телефон продолжал звонить. Он поднял трубку.
– Это я, Белкин, – раздалось в трубке. – У меня тут есть кое-что, что нужно срочно обмозговать.
– Хорошо. Встретимся на работе, в моей комнате.
– Опять с работы? – спросила Таня.
– Опять.
– Скажи им, что рабочий день кончился. Наша задрипанная конституция гарантирует сорокадвухчасовую рабочую неделю.
– Наша социалистическая конституция много чего гарантирует.
Потягиваясь и поеживаясь, он встал с постели и побрел в ванную умываться. Уж ежели Белкин звонит ему домой, то это неспроста.
В это субботнее утро в главном здании КГБ, этом средоточии секретной информации мировой империи, было сравнительно тихо. В журнале записи пришедших на службу значилось всего несколько фамилий, Белкина среди них не было.
Чтобы показать, будто он занят важными делами, Чантурия вынул из ящика стола кое-какие бумаги и углубился в чтение. Через несколько минут в комнату заглянул Белкин с двумя чашками чая в руках.
– А тебя здесь нет, – сказал Серго. – Согласно записи присутствующих.
– Подчас я забываю расписаться, – ответил Белкин.
– А как же дежурный позволяет тебе пройти без записи?
– А чтоб отвлечь его внимание, я принес ему поесть. Чай оказался слишком горячим, и Чантурия подул на него.
– Надеюсь, ты не отдал ему весь свой завтрак?
– Да нет, как раз отдал. Завтрака сегодня не будет.
– Вот этого я пуще всего и боялся. Ну ладно, что там такое стряслось?
– Наша Ласточка выпорхнула и полетела.
Белкин называл Мартина именем самой любимой в России птички. Но, по случайному совпадению, это слово применялось также, когда хотели сказать «дорогой», или «любимый» – «наш любимый полетел». Белкину нравилось говорить каламбурами.
Как правило, Чантурия не обращал внимания на закодированные клички и старался вскоре забыть про них, но это прозвище он вспомнил в момент.
– Уехал за рубеж?
– Полетел недалеко. И не один, а в компании.
– С кем же?
– Мы пока не знаем фамилии. Очень красивая русская женщина. Она купила билеты на поезд до Брянска.
– Когда?
– Сегодня ночью. Теперь они почти доехали.
«Как же все это, черт побери, произошло?» – промелькнуло у Чантурия в голове.
– А он получил разрешение?
– Насколько мне удалось выяснить – нет. Но вы же знаете, как ведется учет. Мне в этих делах копаться не очень-то хотелось. Кто знает, может, кто-то еще заинтересуется этим делом.
– Да, ты прав.
Чай уже немного остыл, и Серго отхлебнул глоток.
– Здесь у нас на работе надо бы организовать завтраки по субботам, – заметил он. – Как удалось все это раскопать?
– Конечно, благодаря хорошему планированию. Но главным образом счастливый случай. А если уж сказать по правде, исключительно за счет счастливого случая. Кто-то из соседнего отдела заболел и Татарина направили вместо заболевшего следить за одним диссидентом. Он-то и опознал Ласточку, который пришел к этому диссиденту вместе с женщиной, и проследил за ними до самого отправления поезда.
– Диссиденты! Что происходит? Кто этот диссидент?
– Дмитрий Кассин. Все, что я мог разузнать, не задавая прямых вопросов, я выгнал. Этот псих из афганских ветеранов нуждается в лечении. Я побоялся задавать излишние вопросы.
– А нужно было бы. Татарин написал докладную?
– Он сразу же позвонил мне. Я сказал, что сам напишу, и отослал его обратно следить за диссидентом. Он никому не говорил, что отлучался. Не беспокойтесь, Татарин лишних вопросов не задает.
– Хорошо все проделано. А есть ли какие-нибудь соображения насчет этой женщины? Кто она?
– Пока нет. Была глубокая ночь. Не допросить ли нам диссидента?
– Нет. В этом случае нам нужно будет объяснять все сотрудникам отдела, которые «пасут» его. Чем меньше народу знает об этом, тем лучше, – сказал Чантурия, а спустя некоторое время добавил: – Обратные билеты они купили?
– Да. Но без указания дня отправления и номера поезда.
– Вы что, будете встречать все поезда, прибывающие из Брянска?
– Уже все задействовано.
– Сколько выделено людей?
– Да двое, конечно. Они будут меняться.
– Молодец. А ребята надежные?
– Ребята с острыми глазами и без затей. Если мы не хотим, то и вопросов никаких задавать не станут.
– Хорошо. Нужно установить наблюдение за Ласточкой и за женщиной, как только они вернутся.
– Разумеется.
– А вы не поручили никому в Брянске проследить за ними? Не попросили проводников посмотреть, где они сойдут с поезда? Может, они до Брянска-то и не доедут? Может, они отправились куда-то на вещевой рынок в Подмосковье и вернутся в город?
