Андрей Щупов - Мы из спецназа. Дикие
- Кажется, было что-то такое…
- Конечно, было! Я-то живу неподалеку, вот и не поленился к ней зайти.
- Ну, и что?
- Да ничего! Ладаном подышал, в глазки ей глянул. Узнать, конечно, ничего не узнал, но впечатления кое-какие получил. Короче, старуха и впрямь именитая - морщинистая, как чернослив, но держится барски, трубку пиратскую курит.
- Трубку? - удивился Харитонов.
- Самую настоящую! По всем углам иконы развешены, на лбу точечка индийская, на груди - четки. И видно, что людей обувает мастерски.
- Во-во! - Василий оживился. - Она самая! Голос дребезжащий, а глаза такие, что смотреть страшно.
- Схвачено! - Мишаня решительно указал на Гринева. - Беру его с собой и отправляемся к старухе. Прямо с самого утра! Если она не съехала с адреса, аккуратно проводим опознание и закрываем!
- Ишь, ты, какой быстрый! А дальше что?
- Дальше берем стволы, едем в лес и разносим тамошний гадюшник в щепки!
- Ты учти, после вчерашнего происшествия в «Возрождении» могут возникнуть проблемы. - Предупредил Лосев. - У ментов объявлена повышенная готовность. Так что могут и в лес не выпустить, и ошмонать на любом перекрестке.
- А что тут у вас стряслось? - поинтересовался Гринев.
- Да у нас тут кресты кто-то продолжает жечь, а вчера и вовсе ограбление банка организовали. Сейф, говорят, прямо сквозь стену выдернули.
- Это как же?
- Да очень просто, прицепили к машине тросом и выдернули.
- А что в сейфе было?
- Ну, этого нам никто не скажет. Может, золотишко, а может, и камушки какие.
- Я так понимаю, - начальственно откашлялся Тимофей, - что реквизиты людишек Атамана нам больше не нужны?
- Почему же, пригодятся! - Дмитрий бережно придвинул к себе помятую бумажку. - И потом, вдруг, Василиса адрес поменяла? Пусть Мишаня сбегает к ней, а там подумаем, как поступить. Ну, а сейчас скоренько распределим роли - и за дело…
Глава 16
Может, кто и назвал бы это лечением, но для Стасика это было сущим раем. Он лежал в просторной горнице, на мягком одеяле, а над ним хлопотали Горбунья и ее новоиспеченные помощницы в лице Мариночки и Марго. Дело свое они знали, и Зимин поразился тому, с какой готовностью девушки слушаются старуху, подавая ей склянки с водой и порошками, ополаскивая марлю и тряпочки, аккуратно промывая всю использованную посуду. Подобно юным новобранцам подруги Зимина не перечили своей наставнице ни словом, ни жестом. Похоже, насчет этой бабки они ничуть не преувеличивали: Горбунья и впрямь была колдуньей. Появись у нее такое желание, могла бы вить из них веревки. Поглядывая на своих «невест», он вынужден был признать, что даже самого Стаса они не воспринимали с той серьезностью, с какой вникали в бормотание Горбуньи.
- Главное, поскорее вывести гной. - Приговаривала старуха. - Чтобы ни капли яда в ране не осталось.
- Да откуда же гной? Меня только-только покусали!
- Когда зубы проникают глубоко, без гноя не обходится. - Ворчала Горбунья. - Это еще хорошо, что тебя Волк погрыз. Он у нас падалью никогда не питался. А вот был у нас медведь-подранок, вот тот мог опасно укусить. Бельмастый ему руку раз сунул - и все…
- Неужели откусил?
- Уж лучше бы откусил. Рука нагноилась, а я и поделать уже ничего не могла, опоздала. Предложила резать, а он, дурачок, испугался. Ну, а как Антонов огонь случился, так и преставился. - Бойко перекрестившись, Горбунья пробормотала под нос коротенькую молитву, подойдя к печке, зачерпнула из глиняного горшочка парящей кашицы. Деловито понюхав снадобье, деревянной лопаткой размазала по льняной тряпице. Обернувшись к лежащему Стасу, строго предупредила:
- Жечь будет, терпи. Уж пусть лучше сейчас переболит. Очень уж худая у тебя рана.
- Что же в ней такого худого?
- Балбес! - старуха пристукнула ему по лбу все той же деревянной лопаткой. - Левое плечо рядом с сердцем, так что случись что, у тебя, милок, и гангрены никакой не будет. Как начнется заражение, так и умрешь.
Маргарита от ее слов без сил опустилась на лавку, Мариночка тоже побледнела. Глянув на них, Зимин не удержался от смеха.
- Хорошо же ты умеешь утешать, бабка!
- А мне тебя не утешать надо, а наоборот злостью наполнять. Будешь злиться, скорее поправишься. Смиришься с болезнью, с места не встанешь… - мелко ступая, Горбунья подошла к больному, щепотью перекрестила ему лицо. - А ну-ка, держите его, любезные!
Девушки послушно подскочили к Зимину, прижали к лавке. Старуха прицелилась и одним шлепком прилепила тряпицу с варевом к обезображенному ранами плечу. Взвыть Стас не взвыл, но зубы стиснул крепко. Перед глазами тотчас поплыли радужные спирали, и тысячи змей разом зашипели в голове. Казалось, некая сила приподняла его над лавкой и медленно-медленно закружила.
- Лежи, милок, не шевелись, а я над тобой пошепчу маленько. И глаза закрой, так тебе легче будет.
- Колдовать будешь, старая? - через силу выдавил он из себя.
- А и буду - тебе, касатик, это только на пользу. Женушкам твоим я тоже шептала, - сам видишь, живы пока.
- Бабушка хорошо шепчет, честное слово! - услышал Зимин голос Маргариты. - У меня раны еще хуже твоих были, - и ничего, зажили.
- Да ты ведь хромаешь еще.
- Это пока. Но бабушка говорит, что через неделю пройдет.
- Бабушка… - не открывая глаз, Стас улыбнулся. От детского этого слова на него вдруг повеяло забытым уютом, горячими пирогами и вязаными носками. Наверное, только сейчас он сообразил, что никогда в жизни не произносил этого слова вслух. Оно всегда было где-то вне - на страницах книг и журналов, на экранах телевизора и в устах посторонних детей. Увы, подобно Тимофею и Димке он был изначально детдомовским, а значит, не имел возможности называть кого-либо мамой или бабушкой. И теперь, изведав на вкус забавное словцо, он неожиданно познал для себя заповедную сладость родства, познал, сколь многого был лишен на протяжении всей своей жизни.
Бред продолжал кружить ему голову, и сморщенные руки Горбуньи - руки, чудесным образом превращенные в руки бабушки - касались его груди, утирали со лба пот, влажной ваткой промокали горящие губы. Это тоже походило на чудо, и, слепо потянувшись рукой, он поймал чью-то ладонь, порывисто сжал. Наверное, это была кто-то из девушек, но в данную секунду Зимину ужасно хотелось, чтобы за ним ухаживала настоящая родственница. У всех нормальных людей обязаны быть свои бабушки, и в эту секунду бабушка появилась и у него.
***Очнувшись, Стас уставился в потолок над собой, недоуменно нахмурился. Ощущение было таким, словно он отходил от операции под наркозом. Все та же тошнота и все то же необъяснимое головокружение. Зимин попробовал пошевелиться и тут же вспомнил о своем недавнем поединке, о заботливом лечении горбатой колдуньи. Полыхнувшая в левом плече боль помогла освежить память, вернув огромные глаза склонившейся над ним старухи, вернув оскал рвущегося к нему зверя. Впрочем, схватку с безумным псом вспоминать не хотелось. Не тот это был бой, которым впоследствии принято гордиться. Пес был, конечно, сильным, но и жизнь свою продал далеко не задешево…
Где-то за окнами уркающе взревел мотор. Кажется, к деревне подъезжал грузовик. Гудя мотором, машина неспешно вползла в узкую улочку, с фырканьем остановилась где-то неподалеку. Не делая попытки пошевелиться, он продолжал настороженно прислушиваться. Захлопали отстегиваемые борта, подошедшие со всех сторон мужчины стали с руганью что-то выгружать. Во всяком случае, стало ясно, что привезли что-то тяжелое. Кажется, заговорили о погрузчике, мимоходом помянули автоген. Это становилось все более любопытным…
Осторожно переместившись, Зимин поднял голову и неожиданно обнаружил, что увидеть со своей лавки окно не в состоянии. Мешала печь, мешали притворенные ставни. Пришлось снова пошевелиться, хотя каждое движение давалось с болью. Припомнив слова Горбуньи насчет гангрены, Стас сумрачно улыбнулся. То ли у него действительно начиналось заражение, то ли влияла таким образом мазь, но рана продолжала полыхать огнем, и по-прежнему кружило голову от необычайной слабости. Сделав над собой усилие, он все же заставил себя сесть, кое-как осмотрелся. Горбуньи в комнате не было, а обе девушки, к его полному недоумению, сидели в углу, беззвучно и сосредоточенно занимаясь рукодельем. Выглядело это столь непривычно, что не меньше минуты он глазел на них, силясь понять, каким же это чудом старухе удалось усадить двух непосед за вязание. Та же Марго не могла усидеть и двух минут за глянцевым журналом, терпеть не могло телесериалы, а тут кропотливо стрекотала спицами, вывязывая нечто напоминающее шерстяную варежку. Мариночка сидела в метре от подруги и терпеливо вывязывала носки.
