Ричард Штерн - Башня
Ее звали Хильда Кук, она играла на Бродвее главную роль в мюзикле «Прыгай от радости! »
Ей было двадцать девять, на ней были сапоги, бикини и платье до середины бедер. Теперь оно задралось до подмышек. Длинные красивые ноги, просунутые в штанины спасательного пояса, торчали наружу. Она истерически впилась в матерчатые лямки.
Когда из пустой чаши для пунша ей подали маленький клочок бумаги, она, не веря себе, вытаращила глаза и взвизгнула:
– Это невозможно!.. У меня первый номер!
Жеребьевкой руководил генеральный секретарь.
– Кому-то он должен был достаться, – заметил он. Поздравляю вас!
Тяжелый трос, по которому двигался спасательный пояс, они протянули в окно и подняли к потолку, где один из пожарных пробил багром дыру до самой стальной балки, к которой и привязали трос.
Это была идея Бена Колдуэлла, руководившего всей операцией.
– Мы должны прикрепить его к потолку, – сказал он, как будто объясняя задачу аудитории не слишком сообразительных молодых архитекторов, – иначе трос ляжет на оконную раму и мы не сможем втащить спасательный пояс внутрь. Если говорить обо мне, то я предпочитаю лезть в него здесь, а не вылезать для этого из окна.
На буксирном тросе, который тоже был привязан к поясу, были трое мужчин. Хильда Кук, покачиваясь в воздухе посреди комнаты, сказала им:
– Только, ради Бога, не спешите! Я готова от страха проглотить язык!
Когда она выехала в окно и оказалась вне здания, ветер заревел в ушах, толстый трос начал раскачиваться, и Хильде, разумеется, показалось, что она падает.
Она завизжала, закрыла глаза и завизжала снова.
– И в этот момент, дорогие мои, – рассказывала она позднее, – я и обмочилась. Серьезно. И нисколько этого не стыжусь.
Ветер холодил ее ноги, свистел в ушах и трепал ее как куклу.
Раскачивание и рывки продолжались и чем ближе она была к середине пути, тем размах качки был сильнее.
– Я уже думала, что умру, точно умру. И все равно боялась! Я вопила, чтобы они остановились! Знаете, как в спектакле «Остановите мир, я хочу сойти! » Это было невыносимо. Просто невыносимо. Я с детства терпеть не могла качели и всякие там аттракционы!
Возможно, она была в обмороке. Она не помнила.
– Следующее, что я подумала, это что я в раю. Вся эта болтанка и завывание ветра прекратились, и самый большой и самый сильный мужчина, какого я видела в жизни, мои дорогие, просто вынул меня из мешка как пакет из сумки. Поставил меня на ноги и держал, чтобы я не рухнула плашмя. – Пауза. – Плакала ли я?
– Милые мои, я ревела как ребенок и смеялась одновременно. – Снова пауза. – И сказал мне тот парень только одно: «Ну ладно, дама, все уже позади». Он и не знает, что мне это до сих пор снится, и я просыпаюсь, потому что мне хочется кричать!
Нат следил с порога трейлера, как спасательный пояс возвращается к Башне и снова выныривает наружу с грузом.
– По-моему, это занимает больше минуты, – сказал он. – С такими темпами... – Он молча покачал головой и пошел внутрь, к рации. – Трейлер вызывает Оливера!
– Оливер слушает.
– У вас хорошо получается, сержант.
– Спасибо, неплохо. Ну и что? – спросил Оливер.
«Этот гигант проницателен; замечает и такие нюансы», – подумал Нат.
– Пройдет много времени, пока все переберутся к вам, – сказал он. – Что, если протянуть еще один трос, чтобы использовать два пояса одновременно?
Гигант оказался еще и обидчив:
– Выбросьте это из головы. Под тем углом, с которого приходится стрелять, в эти окна не завести два троса так, чтобы они были достаточно далеки друг от друга. А иначе на таком ветру они бы просто перепутались и готово. – Голос его звучал спокойно, но в нем прорывалась и злость. – Я об этом тоже думал. Но ничего не выйдет. Придется действовать, как умеем.
Нат медленно кивнул: – Я знаю, вы сможете. Спасибо, сержант. – Он отложил рацию.
«Для каждой проблемы не обязательно должно существовать удовлетворительное решение; это правда или нет? К несчастью, это правда. Час сорок минут, – подумал он. – Больше не понадобится. Не понадобится? Не больше? Это и так целая вечность! »
Патти сидела у стола с ручкой и блокнотом, прижимая трубку к уху плечом.
– А-б-е-ль. Абель, – повторяла она в трубку. – Норт-Фьеста-Роад, триста двадцать семь, Беверли-Хиллс. Следующий, мистер губернатор...?
Нат послушал, как Патти записывает имена, повторяя:
– Сэр Оливер Брук – в конце «к», – Итон-сквер, девяносто три, Лондон, Истсайд, один.
«Это, видимо, британский посол, который только сегодня прилетел из Вашингтона».
– Генри Тимме, – с двумя «м», – Клуб-Роад, Риверсайд, Коннектикут.
«Глава одной из крупнейших радио – и телевизионных компаний? »
– Говард Джонс, Ю. С. Стил... Мануэль Лопес и Гарсия, мексиканский посол... Хуберт ван Донк, «Шелл ойл кампани», Амстердам... Уолтер Гордон, министр торговли Соединенных Штатов...
«Одно имя – примерно пятнадцать секунд. С такой скоростью пройдет полчаса, пока она запишет всех».
Нат взял рацию:
– Называйте нам имена тех, кто прибывает к вам, сержант. Нам надо знать, кто там еще остался.
Он подошел к дверям и взглянул на площадь. Пожарные, полиция, толпы зевак. Организованный хаос шлангов и звуки работающих насосов. Тут и там гнусавые голоса мегафонов. Вся площадь уже была залита водой, превратилась в одно грязное искусственное озеро. Башня, корчась в муках, разумеется, еще стояла, но дым уже пробивался в сотнях мест и застилал алюминиевую обшивку, которая уже не сверкала.
– Что, красиво? – раздался за спиной Ната тихий, яростный голос Гиддингса. – Как же, цирк приехал. Когда я был мальчишкой, Четвертое июля всегда было великим праздником. Вечером над озером устраивали фейерверк. Люди съезжались за многие километры посмотреть на него. – Он показал на толпу. – Прямо как эти. – Помолчал. – Но их даже нельзя за это упрекать.
Нат обернулся и посмотрел на Гиддингса.
– Они в жизни не видели ничего подобного, – продолжал Гиддингс, – как и никто на свете. – Он вдруг отчаянно взмахнул рукой. – Проклятый Саймон!
– Не он один.
– Вы что, защищаете этого мерзавца?
– Нет, – ответил Нат, хотя у меня для этого больше причин, чем вы думаете. Но точно так же я не собираюсь снимать вину с остальных, – добавил он.
– Хотите сказать, что это было неизбежно? – Гиддингс кивнул. – Пожалуй. С этим мы уже согласились. Но что хуже, наделать свинства или его прозевать? Ответьте мне.
«Это увертки», – подумал Нат. По его мнению отвечать просто не стоило. Хотя он понимал, что Гиддингс не мог не задать этот вопрос. Человек должен сохранить хоть каплю самоуважения, не так ли? «Разве не то же делают все вокруг сегодня и ежедневно», – как пишут в книге ”Как люди играют? ”.
Голос Патти в трейлере произнес:
– Уиллард Джонс, Питер Купер Виллэдж.
«Кто такой Уиллард Джонс? Разве не все равно, кто он? Это имя человека, который еще жив, но, возможно, скоро будет мертв. Ты уже смирился с этим, Нат Вильсон? »
«Ты только взгляни, дружок, что происходит, – говорил он себе, – ты же с самого начала знаешь, чем все кончится», – и он снова подумал о тех девятнадцати трупах в выжженной горной лощине.
Только за тех он не нес никакой ответственности.
«Какая разница? »
Этот вопрос все не выходил у него из головы.
Никто не мог предвидеть, что полностью откажет электричество; каждый, понимающий что к чему, сказал бы, что это исключено. Но точно так же был исключен и тот случай, когда несколько лет назад отключился весь северо-запад. Но точно так же было исключено, что утонет «Титаник», или взорвется «Гинденбург», или нахлынет волна убийств, начиная с президента Кеннеди или волна насилий в гетто больших городов несколько лет назад. Все это было исключено, но все-таки произошло.
«Логика, здесь ни при чем, – решил он. – Логика, – это для юристов, для обширных рассуждений о неких фактах, для объективно беспристрастного суда. Логика не для них».
«Он, Нат Вильсон, – человек, одержимый своими чувствами, человек предвзятый, а не человек с калькулятором вместо головы. И теперь он чувствует вину, от которой ему никогда не избавиться.
То, что он не обнаружил дефектов на строительстве, – это можно понять, объяснить, простить, оправдать, – но сам он простить себя не сможет. В суматохе сегодняшнего дня есть и его вина, от этого не откажешься, она стала частью событий, хотя и кажется, что с некоторыми он не имеет ничего общего.
Он никогда в жизни не видел тех двух пожарных, которые с пронзительными криками погибли на лестнице. И двух других, которые теперь наверху в банкетном зале, что ничем не лучше. Это он настоял, чтобы их послали по бесконечным лестницам, и хотя это было сделано с согласия Брауна и в его, Брауна, компетенции было отменить его предложение, Нат не мог избавиться от чувства ответственности и вины.