Владимир Колычев - Невеста мафии
Мы стояли посреди реки по пояс в воде, застыв каменными изваяниями. Стыдно в этом признаться, но я был близок к самому настоящему обмороку. Не столько страх перед расправой давил на меня, сколько ледяной холод воды, бурное течение и ненадежная опора под ногами. Одно неловкое движение, и мы все втроем сплавимся вниз по реке прямо в прицел наших преследователей.
А их, судя по ярким огонькам фонариков, было не меньше полудюжины. И как минимум две собаки рвались с поводков.
К счастью, лучи фонариков не в состоянии были прорвать густую тьму, в которой мы затаились. Высветить нас мог только мощный прожектор, которого в их арсенале не наблюдалось. И еще ветер дул в нашу сторону, а значит, уносил прочь от собачьих носов запах беглецов. И если бы кто-то из девушек вдруг крикнул, голос бы сначала смешался с шумом реки, а потом был бы уже унесен в безлюдную темноту. Но ни Лидочка, ни ее соседка не пытались вырваться из моих объятий, а ведь им же было так же тяжело, как и мне. В какой-то момент мне даже показалось, что девушки превратились в ледовые статуи.
Преследователи совещались недолго. Тщетно потыкали фонариками в нашу сторону и направили своих собак прочь от нас. Все-таки они решили, что мы ушли вниз по течению.
Я дождался, когда свет их фонариков растворится в ночи, на негнущихся ногах сделал шаг к противоположному берегу. Я не превратился в замерзшее изваяние, но мне казалось, что, споткнувшись о подводный камень, я развалюсь на куски льда. К счастью, это не помешало мне выйти из реки самому и вывести на спасительный берег моих спутниц.
Мы шли, не разбирая дороги, через кустарник, через лес. Чем дальше уйдем от реки, тем лучше. Так думал я, увлекая за собой девушек. Думала о чем-то подобном и Лидочка. Ее соседка вообще не напрягала голову, но тем не менее держалась лучше нас – шла как завороженная, не чувствуя усталости. Мы же с Лидочкой едва держались на ногах.
Как это ни обидно, но первым не выдержал я. И остановился, воспользовавшись правом начальника.
– Перекур!
Я обессиленно обнял поросший лишайником, мягкий и бархатистый на ощупь ствол дерева. Лиственница ли это была, кедр или сосна – все равно, так приятно было ощутить спрятанное в нем тепло летнего дня. Но приятность эта была относительной и длилась каких-то несколько мгновений. Холод от мокрой одежды пробирал до костей, заставляя тело трястись, как в лихорадке. От усталости подламывались ноги – хотелось упасть и лежать, ждать, когда вернутся силы, чтобы затем развести костер.
Спичек у нас не было, но я мог добыть огонь с помощью оружия. Для этого нужно было разобрать три патрона – из двух просто высыпать порох, а из последнего изъять только пулю, заменив ее клочком сухой ткани. После чего я выстрелю в землю, чтобы затем тлеющей тканью зажечь порох и распалить костер. В принципе, можно обойтись без выстрела, если найти острый и длинный предмет наподобие гвоздя, которым я ударю по капсюлю патрона…
– Пойдем, – взяв меня под локоть, сказала Лидочка. – Тут недалеко…
– Что недалеко?
– Пойдем! – не ответив, потребовала она.
Я пожал плечами, с трудом оторвался от дерева и поплелся за ней.
Лидочка и сама едва волочила ноги, но тем не менее смогла пройти без остановки еще пять-шесть километров. И через колючие заросли карликовой березы вывела нас к зимовью. Это было небольшое по величине строение, которое можно было сравнить или с высоким колодезным срубом, или низкой, мне по плечо, избушкой без окон и с плоской крышей. Бревна старые, темные, местами поросшие мхом. Дверь здесь была такой узкой и низкой, что забраться внутрь можно было только на корточках и боком.
И все-таки это было жилище, в котором еще сохранилось тепло прошедшего дня. Здесь можно было и согреться, и спрятаться от врагов.
В домике было темно и затхло, земляной пол под ногами сухой, плотно утоптанный. В дальнем углу помещения обнаружилось несколько охапок старого, перепрелого сена. Какое-никакое, а ложе. Наша с Лидочкой соседка нашла его на ощупь и легла, свернувшись калачиком. И не трясет ее от холода, не лихорадит от усталости.
Мне тоже хотелось бы лечь, но сначала я должен был развести огонь, тем более что в домике я нащупал сложенную из камней печь без верха и тем более дымохода. Топилось зимовье по-черному, но я был рад и этому.
С горем пополам я нашел полку, на которой лежал смятый коробок спичек, полпачки сигарет, пакетик соли да две банки с рыбными консервами. Еще я обнаружил связку березовых дров и топор. На этом ценные приобретения, увы, закончились.
Отсыревшие спички никак не хотели зажигаться, они нещадно дымили, наполняя помещение дымом и запахом серы. Но все же мне удалось зажечь сухой клочок сена, огонь с которого перекинулся на сложенные поверх щепки.
Дров было немного, но их вполне хватило, чтобы обогреть нашу берлогу. Дым ел глаза, но это стало для меня лишним поводом, чтобы выбраться наружу. Одежда на мне была сырой, но чтобы она просохла, нужно было найти и собрать больше топлива. Лидочка увязалась за мной.
– Ты куда? – спросил я. – Замерзнешь.
– Ды-ды-ды… Нет. – У нее зуб на зуб от холода не попадал, но это не помешало ей мотнуть головой.
В разное время над тайгой бушевали бури, деревья одолевали холодные дожди, переходящие в гололед, ветви также ломались под тяжестью снега. Еще деревья умирали собственной смертью, роняя на землю стволы и ветки. Словом, валежника в тайге хватало, и с топором я легко раздобыл несколько охапок дров. Они были сырые, но жаркий огонь в печи сожрет их с легкостью, разве что дымком отхаркнется.
– Ты к ней ляжешь? – спросила Лидочка, когда мы вернулись к зимовью.
– К кому это к ней? – не понял я.
– К Инне, – кивком головы показала она на дверь.
– Ты знаешь, как ее зовут?
Насколько я помнил, никто из нас не интересовался именем нашей спутницы. Впрочем, Лидочка была ее соседкой по бараку, и она могла знать ее имя… Я, например, не знал, с кем работал бок о бок в шахтах рудника, потому что не хотел знать. А у Лидочки, возможно, родилось такое желание…
И вообще, как я заметил, женщины и мужчины по-разному ведут себя под прессом наркотического гипноза. Я еще ни разу не слышал, чтобы мужчина полез в петлю, с женщинами это происходило повсеместно что в Черногайске, что здесь.
Еще меня удивляло и то, как Лидочка смогла вывести нас к этому лесному жилищу, где мы согрелись, сейчас просушим одежду и наберемся сил для дальней дороги. Да и как она вывела нас к реке, тоже вопрос… Скорее всего, это была интуиция, производная от звериного чутья.
– Знаю, – кивнула Лидочка.
И осмысленная окраска, с которой звучал ее голос, вдруг испарилась, уступив место бесцветной и бездушной механике.
– Мы с ней работали, – с монотонностью телефонного робота пояснила она.
– А если я к ней лягу, то что? – спросил я, с интересом наблюдая за ней.
Не нравилась мне в ней эта перемена. Казалось, она изображала передо мной бездушную и скудоумную куклу, но в определенные моменты забывалась и словно прозревала. Вот она, казалось, спохватилась и снова превратилась в зомбированное чучело… Скорей всего, так мне всего лишь казалось. Слишком устал я и промерз, чтобы правильно проанализировать эту подернутую мраком ситуацию.
– Ложись, – пожала плечами Лидочка.
И первая влезла в домик. Наша спутница сопела во сне, уютно подобрав под себя ноги. Лидочка легла рядом с ней, спиной оттолкав девушку к самой стене. Даже если бы я вдруг захотел, то не смог бы лечь рядом с Инной. Похоже, Лидочка нарочно создала такую диспозицию.
Я развесил, как мог, для просушки нашу одежду, подкормил чадящий костер и лег, мгновенно оказавшись в объятиях моей боевой подруги. Лидочка жадно и тесно прижалась ко мне, но чувствовалось, что секс как таковой совершенно ее не интересует. Ей нужно было тепло моего тела, а возможно, и души, чтобы согреться изнутри.
Засыпал я плавно и быстро, но меня вдруг напугала глубина предстоящего погружения. Как будто бездна разверзлась перед мысленным взором, бездна, на дне которой булькала кипящая смола. Сначала я вскочил на ноги, и только затем до меня дошло, что случилось. Зимовье не проветривалось, а в дыму был угарный газ, который в конечном итоге мог вызвать печальный исход. Мы будем спать, костер погаснет, и тогда концентрация этого зла повысится в разы. Тогда мы уже никогда не проснемся…
Сначала я открыл дверь, чтобы проветрить наше логово. Затем высунул наружу голову, вслушиваясь в тишину. На фоне бескрайних таежных просторов расстояние, на которое мы удалились от лагеря, казалось мне ничтожно малым. Мы сбили со следа погоню, но где гарантия, что преследователи не осознают свою ошибку, не пойдут по нашим стопам?
Но и уходить отсюда мы не могли. Нам нужно было просушить одежду, отдохнуть, и только тогда с новыми силами можно продолжить путь. А от погони есть неплохое средство – автоматическое оружие, которым я обладал. Жаль, что я не до конца разоружил охранников, при желании можно было разжиться вторым автоматом или хотя бы патронами. Если бы я не побоялся потерять во времени, было бы у меня сейчас два «Бизона» или пара запасных магазинов… А может, и лежал бы я сейчас где-нибудь мертвый, истерзанный собаками… Нет уж, лучше иметь всего один ствол и одну обойму, чем, замешкавшись, стать жертвой погони. Если меня поймают, щадить не станут. И Лидочке достанется, и Инне, хотя что могло быть хуже того ярма, которое они тащили…
