Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу
— Виктор! — представился он, протягивая огромную лапу.
— Павел. — Бушуев решил не показывать своей оторопи и пожал её.
Вряд ли какие-нибудь отец и дочь были так не похожи друг на друга, как Виктор и Полина. Наверное, она в мать, которая сбежала. От такого мужа заикаться начнёшь, пожалуй. А Полинка любит его — виснет, ластится.
— Сейчас едем на вокзал. Полина всё объяснила?
Виктор убрал нож, вынес из кухни спортивную сумку, поставил её на пол у ног Павла, а сам ушёл в комнату переодеваться. В кухни он вышел в трениках и футболке, весь заросший чёрным волосом, как медведь-гризли.
Через две минуты он был уже в джинсах и в свитере. С вешалки взял камуфляжную куртку, ноги обул в берцы, которые Полина, опустившись на корточки, тут же принялась зашнуровывать.
— Я рассказала Павлику всё. Мы готовы, папуля, — ответила она, разгибаясь. — Пойдёмте быстрее, я боюсь!
— Без билетов поедете, по знакомству. Пока в машине будешь, «вывеску» салфетками вытри, чтобы в поезд пустили. В той «Стреле» друг мой работает, в вагоне-ресторане. Вас повезёт в своём купе. В Питере мой брат с женой встретят, отвезут в Снегирёвку, под Сосново. Будете там жить, пока я не позволю вернуться. Полинку из школы срываю. Но не для того её в одиночку растил, чтобы теперь потерять. И ты береги её, пусть трудно это будет. Взялись, вижу, за вас всерьёз. Эх, Полинка, Полинка, канарейка ты моя!
Виктор Возыхов легко, как пушинку, подбросил дочку в могучих руках. Потом опустил её на пол, поднял туго набитую сумку. Пропустив вперёд дочку и Павла, он захлопнул стальную дверь и вызвал лифт. С седьмого этажа троица спустилась во двор. В поднявшейся метели Павел почти ничего не видел, поэтому повернулся к Полине.
— Где ваша машина?
— Да вот стоит! — фыркнула девчонка, ткнув пальцем в кузов грузовой «Газельки» с рекламой металлопластиковых окон на борту фургона.
Павел не обратил на него никакого внимания — на это, видимо, и был расчёт.
— Полезайте! — скомандовал Возыхов, распахивая дверцы фургона.
Бушуев, толкнув сумку вперёд себя, подсадил Полинку, а после вспрыгнул сам. Им пришлось устроиться поближе к кабине, положив на холодный пол мятый картон и оперевшись локтями на собственную сумку. Самих окон в фургоне не было — только болтались на стенах брезентовые ремни.
Виктор Возыхов уселся за руль, и «Газельку» мягко качнуло влево. Павел утрамбовался на картоне поудобнее и подумал, что дурной сон слишком уж затянулся. Надо пошире открыть глаза, немного полежать, упорядочить мысли, а потом вставать и ехать в автоцентр. Но ничего у него не вышло. Фургон тряхнуло, потом где-то полом заурчал мотор. «Газелька» неторопливо выехала со двора, оставляя на белом снегу чёрные отпечатки шин, которые тут же тускнели под новыми крупными хлопьями. Полинка молчала, и Павел видел, что её знобит.
А спустя пять минут во двор дома на улице Новинки въехали те самые чёрные машины — «БМВ» и «Опель». Оттуда, как и у «Автозаводской», выскочили три человека и направились к Полининому подъезду.
Высокий мужчина в дублёнке, идущий впереди, отыскал на щитке кнопку с номером квартиры Возыховых и надавил на неё. Но, сколько ни принимались приехавшие звонить снова и снова, лишь пронзительная трель домофона сверлила мозги незваным гостям Возыховых и их несчастным соседям. А отец с дочерью пропали и не появлялись в своей квартире ещё очень долго.
Глава 5
— Работать, козлы, труднее, чем с шлюхами в «бутылочку» играть!
Алексей Григорьевич Василенко, такой же породистый, холёный, подтянутый, как и его младший брат, но куда более жёсткий и властный, прекрасно выглядел даже без мундира. Напарившись в знаменитой завидовской баньке, напившись напитка из чаги и наевшись здешней ухи с помидорами из нескольких видов рыбы, отведав копчёного особым образом леща, он вернулся в Москву в понедельник, двадцать второго января.
Отдыхая на широкой постели под пологом, который поддерживали четыре, белые с золотом, колонны, он рассеянно почёсывал чёрную карликовую свинью. Напротив, в кресле сидел Дмитрий Олегович Серебровский. Он был один в один похож на актёра, своего тёзку Дмитрия Харатьяна.
— В бане твои секьюрити только и делают, что голым девкам, которые на столах пляшут, между ног заглядывают. Интересно, что новое они там надеются увидеть? Не меня охраняют, не тебя, наконец, а пальцами ковыряются у них в известных местах! Что за даунов ты берёшь на службу, Митя?
Василенко, оставив на постели свинью, поднялся, потуже затянул пояс халата из лионского бархата и принялся нервно расхаживать по просторной спальне. Иногда он подходил к окну, смотрел на море огней далеко внизу. И закипал всё сильнее, воображая, как приятно мог бы провести сегодняшний вечер, если бы не Аргент. А тот тоже не добрел, потому что вынужден был молча выслушивать разнос милицейского генерала.
Аргент понимал, что иначе никак нельзя, и старался даже взглядом не рассердить благодетеля. Мало того, что он пригрел у себя на груди змею в виде Славки Вороновича, был с ним непозволительно откровенен, так ещё и позволил тому составить подробный, обстоятельный донос. Донос на Серебровского, который его, третьеразрядного московского клерка, сделал уважаемым человеком! Но мало этого — Воронович затронул интересы братьев Василенко, из-за чего Аргенту было особенно неуютно.
Если эту дискету даже получится найти, генералы непременно спросят, откуда Воронович столько про них узнал. Что бы ни ответил Аргент, благодетели никогда не вернут ему прежнего доверия. Более того, распорядятся убрать по-тихому, от греха подальше. Кстати, сам Аргент поступил бы на их месте точно так же — в наше время ненадёжные люди никому не нужны.
Они специально встретились в Москве, в купленной на подставное лицо семиэтажной квартире на Чистых Прудах. Фактически это был целый подъезд, где каждый этаж занимала какая-то одна комната. Например, вот эта спальня, и ещё одна такая же — для супруги хозяина; но Наталья Василенко там сроду не бывала. Кроме того, существовали ещё кабинет, комната отдыха, детская, зимний сад, терраса и бассейн. Здесь сходились очень известные в столице и в России люди, которые в силу различных причин не могли появляться на публике вместе.
— Не нашлось столько докторов наук. Служба безопасности у меня большая, — не удержался от дерзости Аргент.
С одной стороны он был опечален, а с другой — явно доволен неудачами сиятельных братьев. Он не хотел, чтобы досье всплыло и похоронило карьеру хозяев его «крыши. Но, в то же время, боялся, что им самим удастся перехватить компромат. Лучше бы досье просто исчезло, но исчезло с гарантией, что более никогда и нигде не всплывёт.
— Большая, а Вороновича прошляпила! — зычно упрекнул его генерал. — Что толку потом его скармливать крокодилам, когда зараза вышла из-под контроля? Это, Митя, только твоя вина и ничья больше! Ты отомстил ему за поруганное доверие и на этом успокоился. А я должен по всей Москве за какими-то гопниками людей гонять! Я тебе не официант типа «чего изволите?» и блевотину твою подтирать не стану!
Василенко позвонил в старинный колокольчик и приказал вбежавшему парню призывного возраста, стриженному под ноль.
— Возьми! — И отдал ему свинью. — Завтра на дачу увезите — гадит много. — Потом обратился к Аргенту. — Ну, что, пойдём доклад слушать? Разумеется, ты — через стенку. Потом выскажешь свои соображения. Вижу, до сих пор гордишься мнимой победой над Озирским и его красавицей-заместителем. Но пора, приятель, заиметь новые заслуги. И друзей впредь выбирай нормально, а то тебе с ними не везёт по жизни. Твой закадычный кент, ещё на заре туманной юности, увёл жену. Да ещё сбежал с кредитом, полученным под залог твоей же квартиры в Новосибирске. А тебя в тублечебнице бросили помирать. Да, ты отомстил потом, так ведь деньги-то всё равно пропали, и сын упал в колодец… Теперь вот Воронович. Не много ли? То ты свирепый до идиотизма, то добренький до маразма. Слишком доверчивым, Митяй, быть нельзя. За каждым шагом нужно следить, особенно если чувак надрывно в верности клянётся. Вот на это обязательно обрати внимание. Пока ты платишь, будешь тут работать. А мы станем прикрывать тебя. Мы ж дуболомы, а ты — человек новой формации. Думать должен, а не только на нас надеяться. Мы — крыша, а крыше мозги не полагаются. Её функция — защищать. Сумел упустить компру — сумей вернуть, иначе и на тебя управа найдётся. Подожди меня в холле, пока переоденусь…
— Золотые ваши слова! — Аргент говорил с язвительным смирением. — Крыша действительно не должна думать…
— Ты, умник, не объяснил мне главное. Откуда узнал об этом досье, да ещё во всех подробностях? Так может быть только в одном случае — если ты его сам и составил, — улыбаясь в свои щёгольские усы, заметил Алексей.
