Фридрих Незнанский - Смертельный треугольник
В шестидесяти трех километрах от Монте-Карло Гордеев обнаружил то, что искал, — «рукав», ответвление от основной дороги, — и свернул по нему. Потрескавшийся неровный асфальт, крутые виражи.
— Отлично, прямо как дома, — пробормотал адвокат.
Он выбрал подходящее место и притормозил. Спереди, со стороны кабины водителя, в пяти метрах от машины установил знак, предупреждавший о вынужденной парковке крупного транспортного средства. Гордеев посмотрел на то, что получилось, и остался доволен. После этого он зашагал в обратную сторону, голосуя, когда мимо проезжали машины: теперь нужно было вернуться в Монте-Карло. По поводу снегоочистителя он не переживал, в Монако такое не сопрут.
9
...Впереди была черная дорога, она была видна на какую-нибудь сотню метров, не больше. Она разматывалась, как кинопленка, по бокам ее царил хаос, валялись искореженные груды металла. Раздавались крики «Быстрее, еще быстрее!», они перекрывали шум двигателя. Внезапно дорога пошла вверх, и белая машина, в которой сидела Яна, не сбавляя скорости, взлетела на крутой подъем, на верхней точке которого был поворот. Другая машина незаметно подобралась к ней сзади и грозила столкновением.
«Быстрее!» — крикнула Яна и проснулась.
Осовело замотала головой, не совсем понимая, где находится.
Она снова спала в машине. Сейчас был вечер.
— Тише, — сказал Гордеев.
Она потерла глаза кулачками и сообщила:
— Юра, я видела вещий сон. Мой долг тебя предупредить! Вся наша авантюра (какая, кстати, я так и не знаю!) закончится катастрофой.
— Нельзя говорить про сон, что он вещий, — философски заметил Гордеев, — пока жизнь не предложит свой вариант событий.
Яна наконец осмотрелась, но так и не поняла, где они находятся.
—А где мы, кстати?
— Все еще в Монте-Карло.
— Уже неплохо. А то с тобой не соскучишься. Заснешь, а проснешься где-нибудь на другом континенте.
— Тогда скажи спасибо. Я думаю, ты в своем кино меньше путешествовала, чем со мной, — механически сказал Гордеев, наблюдая за тем, что происходит за решеткой в глубине двора. Там явно было какое-то движение. Нарастающий шум свидетельствовал, что из подземного гаража выезжает машина. В этом доме за чугунной решеткой жил Мишель Блан. Там же сейчас был Носков.
Эту информацию Гордееву сообщил некто, позвонивший полтора часа назад. Очевидно, это и был человек Турецкого.
— Мы здесь кого-то ждем? — спросила Яна.
— Ты догадлива.
—А куда ты дел свой снегоочиститель?
Гордеев не отвечал. Внимание его по-прежнему было приковано к дому Блана.
В этот момент из-за ворот с чугунной решеткой выехал красный «феррари». За рулем сидел Носков, Гордеев узнал его сразу, сомнений не было, благо машина открытая.
— Какая красавица, — прошептала Яна.
— По-моему, ему эта тачка не идет, — пробурчал Гордеев, трогаясь следом за «феррари», когда интервал получился не меньше полусотни метров.
— Ты просто завидуешь.
— Да? Ты так считаешь? — усмехнулся Гордеев. — Тут нечему завидовать.
— Как этому нечему?
— Говорю: нечему, значит, нечему. Того, что ты видишь, на самом деле нет.
— Как это понять?
Они ехали по Монте-Карло, и Яна вертела головой во все стороны разом — тут все-таки было что посмотреть.
— Очень просто. Машина эта — не его. Да и ее, по сути, уже нет.
— Ничего не понимаю.
— Потерпи.
— Сколько?
— Недолго. Час, может, два.
— И что тогда?
— Все станет на свои места.
— Обещаешь?
— Конечно.
За городом Гордеев перестал скрываться. Он начал газовать и как будто пытался догнать «феррари». Это, конечно, выглядело малоперспективно. Носков заметил «пежо» и стал понемногу от него отрываться.
— У тебя ничего не получится, — сказала Яна, невольно увлекаясь погоней.
— Посмотрим, — сквозь зубы пробормотал Гордеев.
Оторваться далеко «феррари» не позволяла своеобразная горная и неширокая трасса, по которой они ехали, и патрульные полицейские, которые дежурили тут через каждые три километра. Несколько раз красная машина ускользала далеко вперед и, казалось, терялась из виду, но Гордеев неизменно настигал ее, когда ей приходилось сбавить скорость перед очередным автобусом или большегрузным транспортом.
В определенный момент Гордеев развил скорость порядка ста двадцати километров в час и стукнул «феррари» в правый задний край. С его новым мощным бампером это, наверно, вышла чувствительная встряска. «Феррари» скакнул вперед и влево и снова стал отрываться. Носков не тормозил, не выскакивал из кабины, чтобы разобраться с наглецом, нет, он вел себя как вор, укравший что-то ценное и ждущий преследования от всего, что движется. Да он и был вор.
Гордеев снова стукнул «феррари».
— Ты с ума сошел?! — закричала Яна. — Что ты творишь?!
— Замолчи, — сквозь зубы бросил Гордеев, и этого оказалось достаточно.
Она протянула дрожащую руку к бутылке с минеральной водой.
Они проехали еще полкилометра, и тогда Носков сделал то, на что Гордеев его провоцировал, — свернул с основной дороги в «рукав».
— Тормози! — закричала Яна, заметив, что Гордеев разгоняется и наращивает скорость, как раз когда ее надо было сбрасывать, чтобы избежать столкновения, ведь впереди маячил поворот.
Виражи тут были крутые, и Носкову пришлось значительно сбросить газ, поэтому не было ничего удивительного, что, выскочив из-за поворота, Гордеев снова догнал его и ударил, когда до снегоочистительной машины с ковшом, неподвижно закрепленным сзади, оставалось не больше пяти — семи метров. И «феррари» влетел в ковш на скорости больше ста километров в час, причем не просто влетел, а сплющился в гармошку. Перед водителем немедленно надулась подушка безопасности, и он не пострадал, но красавице машине, конечно, пришел конец.
Гордеев тоже остановился.
— «Формула-1»! — восхищенно сказала Яна.
Она наконец поняла смысл всей операции, и геометрическая гармония происшедшего привела ее в восхищение.
10
Носков, приведенный в чувство, сидел на скамье, а обе руки его были пристегнуты наручниками к трубе у него над головой. Это был гараж, который Гордеев арендовал у незаменимого Василия Николаевича. Гараж находился за городом, посторонних глаз можно было не опасаться.
— Вы! — закричал Носков, окончательно придя в себя. - Вы! Я! Вас! Вы...
— Мы ему не нравимся, — заметил Гордеев, затыкая Носкову рот носовым платком.
Носков замотал головой с таким умоляющим выражением лица, что Гордеев передумал и платок вытащил.
— Значит, мы вам не нравимся?
— Что уж тут говорить, — со вздохом согласился Носков, — я испытываю к вам чувство, далекое от трепетного восторга... Вы... вообще кто?
— Юра, он остроумный, — заметила Яна. — Мы ему не нравимся, но он мне нравится.
— Осторожно, — предупредил Гордеев. — Я знаю одну женщину, которой он нравился. Ее сейчас нет в живых.
Яна побледнела и отступила на шаг назад.
— О чем это вы?! — закричал Носков.
— Спокойней, спокойней. Вы же почтенный человек. Старец седьмого возраста...
— Никакой я вам не старец!
Яна отозвала Гордеева, и они вышли из гаража.
— Я хочу знать, — сказала она, — что ты имел в виду. Он был знаком с Милой?
— Видишь ли...
— Отвечай мне!
—Да, он знал ее.
— И что между ними было?
— Кажется, несложно предположить. Они были любовниками. Помнишь, ты мне сказала, что после Зингера у нее было много мужчин? Он был одним из них.
— Понимаю... Это он ее убил?
—А вот этого я тебе не сказал.
— Юра, зачем мы здесь?!
— Яночка, это не связано с твоей сестрой. Это работа на... государство. Этот человек — преступник. Мне поручили его найти.
—Я уже вообще ничего не понимаю...
—Доверься мне.
Она с сомнением покачала головой:
— Я только это и делаю... Но чем дальше... Не знаю. Мне хочется бросить все и сбежать.
— Потерпи, — попросил Гордеев. — Ты мне нужна. Я один сейчас не справлюсь.
— Правда?
— Правда. Просто поверь. Представь, что я твой режиссер. Ты же доверяешь им на съемочной площадке, верно?
— И не только там... — Она слабо улыбнулась.
— Вот видишь. — Он потрепал ее по щеке. — Это очень важное дело. Очень и очень. Как говорил Никулин в «Бриллиантовой руке», может быть, меня даже наградят.
Она засмеялась.
— Ну вот и хорошо, — заметил Гордеев. — Идем назад, и помогай мне. Надо его дожать. Может быть, и про Милу что-то новое узнаем.
Они вернулись в гараж.
— Старец седьмого возраста, — сказал Гордеев, — это комплимент, ценить надо. По старым славянским исчислениям «старец седьмого возраста» — это человек возраста мудрости, с сорока до пятидесяти пяти лет.
