Эрик Эмблер - Свет дня
Когда он прошел около половины этого расстояния, Харпер снова повернулся к нам:
— Теперь ваша очередь. Приготовьтесь… Да, Артур, постарайтесь обойтись без сюрпризов. И Лео, и Ганс имеют оружие и без малейших колебаний пустят его в дело, если хоть что-нибудь вдруг пойдет не так, уж не сомневайтесь.
— Не волнуйтесь, сэр. Я буду все время думать только о своих двух тысячах долларов. Только о них, и ни о чем другом.
— Прекрасно. Для вас это лучший из всех возможных вариантов. Я пойду сразу за вами только для того, чтобы лично убедиться в успешном проведении первого этапа.
— Все будет в полном порядке, сэр.
Я изо всех сил старался изобразить свою полнейшую готовность делать все, как они хотят, поскольку, несмотря на охватившую меня панику, похоже, уже придумал совсем неплохой способ остановить их опасную и чреватую всеми мыслимыми и немыслимыми последствиями авантюру. Причем таким образом, чтобы никто меня не мог даже заподозрить. Ведь у меня по-прежнему имелась турецкая лицензия на проведение экскурсий! Правда, в свое время Туфан настоятельно предостерегал меня от слишком частого пользования ею во избежание опасности привлечь к себе ненужное внимание и тем самым показать, что я не турок, а иностранец. Так-то оно, конечно, так, но как раз сейчас это было именно то, что мне нужно, — привлечь к себе внимание охранников музея! И навлечь на себя неприятности. Причем чем больше, тем лучше…
Мы с Фишером медленно пошли к входным воротам. Миллер был уже там, и я увидел, как к нему решительной походкой направился какой-то местный экскурсовод. Но Миллер равнодушно прошел мимо, даже не повернув в его сторону головы. Будто того вообще не существовало.
— Молодец, — одобрительно заметил Фишер. — Только так и надо делать. Нам, кстати, тоже. — И почему-то пошел заметно быстрее.
В результате чего крючки под моими брючинами снова начали задевать друг за друга.
— Не так быстро, сэр, — громким шепотом взмолился я. — Если эти чертовы крючки будут раскачиваться так сильно, они могут стать заметными со стороны…
Он тут же пошел медленнее.
— А насчет экскурсоводов, сэр, можете не волноваться, — заметил я. — У меня ведь есть официальная лицензия. Кому, как не мне, и быть вашим законным гидом. Естественнее и не придумаешь.
Как ни странно, Фишер согласился без каких-либо возражений, и я уже на подходе к входным воротам начал бормотать ему хорошо заученный стандартный текст — о еженедельных казнях, о плахе для обезглавливания приговоренных, о фонтане, о палаче, который одновременно являлся также главным садовником…
Подходивший к Фишеру местный гид ревниво наблюдал за нами, поэтому я намеренно слегка повысил голос, чтобы он меня услышал и понял, в чем дело. Может, хоть он догадается заподозрить что-то неладное и доложит куда следует? Например, охраннику у ворот… Увы, мои надежды оказались напрасными, ибо ему довольно скоро все это, похоже, надоело и он попросту о нас забыл.
Жаль, конечно, но зато у меня к тому времени появился еще один план, который, на мой взгляд, был даже еще лучше, чем первый, поскольку был не спонтанным, а, надеюсь, куда более продуманным.
Сразу же за входом на территорию музея находился небольшой, старинного вида домик, в который надо было зайти, чтобы купить входные билеты. Когда мы туда вошли, я протянул билетеру три лиры, громко произнес:
— Два билета, пожалуйста, — и одновременно показал ему свою лицензию на проведение экскурсий.
С его точки зрения, я, по идее, допустил, как минимум, три существенные ошибки: сначала предъявил ему свою лицензию, но попросил два билета, то есть проявил явное незнание того, что экскурсоводов пускают сюда бесплатно; далее, я дал ему три лиры, хотя настоящий гид прекрасно знает, что этого хватит на шесть билетов; и наконец, я обратился к нему не то чтобы по-турецки или хотя бы по-французски, а по-английски. Билеты продавал изможденного вида человек с тоненькой ниточкой черных усиков над верхней губой и, похоже, вечно недовольным выражением худощавого лица. Едва увидев его, я с нетерпением ожидал проблем… Увы, мои ожидания снова оказались напрасными: он, не скрывая отчаянной скуки, бросил равнодушный взгляд на мою лицензию, взял всего одну лиру, отсчитал шестьдесят курушей сдачи и просунул в окошко один билет. Мне не оставалось ничего другого, кроме как медленно, подчеркнуто медленно взять билет, сдачу и пристально посмотреть на него, надеясь, что хоть сейчас ему придет в голову обратить на меня внимание, но он не обратил — просто продолжал тупо смотреть в пространство, только и всего. Очевидно, единственное, что его в данный момент занимало, — это когда же закончится эта до чертиков наскучившая ему смена!..
— Ладно, ну чего ты тянешь, пошли, — тихо, но настойчиво произнес мне почти в самое ухо Фишер.
Уголком глаза я заметил, как Харпер уже подходит почти к самым воротам. Да, действительно, надо было идти… Обычно во втором внутреннем дворике вечно слонялись два-три «диких» гида, старательно предлагающие свои услуги посетителям. Кстати, года три назад я здесь делал то же самое, и тогда мне за это пришлось целую ночь провести в каталажке. Что ж, оставалось только надеяться, что то же самое произойдет со мной и сейчас!
Увы, увы, увы… Дважды в одну воронку бомба не падает! То же самое со мной на этот раз не произошло. Из-за позднего часа все охранники либо сопровождали группы бездельников, заканчивающих осмотр дворца, либо «прохлаждались» в одном из ближайших кафе…
Хотя я честно старался, как мог. Когда мы шли по правой стороне второго внутреннего дворика, я подробно — и, главное, громко — рассказывал Фишеру о султанских кухнях, включая всю имеющуюся у меня информацию о фарфорах типа «сунг», «юна» и «юнг», однако никто так и не подумал обратить на меня хоть какое-нибудь внимание. Даже не смотрел в нашу сторону. Миллер уже дошел до «Врат блаженства» и стоял там, глядя на них разинув рот, словно прибыл сюда из самой далекой и самой дремучей деревни. Услышав за собой наконец-то наши неторопливые шаги, он немедленно направился в сторону третьего внутреннего дворика.
Я заколебался. Ведь как только мы пройдем через те ворота и войдем внутрь, то «Зала приемов» и библиотека Ахмеда Третьего полностью заслонят нас от зданий музея, открытых для широкой публики, и если оттуда совершенно случайно сюда не выйдет по каким-либо делам охранник — хотя ему здесь, собственно, нечего делать, — уже фактически ничто и никто не сможет помешать нам добраться до той самой заветной двери, от которой у Миллера имелся ключ.
— В чем дело? — прошипел Фишер. — Чего ты топчешься на месте? Что-нибудь случилось?
— Нам ведь велели здесь остановиться.
— Только если на нас обратят внимание охранники.
Тут прямо за нами на каменной дорожке послышалось цоканье чьих-то шагов. Я тут же повернул голову — это был Харпер!
— Продолжайте идти, Артур, не останавливайтесь. — Его голос прозвучал очень тихо, но в нем явственно слышались угрожающие нотки. — Идите, Артур, идите…
Он был уже совсем рядом, метрах в двух-трех, не больше, и, глядя на выражение его лица, я отчетливо понял, что если позволю ему подойти еще ближе, то…
Поэтому я, не дожидаясь, сразу же последовал за Фишером через «Врата блаженства». Такая покорность с моей стороны, очевидно, представлялась Харперу чем-то таким же естественным, как дыхание.
Как он и предупреждал, нам потребовалось сделать ровно шестьдесят шагов, ни больше ни меньше. Причем никто нас не подумал остановить, никто на нас не обратил ни малейшего внимания… Когда мы дошли туда, Миллер уже успел открыть своим ключом дверь и с нетерпением ждал нас. Все, что мне тогда запомнилось снаружи, — это восьмиугольные деревянные нашлепки на мощной двери. А затем я уже стоял рядом с Фишером в узеньком каменном проходе с высоким сводчатым потолком, а Миллер снова аккуратно закрывал дверь на замок.
Длина прохода составляла всего метров семь-восемь и заканчивалась глухой стеной, на которой красовался только деревянный ящик со сложенным кольцами пожарным шлангом. Железная спиральная лестница на крышу была сделана, как следовало из прикрепленной к ней бронзовой дощечки, какой-то германской компанией. Миллер подошел к нижним ступенькам лестницы, поднял вверх голову и, одобрительно покачивая ею, заметил:
— Да, на редкость умная девочка…
Фишер пожал плечами.
— Для того, кто в свое время расшифровывал воздушные снимки для германского люфтваффе, это было, поверь, совсем не трудно, — с плохо скрываемой обидой в голосе заметил он. — То, что она нам рассказала, на фотографии, увеличенной по меньшей мере в несколько раз, без труда увидел бы даже слепой! А нашел ее не кто иной, как я сам. Равно как и изготовил ключ, ну и организовал все остальное…
Миллер довольно захихикал:
