Ярослав Зуев - Конец сказки
– М-да, – протянул Бонифацкий, – интересная история. – И какое она имеет отношение к нам, а, Тома? Ты что же, надеешься получить нечто подобное, если до тебя доберутся эти кретины, которым всегда мало водки?
– Я надеюсь, – сказала Тамара, – хорошо провести с вами время, Вацлав Збигневович. Кажется, у нас это получится. А вы говорили, ничего не выйдет.
– Да уж, – согласился Бонифацкий, к которому, в процессе ее рассказа, как это ни странно, вернулась эрекция. – Ты, оказывается, волшебница, Тома. Шахеризада, мля.
– Все, что ни делается – к лучшему, Вацлав Збигневович, сказала Тамара, зажав его пробудившегося воина своими пухлыми грудями. – Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Побудьте со мной до утра, и постарайтесь ни о чем не думать. А там все наладится, вот увидите.
– Кое-что уже наладилось, – согласился Бонифацкий, поглаживая ее по голове. – Хорошо. Только вот что. Сними-ка эти дурацкие чулки и надень передник, ладно?
Когда она справилась с полученным заданием и встала перед ним, он, сбросив дурацкий халат Витрякова, поманил ее пальцем:
– Иди-ка сюда, одноклассница.
На этот раз у него бы наверняка получилось, но День Рождения Леонида Витрякова, который стоил имениннику жизни, выдался явно не его, Вацлава Збигневовича днем. Правда, день давно закончился, перетек в ночь, но и она оказалась подстать дню. То есть, не Бонифацкого. Стоило Тамаре примоститься у него на коленях, как со стороны коридора до них донесся тяжелый топот. Бонифацкий, у которого не осталось сил даже выругаться, подумал, цепенея, что его издает десяток, а то и более пар ног.
– Кажется, ты дождалась, Тома, – почти торжественно обронил Вацлав Збигневович. Секунду любовники оставались неподвижными, как фотография из наглядного пособия по сексу для тех, кому за тридцать и чуточку больше, затем перевели дух. Самые худшие опасения пока не оправдались, мужчины, Боник нисколько не сомневался, что это перепившиеся гангстеры Витрякова, кто еще, протопали мимо.
– Куда это они собрались? – сказал Бонифацкий. Тома пожала плечами. – Главное, что не к нам на огонек, верно?
– Наверное, мне все же надо выяснить, что там за лошадиные бега начались, – неуверенно протянул Боник, словно спрашивая у Томы совета и при этом пребывая в уверенности, что она станет его удерживать от этого. И не ошибся.
– Не ходите туда, Вацлав Збигневович!
Боник высвободил руку, ему снова, в который раз, стало решительно не до секса. Слов нет, Тамара жевала свой хлеб не зря, но не следовало ожидать от нее чудес в особняке, медленно, но уверенно превращающемся в какой-то зловещий балаган.
– Вставай.
– Не ходите, Вацлав Збигневович.
– Дай халат! – заартачился Бонифацкий.
Тома, вскочив, помогла ему набросить халат. Вацлав Збигневович сначала прильнул ухом к ведущей в коридор двери, а потом приоткрыл ее и осторожно выглянул наружу.
Он увидел темные силуэты дюжины широких спин, они удалялись, захмелевшие боевики Витрякова уже прошагали мимо. В одном из них, немного отставшем от остальных, Бонифацкий узнал Желтого, второго своего телохранителя, которому, вообще-то полагалось дежурить под его дверью.
– Артур! – позвал Вацлав Збигневович. Медленно удалявшийся телохранитель сначала остановился, потом нетвердо шагнул назад.
– Артур, ты что тут делаешь?!
– Иду…
– Как это, иду? Куда это? Ты где был?
– Пиво пил, – с вызовом ответил Желтый и тут до Боника, наконец, дошло, что телохранитель буквально в стельку пьян. Желтый слегка покачивался, его простецкое лицо раскраснелось, а глаза, и без того немного навыкате, налились кровью, как у раздраженного быка.
– Ты что, выпил, Артур? – спросил Боник, хоть ответ не вызывал сомнений.
– Я? Я ни в одном глазу, Збигневович, – заявил телохранитель с апломбом, глядя на шефа даже не бычьими, а куда как более страшными глазами стаффордширского терьера, собравшегося порвать ненавистную хозяйскую глотку за изнурительную дрессировку и страсть к собачьим боям, где, К БОЛЬШОМУ СОЖАЛЕНИЮ, ЛЬЕТСЯ КРОВЬ БОЙЦОВ, А НЕ ЗРИТЕЛЕЙ, КОТОРЫЕ ЭТО ЧЕСТНО ЗАСЛУЖИЛИ.
– Значит, не пьян?! – переспросил Бонифацкий, закипая. – И пробки, выходит, не нюхал?
– Вацлав Збигневович?! – начал телохранитель, ужасно коверкая трудновыговариваемое и на трезвую голову отчество шефа, – Я сказал, что не пил… водки. Пива немного дернул. Было, б-дь…
«Наверное, бочку», – подумал Бонифацкий, решив про себя, что подождет с выволочкой до утра.
– Что там за бега в коридоре, Артур? – спросил Бонифацкий.
– Ребята гуляют, – пояснил Желтый с вызовом, так легко переходящим в агрессию.
– Что значит, гуляют?!
– А то и значит, Збигнич, что страха пацаны натерпелись. Столько наших за сегодня порешили. Что, бляха, уже и погулять нельзя?
Боник проглотил слюну, которую ни с того, ни с чего начала вырабатывать соответствующая железа после того, как он, наконец, почувствовал смертельную угрозу, исходящую от этого человека. Нанятого, кстати, чтобы его защищать.
– Мы, между прочим, – добавил телохранитель, нависая над шефом, как утес над горной дорогой, – вашу бабу ищем. Ту самую, из-за которой все началось.
– В подвале ищите? – не удержался Бонифацкий.
– Ага, здесь, – сказал телохранитель. – А вы запрещаете?
– Нет, конечно, – сказал Боник, напрягая все силы, чтобы не выказать страх, как перед собакой, которая может напасть. – Хорошо, иди. – Образ старого шкипера, схлопотавшего черную метку от взбунтовавшейся команды на первых страницах любимого в юности «Острова сокровищ» промелькнул в голове Бонифацкого и выпал инеем между лопатками.
«Что бы в таком случае предпринял Витряков? – спрашивал он себя, прикрывая дверь. – Пристрелил одного или двух уродов? Или просто набил бы морду каждому второму? Или с ним заведомо ничего подобного не приключилось бы просто потому как фамилия у него другая?» — размышлял он, привалившись к косяку плечом.
– Что происходит? – подала голос с лежака Тамара.
– Черт знает что! – честно сказал Бонифацкий. Из коридора донеслись маты, еще несколько человек прошлепало мимо двери в сауну.
– Иди ко мне…
Боник посмотрел на нее с тоской, подумав о трудолюбивом дворнике, честно орудующем лопатой в разгар снегопада без малейшего шанса расчистить тротуар от заносов.
– Какого черта им нужно в подвале?
Снаружи кто-то закричал. Похоже, кто-то кого-то ударил. Потом бичом прогремел выстрел.
– Нахуя?! – крикнул испуганный, и, одновременно, пьяный голос.
– Руки забери, пидор!
– Кончайте, пацаны. Всем, блядь, хватит! – крикнул еще кто-то.
– Хватит ЧЕГО?! – одними губами сказал Бонифацкий.
– Наверное, вашего коньяка, – подумав, шепотом ответила Тамара.
– Моего коньяка?! Какого коньяка?! Что ты имеешь в виду?!
– Я думаю, они вспомнили о ваших запасах. О вашем погребке, с марочными винами и коньяками, Вацлав Збигневович.
– О моей коллекции?! – воскликнул Бонифацкий. – Ты хочешь сказать, что они жрут мой коньяк?! Дай мою одежду!
– Не ходите, Вацлав Збигневович! – взмолилась Тамара.
– Ну уж нет! – крикнул Бонифацкий.
– По-моему, лучше пролить свой коньяк, чем свою кровь, – бросила горничная. Боник понимал, она абсолютно права, тем не менее, он начал лихорадочно одеваться, готовый придушить ее за эту чертову правоту. Схватив семейные трусы в красный горошек, которые подала ему женщина, Боник, в запале попал обеими ступнями в одну дыру и наверняка упал бы, если б верная Тома не схватила его за руку. Он повис на ней, балансируя и чертыхаясь. В этот момент кто-то врезал по двери и она распахнулась, потому что Бонифацкий, после разговора с Желтым, не удосужился опустить засов. Вацлав Збигневович вскинул голову и обомлел. В дверях стояла Юлия.
В своем похожем на носовой платок платье девушка была почти обнажена. Перекошенное от ярости лицо с размазанной по щекам косметикой наводило на мысли об оскорбленной амазонке, или о красивой, но невероятно злой богиней, которую обвели вокруг пальца.
«Она бухая и вне себя, – констатировал Бонифацкий, продолжая висеть на Томе с трусами, надетыми на одну ногу. – Ну, началось».
– Не помешаю, папуля?! – визгливым голосом осведомилась Юлия, рыская безумными глазами то по белому переднику Тамары, надетому на голое тело, то по трусам, застрявшим на полпути к промежности.
– Как ты можешь помешать, детка? – пролепетал Боник, покрываясь бурыми пятнами.
– Ах ты старый похотливый буй! – зашипела Юлия, медленно наступая на них. Закусив губу до крови, она судорожно то сжимала, то разжимала пальцы, увенчанные длинными и холеными ногтями полной бездельницы. Боник не мог от них оторваться, справедливо опасаясь за глаза, которые Юлия запросто могла выцарапать. – Козел! Презерватив долбанный.
