Питер Темпл - Расколотый берег
— Ну тогда давай в «Брунетти», в художественный центр, — предложил Дав. — В «Карлтоне» такое кафе есть, знаешь?
— Слушай, неместный вроде, для тебя же все тут едино должно быть — «Брунетти», «Донетти»…
В лифте вместе с ними спустился Финукейн и подвез их до Сент-Кильда-роуд.
— На тебя, Фин, посмотреть, — заметил Кэшин, — так по шкале недосыпа, переработки и общей задолбанности тебе можно дать девять целых шесть десятых балла.
Финукейн скромно улыбнулся, как человек, работу которого наконец-то оценили.
— Спасибо, шеф, — поблагодарил он.
— Хочешь перевестись в Порт-Монро? — спросил Кэшин. — Веселенькое местечко — то в пабе подерутся, то с овцами баловаться начнут, то какой-нибудь придурок стырит у соседа гидропонную установку, якобы чтобы выращивать эти мелкие помидоры, на лозе. Хорошее место, чтобы детей воспитывать.
— Нервная работа, — заметил Финукейн. — У меня тут шесть человек по Полларду, надо со всеми встретиться. Один, из Футскрея, говорит, история тянется с давних времен. Может, звонил от своей глухонемой тетки, у которой и не жил никогда.
У стойки в кафе «Брунетти» стояла очередь из клерков в черных костюмах, пеших туристов и четырех женщин из глубинки, явно ошеломленных разнообразием блюд. Кэшин взял кальцоне — завернутую в лепешку начинку, Дав предпочел булочку с уткой, оливками, перцовым соусом и пятью сортами трав. Когда они принялись за кофе, у Кэшина зазвонил мобильник. Он вышел на улицу.
— Машины шумят, — донесся до него голос Хелен. — Сразу ностальгия накатила. Ты где?
— Возле художественного центра.
— Ты, оказывается, ценитель искусства — опера, галереи…
— Со Сьюзи говорила? — спросил Кэшин, наблюдая за тем, как по тротуару на одноколесном велосипеде едет мужчина и держит на каждом плече по маленькой белой собачонке. Вид у собачонок был такой замученный, как будто они целую ночь протряслись в междугородном автобусе.
— Она сказала, часы были большие, черные, с белыми циферблатами поменьше, двумя или тремя.
Кэшин закрыл глаза. Он подумал, что сейчас надо сказать спасибо и распрощаться. Именно так и следовало поступить. Именно это сочли бы правильным глава полиции штата, верховный комиссар, помощник уголовного комиссара, да, пожалуй, и Виллани.
Но как раз это и было бы неправильно. Он должен сказать ей, что часы, которые мальчишки пытались продать в Сиднее, — это не те часы, что были на Бургойне в ночь нападения.
— Ты еще там? — позвала его из телефона Хелен.
— Спасибо за помощь, — ответил он.
— И все?
— И все.
— Ну тогда до свидания.
Они допили кофе и пошли обратно. Дожидаться Виллани Кэшину пришлось минут двадцать.
— На Бургойне были не те часы, которые продавали мальчишки, — начал он.
— Откуда узнал?
Кэшин объяснил.
— Скорее всего, их сперли тоже из дома. Украли двое часов…
— Нет. Сестра Кори Паскоу видела эти чертовы часы год назад. Они были у Кори еще до того, как он уехал в Сидней. Я с ней разговаривал.
— Может, гонит?
— Я ей верю.
— Это почему?
— Она знала марку и описала часы.
— Черт, — пробормотал Виллани. — Черт. Это плохая новость.
— Да. Что там по Полларду?
— Его опознала женщина с той улицы, где находится зал. Он бывал там несколько раз, как-то с ребенком заходил. Нужно опросить примерно двадцать жертв. Компьютерщики зашиваются — там тысячи фотографий. Шансов у нас маловато, что уж говорить. Скажи спасибо, что он покойник. Как те подонки с наркотиками, которых мы все пытаемся оправдать.
— Ладно, я пас, — сказал Кэшин. — Домой пора, меня ведь в отпуск выперли. Кончен бал.
— Ну вот, а ты только начал опять втягиваться. Может, пора завязывать с этим переводом? Ты ведь уже оклемался.
— Нет уж, убойный отдел — это больше не мое, — ответил Кэшин. — Хватит с меня трупов. Пожалуй, только на мертвого Рэя Сэрриса посмотрел бы. И на Хопгуда. Для него я готов сделать исключение.
— Непрофессионально рассуждаешь. Уксусом пахло… А ты уверен?
— Да.
Виллани проводил его до лифта и сказал, глядя вглубь коридора:
— Должен сказать, на меня с этим делом сильно давили. И вел я себя совсем не лучшим образом. Нечем тут гордиться… В общем, я подумываю о переводе.
Кэшин не нашел, что ответить. Двери лифта открылись, и он тронул Виллани за плечо:
— Да ладно тебе… Главное, не зацикливайся.
* * *Mобильник зазвонил, когда Кэшин еще был в городе. Он съехал на обочину и остановился.
— Шеф, это Фин. Звонил кадр из…
— Да, помню. Из Футскрея.
— Вы бы поговорили с ним, шеф.
— Не могу, Фин. Уже домой еду.
На улицах появлялось все больше машин — жители пригородов разъезжались по домам в своих джипах, фургонах, грузовиках.
— Ну, шеф велел у вас спросить, шеф…
— Ладно, рассказывай.
— В общем, это какой-то ненормальный. То и дело его совсем клинит, понимаете?
— Клинит?
— Ну да, на Полларде. Он знает Полларда и люто его ненавидит. Всех и вся ненавидит, заплевал там все, хоть щитом прикрывайся.
— Лет сколько?
— Да не старый еще. Так сразу не скажешь — голова бритая, зубы плохие, лет под сорок, я думаю… Проблемы с наркотиками есть точно.
— Заявление взяли?
— Шеф, какое там заявление! Он дверь разнес.
— Дверь разнес?
— Я пытался до него достучаться. Он сначала сидел себе спокойно, потом вскочил со стула как бешеный и давай по двери лупить! Шарахнул два раза, кулак в двери застрял. Кровищи было!
— Как зовут?
— Дэвид Винсент.
Кэшин шумно вздохнул:
— Где живет? Я тут рядом.
Финукейн дожидался его на улице, где стояли дома, облицованные ржавеющим сайдингом. Здешние машины тоже видали виды, а в маленьких дворах валялись никому не нужные рекламные газеты и журналы. Кэшин подошел, встал у окна машины, положил руки в карманы и спросил:
— Как думаешь, он обрадуется вашей новой встрече?
Финукейн почесал в затылке:
— Нет. Он уже послал меня по адресу. Но в принципе злится он не на меня, а на весь мир.
— Один живет?
— Вроде больше никого не видел.
— Ну, пошли.
Стучать пришлось долго. Но в конце концов хозяин открыл, и на Кэшина уставился глаз в сетке красных воспаленных прожилок.
— Мистер Винсент, — заговорил Финукейн, — старший офицер полиции хочет поговорить о том, что вас беспокоит.
Дверь приоткрылась шире — теперь были видны оба глаза и бледный нос, переломанный во многих местах и свернутый на сторону.
— Ни хрена меня не беспокоит, — сказал Винсент. — С чего ты взял?
— Можно войти, мистер Винсент? — спросил Кэшин.
— Отвалите. Я уже сказал, что хотел.
— Я так понял, вы знали Артура Полларда?
— Да, так и сказал по этой долбаной горячей линии. Фамилию назвал.
Кэшин любезно улыбнулся:
— Большое спасибо, мистер Винсент. Просто огромное спасибо. Нам только нужно еще кое-что узнать.
— Некогда мне! Не до вас… Дел до фига.
— Ладно, — не стал спорить Кэшин. — Правда, спасибо вам за помощь. Убили человека, и притом невиновного…
Винсент рванул дверь так, что она ударилась о стену коридора, и грохот разнесся по всему дому.
— Невиновного? Ты совсем сбрендил, что ли? Сволочь такая, да я бы его своими руками!..
Кэшин отвел взгляд. Он-то имел в виду не Полларда, а Бургойна.
Из соседнего дома вышла женщина неопределенного возраста, в розовом тюрбане на голове, одетая во что-то наподобие старинной бархатной хламиды, изношенной и потертой во многих местах.
— Опять приперлись! — завизжала она. — Как вы замучили с этой американской верой, со своей Пизанской,[36] или как ее там, Сторожевой башней! Пошли вон отсюда!
— Полиция, — прервал ее монолог Кэшин.
Женщина стремительно ретировалась. Кэшин посмотрел на Винсента. Того вдруг оставила ярость, как будто весь его яд выпустили через кран. Человек он был крупный, но начинал жиреть, а на загривке уже залегла толстая складка.
— Тронутая баба, — спокойно сообщил Винсент. — Совсем чокнулась. Входите.
Они оказались в тускло освещенном коридоре, откуда прошли в маленькую комнату со сломанной софой, двумя пластиковыми креслами и журнальным столиком на металлических ножках, на котором стояли пять пивных банок. Подставкой для телевизора служили два треснувших ящика из-под молока. Винсент сел на софу, закурил, с трудом удерживая зажигалку в трясущихся руках. На костяшках и пальцах правой руки запеклась кровь.
Кэшин и Финукейн сели на пластиковые стулья.
— Так, значит, вы знаете Артура Полларда, мистер Винсент? — начал сначала Кэшин.
Винсент взял банку пива, встряхнул, потянулся за другой — там еще что-то осталось.
— Сколько раз вам повторять? Знаю я эту сволочь, знаю я эту сволочь, знаю я эту…