Б. Седов - Я не хотела убивать
- Самюэль, там на шестом этаже хирург из Мюнхена. Альберт Гаштейн. Быстро за ним.
С необыкновенной быстротой для человека его комплекции Самюэль побежал к лифту и через пару минут вернулся в сопровождении немолодого мужчины.
Доктор Гаштейн подошел к лежащему Самошину и посмотрел на его бледное лицо. Приподняв веки, он посветил на зрачок узким лучом фонарика.
- Он еще жив… В вертолет. Как можно быстрее.
Вскоре Самошин был доставлен в центральную больницу города Сочи. Через нескольких часов доктор вышел из операционной и сообщил Полине, что полученное ранение более не грозит жизни пациента, но он находится в глубокой коме и есть подозрения на повреждение позвоночника.
Спустя две недели Самошина на машине скорой помощи доставили в аэропорт. Маленький блестящий самолет фармацевтической компании «Остенбах ГМБХ» выпустил трап, к которому подъехал микроавтобус с красными крестами на борту. Двое санитаров извлекли из автомобиля носилки с лежащим на них мужчиной. Когда дверь самолета закрылась, Полина села напротив доктора Гаштейна и посмотрела на Самошина.
- Как вы думаете, доктор, он выживет?
- Трудно сказать. В Мюнхене мы сделаем полное обследование, включающее рентгенографические и прочие исследования. А пока я затрудняюсь говорить об исходе.
- Сделайте же что-нибудь!
- Вы же знаете, мы с вашим отцом были друзьями, поэтому я сделаю все, что в моих силах.
- Спасибо Альберт, - рука Полины коснулась руки доктора.
Самолет тем временем набрал скорость и легко оторвался от земли. «Хорошо, что он без сознания», - подумала Полина. - «При его боязни летать на самолете он бы сейчас места себе не находил от волнения».
Прилетев в Мюнхен, Полина и доктор Гаштейн доставили Самошина в клинику. Затем Полина села в машину и, купив по дороге цветов, поехала на кладбище. Пройдя мимо ровных рядов надгробий, она подошла к свежей могиле. Земляной холмик был завален венками и букетами. Перешагнув через огромную корзину с цветами, Полина подошла ближе и положила на могилу отца, похороненного неделю назад, две белые розы. Повернувшись к могиле, с надгробного камня которой на нее смотрела молодая женщина, она положила оставшиеся розы на гранит.
- Теперь вы вместе, - тихо произнесла она, и по ее щеке покатилась слеза. - Навсегда вместе.
Сидя рядом с Самошиным, Полина цеплялась за малейшую надежду. Ей казалось, что с его уходом из этого мира она потеряет все. Женщина держала Самошина за безжизнено лежащую на одеяле руку и молила Бога о том, чтобы ее возлюбленный очнулся. «Какой же дурой я была тогда, в ресторане, когда сказала ему, что не люблю его. Только приди в себя, Володенька, выйди из этого оцепенения, борись за жизнь, не сдавайся». И словно вняв ее мольбам, Самошин вдруг приоткрыл глаза.
* * *
Цепкие объятия смерти, в которых последние несколько месяцев находился Самошин, наконец-то разжались. Самошин даже не подозревал, сколько раз он переплывал мрачную реку в лодке старика Харона. Знали об этом только люди в белых халатах, которые прикладывали титанические усилия, чтобы остановить приближение неумолимой смерти. И вот теперь, после полутора месяцев, проведенных в состоянии комы, полуживой Самошин вдруг приподнял воспаленные веки. Первое, что он увидел, были крылья белокурого ангела, которые по мере возвращения «оттуда» все больше становились похожими на полы обычного медицинского халата. Наконец он различил в окружающем его тумане хрупкую стройную фигурку медсестры, вошедшей в палату. Самошин вдруг ясно осознал, что жив, и возликовал. Он победил в долгой борьбе с этим страшным чудовищем, которое застыло с косой над его грешной, согнувшейся в три погибели, душой. Попытавшись открыть глаза пошире, Самошин едва не ослеп, зажмурившись от яркого дневного света, льющегося через белые полоски жалюзи на столь же белые стены. Он огляделся. Его койка была сплошь обставлена приборами, каждый из которых являлся последним словом медицинской техники. Молодая медсестра подошла к нему и, сменив капельницу, что-то отметила в листке, лежащем рядом на столике. Она вышла, тихо притворив за собой дверь, и Самошин услышал, как знакомый голос в коридоре спросил:
- Как он?
- Уже пришел в себя.
- К нему можно?
- Да, проходите.
В дверь вошла Полина Остенбах в накинутом на плечи медицинском халате. Подойдя к койке, она положила теплую ладонь на его безжизненно лежащую на кровати руку.
- Здравствуй, Володенька. Ну наконец-то.
- Здравствуйте, Полина, - слабым голосом отозвался Самошин.
Собрав все силы, он попытался сделать движение ей навстречу и приподняться с кровати. Но не смог. Что-то в его теле было не так. Оно было каким-то чужим и странно тяжелым.
- Тихо, тихо. Вам нельзя двигаться, - бросилась к нему вошедшая медсестра.
Самошин с ужасом посмотрел туда, где под одеялом должны были быть ноги. Судя по форме складок одеяла, ноги там были. Но он их совсем не чувствовал. Как будто от долгого лежания они онемели. Усилием воли он постарался пошевелить большим пальцем ноги. Безрезультатно. С видимым напряжением на лице он повторил свою попытку. Нога оставалась без движения. И тут он понял, что больше не может ходить. Слезы отчаяния и обиды потекли по его небритым щекам. Пальцы скомкали одеяло в немощной злобе. Приступ рыданий потряс его тело, потом еще один, и слезы покатились на подушку. Он отвернулся, пряча от Полины лицо.
Медсестра тактично произнесла:
- Вам лучше уйти. Ему вредно волноваться.
- Да, да. Уже иду… Извините… - сказала Полина и вышла из палаты.
Медсестра же, подбежав к Самошину, оголила ему руку до локтя и умелым движением ввела в вену дозу успокоительного со снотворным. Рыдания пациента постепенно стали тише, а затем и вовсе прекратились. Он уснул.
Во сне Самошин увидел зеленую поляну с мягкой травой и речку. Ловко подпрыгнув, он отбил руками волейбольный мяч, который, легко отскочив от сильных рук, подлетел высоко в голубое бездонное небо. Оступившись, Самошин упал на траву. Хотел сразу вскочить, но не смог… Как будто что-то держало за ноги. Обернувшись, он увидел вместо ног две деревянные подпорки. Дико закричав, Самошин проснулся в холодном поту, озираясь в темноте. Старая сиделка-немка мерно похрапывала на стуле возле окна. Часы на стене неудержимо тикали, отсчитывая время его бесполезной жизни.
* * *
Вот уже несколько дней как врачей не на шутку беспокоило состояние Самошина. Его сильному молодому организму удалось справиться с тяжелейшим ранением в область живота, ранением, несовместимым с жизнью. Но повреждение нижнего отдела позвоночника нарушило нервные окончания и лишило Владимира способности двигаться, сделав парализованным по пояс. Этот факт подействовал на пациента угнетающе. И теперь врачи беспокоились не за физическое состояние Самошина, а за его психику. Будучи сам врачом, пациент прекрасно понимал, что его положение практически безнадежно.
Самошин лежал на койке, часами уставившись в потолок. Полностью потеряв интерес к жизни, он впал в глубочайшую депрессию. Состояние его с каждым днем становилось все тяжелее. Постоянно навещавшая его Полина только усугубляла положение напоминанием о том, что когда-то он был совершенно нормальным человеком, а не инвалидом, намертво прикованным к больничной койке.
Сеансы опытного психолога не дали абсолютно никаких результатов. Напротив, после таких сеансов Самошин полностью замыкался в себе и все время молчал, снедаемый сознанием собственной неполноценности.
Полина приходила в клинику каждый день, сидела у его кровати. Но он не замечал ее. Самошин думал:
«Как может такая женщина любить меня, немощного урода, обреченного в лучшем случае на жизнь в инвалидной коляске». И от таких мыслей его лицо становилось еще более мрачным. Желание умереть возрастало с каждым днем. «Ну почему Лика не убила меня сразу? Лучше смерть, чем такое жалкое существование», - думал он. И смерть снова начинала кружить над ним, овевая могильным холодом белые стены больничной палаты.
* * *
Врач клиники Альберт Гаштейн прошелся по кабинету и, сдвинув брови, задумался. Затем подошел к стенду, включил свет и еще раз внимательно посмотрел на рентгеновские снимки. На черном фоне пленки отчетливо были видны ребра, позвоночник и кости таза. Потирая мясистый подбородок, он открыл историю болезни. Пробежав глазами несколько листков, доктор Гаштейн отложил папку и направился в палату к пациенту.
- Добрый день, господин Самошин.
Самошин посмотрел на него равнодушно и отвел глаза.
- Я хочу с вами поговорить вот о чем. Сегодня я занимался изучением вашей истории болезни и пришел к выводу, что мы можем вернуть вам способность ходить.
