Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам
— Куда ни придешь сейчас — всегда так, — сказала Зинаида Александровна. — Везде, всюду только мы. Мы одни.
— Когда же начнется? — спросила Нателла Георгиевна.
На сцене чинно рассаживались музыканты небольшого оркестра. Кто-то настраивал скрипку.
— Зина, я все тебя спросить хотела, — Светлана Петровна обмахивалась программкой. — А вот тот моряк, офицер, про которого ты рассказываешь так часто… Этот капитан Чернобуев… Он что же… Вы так больше с ним ни разу и не встречались?
— Нет.
— Но это ведь не выдумка, не розыгрыш. Он ведь тебя точно спас тогда. Я, правда, не знаю, как это можно было ухитриться свалиться в воду с трапа…
— Я оступилась. Нечаянно. Я же нескладеха. Вон Нателла все видела своими глазами.
— Это ведь был шефский концерт? — спросила Светлана Петровна. — Твоя мать никогда не отказывалась от шефских концертов даже в преклонные годы. Но вас-то с Нателлой каким ветром занесло на тот корабль?
— Командующий Балтийским флотом прислал за мамой машину — мы все жили тогда в «Астории», так получилось, что мы все поехали туда, в Кронштадт. Это был адмиральский крейсер, — кротко пояснила Зинаида Александровна.
— Так с этим Чернобуевым, который тебя из воды вытащил, вы больше не виделись? — переспросила Светлана Петровна. — Ты ж ведь тогда еще не замужем была. Мишки Вирты тогда еще на твоем горизонте не было. Так почему же ты не…
— Потому, — Зинаида Александровна усмехнулась.
— А встретились бы, глядишь, и было бы у вас все хорошо, — вздохнула Светлана Петровна. — По-людски.
— Это вряд ли, — сказала Зинаида Александровна. — По-моему, все было бы точно так же. В конце концов.
Светлана Петровна умолкла.
Свет в зрительном зале медленно гас. Ряд за рядом — сначала балкон, потом партер тонул в темноте. Освещалась только сцена.
— Нитросорбит есть? — спросила Нателла Георгиевна.
Зинаида Александровна сунула руку в театральную сумочку и на ощупь нашарила там пузырек.
— Одну таблетку. Не глотай сразу, Наташа. Светлана Петровна ободряюще положила свою украшенную бриллиантовыми кольцами руку на запястье подруги.
— Наташа, смотри какой молодой, — шепнула она, глядя на сцену. — Совсем как мы.
Было уже так темно в зале, что по лицу Светланы Петровны было не понять — шутит ли она?
Глава 28
ДАНТЕС ПЕЧОРИН
И все же, все же, все же…
Катя была не удовлетворена. Мало ли кто что сказал, а они догадались. Мало ли кто что подумал. Мало ли кто что решил. А что же по правде-то?
Из больницы каждый пошел своим путем. Марьяна потащилась, как на каторгу, в отдел. У следователя только две руки и сто миллионов неотложных обязанностей. Сейф, караулящий своего звездного часа, битком набитый листами исписанной и процессуально-оформленной бумаги, которая почти вся сплошь — гадкие кляузы и доносы, подозрения и скороспелые выводы, идеи фикс, идеи миражи, зависть, доходящая до абсурда, ненависть, доходящая до поножовщины. Весь этот сучий бред воспаленного воображения — слова, слова, слова. Ах, если бы их только не слышать, эх, если бы их только не документировать процессуально!
— А я все же попытаюсь разыскать Мамонтова, — сказала Марьяне Катя перед расставанием. — Дома, наверное, поздно буду. Позвоню тебе завтра.
Вечерело. Парило, как в бане. К счастью, вторая попытка проникнуть в автомастерскую на улице Первопроходцев удалась. Катя еще издали узрела возле ангара знакомое авто Мамонтова — другой такой штуковины на колесах и на свете-то не было.
— Тук-тук, дома кто есть? — Катя, подойдя, деликатно постучала в железную створку ворот.
Внутри сумрак. Бетонный пол, бензиновая вонь. Катя вошла в ангар. Почти все его пространство занимала какая-то механическая доходяга — железный скелет без кузова, без салона, без колес. Какие-то сплошные автовнутренности, вывернутые наружу.
— Эй, кто-нибудь! — Катя бочком стала протискиваться дальше, вглубь и… застыла как вкопанная.
Василий Мамонтов был от нее в пяти шагах. Он стоял на руках. Тело его, вытянутое в струну, подрагивало от усилий и от напряжения. А снизу, с бетонного пола, целился ему прямо в лицо клинок ножа, вставленный рукояткой в пустую жестяную банку из-под краски. Мамонтов увидел Катю, переступил руками. На какую-то секунду острие приблизилось к его глазам.
— Ты чего это? — Катя наклонилась. — Привет.
— Здорово, если не шутишь, — Мамонтов пыхтел от усилий.
— А кинжал-то зачем? — спросила Катя.
— Огра…ничитель.
— Ограничитель? Вот выколешь глаз… И давно так стоишь? Может, примешь нормальное положение? У меня к тебе разговор.
— П-погоди маленько, — Мамонтов снова переступил руками, вытянулся вверх.
— Я из больницы только что. Приятеля твоего проведала, — Катя оглянулась, увидела у стены грубо сколоченную деревянную подставку, села на нее. Все же так удобнее, чем склонившись в три погибели. — Тебя мы, Василий, вспоминали. Кстати, а давно вы с Буркиным дружите?
— С первого клас-с-са.
— Ничего не скажешь, прелестный дружок у тебя.
— К-какой ес-с-ть.
— Осторожнее, сейчас ведь наткнешься! — Катя вскочила — уж очень подозрительно начал Мамонтов клониться вперед.
— Порядок. Ништяк.
— Зачем ты все-таки это делаешь?
— Мус-с-скулатуру тренирую. Пресс.
— А без ножа нельзя?
— Весь кайф пропадет, — Мамонтов пыхтел как паровоз.
— Буркин дуэль признал, — деловито сообщила Катя. — Косвенно, с увертками, но признал. Ему по пистолету вопросы были заданы. По пушке вашей переделанной. Знаешь, а он у тебя простодушный. У него все на лице написано. Тебя он нам словами не назвал — это ты будь спокоен, а то снова потащишь его в рощу стреляться. Но врать он совершенно не способен с такой физией. Читаешь ответы как по книге. Я у него спрашиваю: Олег, ты у кого пистолет взял? Это ведь Мамонтова Васи штучки, так ведь? А он…
Мамонтов пружинисто оттолкнулся руками, сделал сальто-мортале и предстал перед Катей, как все нормальные люди, — кверху головой. Он тяжело дышал.
— Это ведь твои штучки? — тихо повторила Катя. — Или не твои? Это ведь из мастерской Долидзе вещи вышли? Он сам переделывал газовые пистолеты для вас с Буркиным? Ты только, ради бога, не ври, а то я в тебе разочаруюсь, Мамонтов. А это будет жаль. Это будет скучно. Мне ведь учитель твой дражайший Варлам Автандилович все рассказал. Не про пистолеты, нет. Про дуэль. Что она из-за Светланы Петровны Авдюковой была, с которой ты познакомился в его доме и убийство мужа которой мы так активно и так успешно расследуем. Долидзе сказал мне, что, мол, произошло все, потому что дружок твой Буркин по простоте сморозил пошлую гадость на ваш счет. А ты счел это оскорблением дамы. И к барьеру, к барьеру сразу. Между прочим, не многие бы так поступили сейчас. Девятьсот девяносто девять из тысячи просто забили бы на все это спокойно и пошли пиво пить. И только один Вася Мамонтов прореагировал как рыцарь. Это ведь сейчас вид такой вымирающий — рыцари, что-то вроде бронтозавров… Поэтому ты не ври мне, Мамонтов. Не отвечай враньем на мои вопросы, а то я подумаю, что тогда на дуэли рыцаря-то никакого не было. А был просто Вася-дурак. Идиот отмороженный.
Мамонтов молчал.
— А быстро можно переделать газовый на базе «Макарова», чтоб стрелял патронами девятого калибра? — спросила Катя, помолчав.
— Смотря как работать, — Мамонтов сплюнул.
— У тебя-то… точно такой?
— Был такой же, как у Олега.
— Ты правда его потерял тогда, а не припрятал?
— Обыскивай, — Мамонтов сделал широкий жест.
— Не буду я тебя обыскивать. Кто ж рыцарей обыскивает?
— Ну, тогда слушай, что тебе говорят — ствол я потерял, когда… Ну, в общем, когда мы из этой долбаной рощи к тачке шли. Ямы там, все заболочено. Там и днем ни хрена не найдешь, не то что впотьмах.
— Ты знал такого Игоря Лосева? — спросила Катя. Мамонтов нахмурился, потом покачал головой нет.
— А мужа Светланы Петровны Владлена Ермолаевича ты знал?
— Нет. Я его в глаза не видал.
— А она хорошая — Светлана Петровна?
— Она…— Мамонтов снизу вверх (рост — коротышка, такая беда!) глянул на Катю. — Все равно ты этого не поймешь.
— Почему? Ты объясни.
— Она хорошая. Несчастливая она.
— Вообще-то она тебе в матери годится.
— Да, это точно, — Мамонтов кивнул. — Ну, е-кэлэмэнэ, сейчас спросишь — ты с ней спал?
— Не спрошу. Но ты все-таки мне объясни. Интересно.
— Я не знаю, как объяснить, — Мамонтов пожни плечами. — Учитель сказал: вот женщина, а вот клинок Материал один и тот же — закалка разная. И оба и вечность нацелены. Служения ждут. Служения, понимаешь? Ей плохо было, я ж по лицу видел. Сплошное паскудство на сердце. А мне, чтобы таким мастером стать, как Варлам, не только молотом по наковальне надо научиться дубасить. Мне еще кое-что узнать и понять надо. Я хотел помочь ей, прийти ей на помощь, понимаешь? Я ничего плохого, грязного не хотел. Дала б она мне — я бы взял. Я ж мужик. Но она мужу своему, Авдюкову, изменить не могла. Я ей его заменить не мог. Молодой еще, наверное, сынок, — Мамонтов усмехнулся.
