Виктор Мережко - Крот 2. Сага о криминале
Костя самодовольно улыбнулся:
– Но ведь это мой охранник. Как-нибудь разберусь.
В полуденное время Архипов и Марина вместе прогуливались по больничной аллее. Он держался рядом как-то неловко, неуверенно.
– Я вас когда-то видела, – говорила девушка, время от времени внимательно поглядывая на мужчину. – Правда, не могу вспомнить, где.
– Здесь, в больнице, – ответил Архипов.
– Вы здесь давно?
– Месяц.
– Значит, я видела вас не здесь. Давно видела… очень давно. Вы очень похожи на одного человека.
– На кого?
– Сейчас не вспомню… – Марина снова внимательно посмотрела на Архипова и повторила: – Очень похожи.
– Мне говорили. И не однажды… Говорили, что я похож на некоего Кузьмичева.
– На Кузьмичева? – с некоторым испугом переспросила молодая женщина. – На Кузьмичева… Что-то очень знакомое.
– Есть один такой богатый человек.
– Нет, – отрицательно повертела головой Марина. – Не помню…
Архипов сошел с аллейки на траву, сорвал нежные, голубого цвета колокольчики, отдал собеседнице.
– Спасибо, – тихо произнесла она. – Мне давно уже никто не дарил цветы. – И поинтересовалась: – А как вы сюда попали?
– Не помню, – пожал тот плечами.
– Я, знаете, тоже… Такое ощущение, что была когда-то жизнь, потом она вдруг оборвалась. И теперь живу как по чистому листу.
– Я примерно в таком же состоянии. Была когда-то жизнь, и я ее забыл. Теперь вот тоже пытаюсь жить по-новому. Хорошо, что встретил вас.
– Да, хорошо, – согласилась Марина. – Будем вместе пробовать жить.
Виктор Сергеевич выглядел помолодевшим, бодрым, уверенным. Чуть ли не влетел в кабинет Кузьмичева, вскинул в возбуждении руки, словно встретил долгожданного родственника.
– Дорогой Сергей Андреевич, за вами не уследишь! Что ни день, то очередной сюрприз.
Кузьмичев вышел из-за стола, холодно обменялся с гостем рукопожатием.
– Что привело вас с такой восторг?
– Ну как же! – Виктор Сергеевич рухнул на диван. – Не успели вы завоевать Москву, как решили стать хозяином сибирского алюминия!
– С чего вы взяли? – Сергей постарался скрыть удивление.
– Донесли добрые люди. А вернее – друзья. У меня ведь друзей, дорогой Сергей Андреевич, как грязи. На каждом шагу. – Гость дотянулся до бутылки с водой, отпил прямо с горлышка. – Ничего, что я так?
– Пожалуйста.
– Спасибо, – Виктор Сергеевич сделал еще пару глотков, выбросил пустую бутылку в мусорную корзину. – Каковы успехи у дорогого Константина Ивановича? Он ведь сейчас в Сибирске?
Сергей присел рядом с ним, положил руку на спинку дивана.
– Вы за этим ко мне пришли?
– Не только.
– Зачем еще?
– Расскажу чуть погодя. А сейчас мне хотелось бы понять вашу многоходовку в отношении алюминия. Если не возражаете, конечно.
– Возражаю.
– Вы перестали мне доверять?
– А я вам никогда и не доверял. Вы, наверно, забыли последний наш разговор.
– Я, дорогой мой, ничего не забываю. У меня очень хорошая память. Просто иногда я не обращаю внимание на разные людские глупости.
Они в упор смотрели друг на друга. Наконец Виктор Сергеевич хлопнул ладонью по колену Кузьмичева:
– Можно вас попросить?
– Не соваться, куда не следует?
– Именно. Вам мало, что пришили Окунева?
– Кто пришил?
– Да уж не я, батенька… Вам виднее, кто пришил.
– Мне действительно виднее, – спокойно ответил Кузьмичев, не сводя с него глаз.
– Вот и довольствуйтесь тем пирогом, который уже отхватили. Иначе подавитесь.
– Я, Виктор Сергеевич, стараюсь жить по принципу: втыкай глубже, бери больше, кидай дальше. Пока летит – отдыхай.
Гость рассмеялся, снова ударил собеседника по коленке.
– Вы мне все больше и больше нравитесь. И я не хочу больше играть с вами в темную. Давайте откровенно?
– Попытаюсь.
– С сегодняшнего дня я оставляю игру с Грязновым…
– Почему? – усмехнулся Сергей.
– Не вижу перспективы. Совдепия. Мозги не те… – Виктор Сергеевич постучал пальцем по своей голове.
– А от Маргеладзе?
– Что – от Маргеладзе? – насторожился Виктор Сергеевич.
– От Маргеладзе не собираетесь уходить?
– А я к нему и не приходил.
– У меня другая информация.
– Значит, плохие у вас информаторы.
– Может быть.
– Не может, а точно… Стараюсь с первых своих шагов держаться подальше от кавказцев… В данной ситуации именно вы представляетесь мне наиболее привлекательным партнером. Особенно учитывая ваш интерес к сибирскому алюминию.
Кузьмичев рассмеялся:
– Спасибо. Ну и во что мне обойдется ваше судьбоносное решение?
Тот вскинул брови, засмеялся в ответ:
– Ваш отказ обойдется значительно дороже.
– Звучит как угроза.
– Совет.
Кузьмичев помолчал, обдумывая услышанное, достал из буфета бутылку виски, две рюмки.
– Обмоем наш союз? – поинтересовался Виктор Сергеевич.
– Да нет. Скорее, расставание. Я ведь, дорогой Виктор Сергеевич, однажды указал вам на дверь, вы не поняли. Сейчас я этого делать не буду. Я просто попрошу вас оставить меня и моих людей в покое.
– Даже так?
– Именно так. Выпьем и расстанемся.
Кузьмичев поднял рюмку, чокнулся с Виктором Сергеевичем.
– До лучших, как говорится, времен.
– Не передержите.
– Постараюсь…
Виктор Сергеевич с прищуром посмотрел на Сергея, чмокнул сочными губами.
– На прощание я хочу выразить вам особую благодарность.
– Мне? Благодарность? – удивился Сергей. – За что? В чем я ошибся, что вы меня хотите отблагодарить?
– Вы не забываете своих бывших подчиненных, проведываете их.
– Имеете в виду?..
– Да, я имею в виду именно Марину. Но можно еще один совет?
– Нет, – жестко ответил Сергей.
– И все-таки будьте, дорогой друг, осторожнее. Прошу как старший и опытный товарищ.
Виктор Сергеевич опрокинул рюмку и быстро направился к выходу. Остановился, поднял предупреждающе палец:
– И еще… Искренне жаль вашу дочь. Мать в тюрьме, вы – вообще как бы не при чем. Получается, круглая сирота при живых родителях. Очень жаль.
Сергей стоял в телепавильоне, со стороны наблюдал за происходящим в студии.
Нину Пантелееву проводили к месту ведущего, усадили рядом. Василий Петрович подошел к ней, стал терпеливо и подробно что-то объяснять. Нина, бледная, бесстрастная, сосредоточенная, молча слушала его, иногда кивала.
Моложавый ведущий в свою очередь тоже о чем-то предупредил гостью, посмотрел на наручные часы, крикнул режиссеру программы, находящемуся наверху за похожим на витрину огромным стеклом:
– Иван, мы что-то не слишком спешим! Через три минуты эфир!
Тут же прозвучал голос режиссера, усиленный динамиками:
– Внимание! До эфира остается три минуты!
В студии стало тихо, на световом табло побежали секунды, предупреждая о неотвратимо приближающемся эфире.
Василий Петрович подошел к Сергею, шепотом произнес:
– Новости мы начнем прямо с Пантелеевой. Это будет правильно и эмоционально.
Кузьма согласно кивнул.
Ведущий сказал в камеру:
– Добрый вечер… Никакие глобальные события – политические, экономические, социальные – не могут сравниться по глубине и пронзительности с драмой конкретного человека. Можно много и бесполезно рассуждать об общей драме человечества, о грозящих экологических и моральных катастрофах, и ничего не сделать для отдельной личности… Если мы не откликнемся на беду, не попытаемся помочь, все эти рассуждения не стоят ломаного гроша. У человека случилось горе, страшное горе… Похищен сын, ребенок. Что может быть для матери страшнее? Она пришла к нам студию, чтобы рассказать о свалившейся беде, попросить о помощи, о поддержке. Чтобы ее услышали не только сочувствующие, но и, возможно, те, кто причастен к этому преступлению. Выслушайте мать…
Камера взяла крупно лицо Нины, внизу возникла надпись «Нина Пантелеева». Нина некоторое время молчала, справляясь с волнением, потом заговорила:
– Три дня тому назад украли моего сына… моего Никитку… Люди в масках и с оружием схватили его, затолкали в машину и увезли. Для меня исчезло время. Я теперь не понимаю, день на улице или ночь. Для меня остановилась жизнь. Я все время жду телефонного звонка, чтобы хотя бы услышать, что мой сыночек жив… Я с ума схожу, когда мне не звонят те, кто похитил сына…
Никитка уже лежал в постели, когда увидел на экране работающего телевизора свою мать. Он приподнялся, напрягся, стал слушать ее.
– …Прошу вас, сохраните ему жизнь. Я готова на все. Отдам все деньги, которые у меня есть. Квартиру и все, что есть в квартире. Жизнь свою отдам, если она вам понадобится. Только верните мне моего сыночка…
Нина сменилась ведущим, который поставленным голосом сказал:
