Анатолий Афанасьев - Между ночью и днем
— Разрешите еще раз представить, Каменков Александр Леонидович, наш ведущий архитектор. Мировой уровень, член Пражской Академии искусств. При его участии, полагаю, затруднений не будет.
— Вы подтверждаете? — спросил Гаспарян.
Я встретился с его безумным, с каким-то пергаментным отливом взглядом и мужественно кивнул:
— Не первая зима на волка. Для потомков постараемся.
— Сколько времени займет организационный период?
— Месяц, не больше, — ответил Огоньков.
— Неделя, — отрезал Гаспарян, и я в тот же миг почувствовал, что ввязываюсь в историю, которая скорее всего выйдет мне боком.
ГЛАВА 4
Вечером опять сидели в кабинете Огонькова, куда секретарша-дублерша Леночка подала холодный ужин — бутерброды с колбасой и рыбой, пиво, кофе. В комнату набилось человек десять: два зама Огонькова по смежным предприятиям, две-три неизвестные мне личности с тусклыми рожами вампиров, конторские дамы. Общее приподнятое настроение точно выразила бухгалтерша Аделаида Павловна:
— Попахивает большой аферой, Георгий Саввич, но замах у этого типчика крупный. Придется расширять штаты и прочее такое.
— Вы не правы, дорогая, — возразил Огоньков. — Никакой аферы быть не может. Гаспарян вхож в правительство. Это вам не какой-нибудь мелкий мафиози.
— Откуда у него такой капитал? — спросил я.
— Лицензии, миленький. Нефть.
— А что будет, если мы начнем, а его посадят?
— Сажать их будут еще не скоро, — успокоил Георгий Саввич. — Ты лучше скажи, сколько тебе надо помощников.
— На первое время человек пять. Но отбираю сам и на моих условиях.
— Что за условия?
— Аванс по пятнадцать лимонов на рыло.
Огоньков и глазом не моргнул:
— Как, Аделаида Павловна? — Старая советская манера: делать вид, что финансами управляет бухгалтерия.
— Может быть, обсудим эти вопросы в более узком кругу? — чопорно заметила бухгалтерша.
— Хоть в каком, — Георгий Саввич отпил пива из фарфоровой чашки, глаза его вдруг хищно блеснули. — Кажется, ребятки, вы не совсем понимаете, что произошло. Заказ царский, небывалый. Вы вдумайтесь: средневековое поместье на берегу Клязьмы. Искусственные водоемы, парки, храм. Фантастика! Если потянем… Полагаю, Саша, твоим коллегам такое и не снилось?
Пока я копался с замком квартиры, на лестничную клетку выполз Яша Шкиба, просветленный, гордый, пьяный и с пучком тысячерублевок в кулаке.
— Засим, сударь, извольте получить должок, — просиял торжествующей улыбкой. — А также прошу на вечерний коктейль!
— Неужели стипендия?
— Бери выше, сударь! Наследство, богатое наследство.
В это я не поверил, поскольку знал, что бедному Яше неоткуда ждать не только наследства, но даже единовременной ссуды. Разве что от папы римского. Однако, видно, ему сегодня действительно где-то подфартило: уж больно настырно он тянул меня за руку в свою квартиру.
Я нехотя поплелся за ним. У Яши, оказывается, были гости. На обшарпанном диванчике расположились две молоденькие поддатенькие инженюшки и, обнявшись, грустными голосишками напевали: «Зачем вы, девочки, красивых любите…»
— Ретро! — оценил я с порога, — Мощная вещь. Но зачем вы, красавицы, дали Якову Терентьевичу денег? Он же их все равно пропьет.
Девушки прекратили нытье, и одна из них очарованно прогудела:
— Мужчина пришел!
Вторая подтвердила басом:
— В самом соку. Поздравляю, подружка!
С девушками было просто, а с деньгами загадочно. По словам возбужденного Яши выходило, что нынче утром, копаясь в разном барахле, оставшемся от жены, в поисках якобы веревки для повешения, он наткнулся на золотой перстенечек с маленьким камушком. Этот перстенечек они с дворником дядей Ваней оприходовали возле ювелирного магазина за бешеную сумму — триста тысяч рублей. Под ношей неожиданно свалившегося богатства Яша не сломался и сразу накупил самых необходимых для жизни вещей: два ящика водки, ящик вина «Алабашлы», ящик пепси и груду консервов.
— Консервы, Саша, оставлю тебе по завещанию, — просто сказал актер, — Мне же еда, ты знаешь, ни к чему.
После этого мы обнялись, расцеловались и начали пить. Пили долго и спели много хороших старых песен, включая «Синий платочек» и «Шумел сурово Брянский лес».
Очнулся я среди ночи у себя на постели. Рядом посапывала голая девица, закинув тяжелую ногу мне на живот. Я попытался выкарабкаться из-под ее бедра, и девица проснулась.
— Тебя как зовут? — спросил я.
— Ну ты даешь, — хихикнула девица. — Вчера помнит, а сегодня забыл?
— Вчера была среда, а сегодня — четверг, — заметил я наставительно.
ГЛАВА 5
Пришлось попотеть. Неделя минула, как сон, а мы еще и не приступали. Но в тяжких спорах выработали стиль. Колотились пока втроем — Зураб Кипиани, помешанный на готике, и Коля Петров, со студенческих времен мечтающий о Вечном городе.
В среду, ближе к вечеру, когда мы сидели в мастерской среди живописного развала набросков и были готовы перегрызть друг другу глотки, позвонил Гаспарян и пригласил меня для приватной беседы. Сказал, что уже выслал машину. Я попытался отнекиваться, но он и слушать не стал.
Гаспарян принял меня без церемоний:
— Как идут дела?
— Нормально.
— Можете что-нибудь показать?
— Такие проекты на лету не делаются.
Хозяин восседал за своим начальственным столом, а я — напротив, боком, за продолговатым столом для совещаний.
— Вы в курсе, — спросил Гаспарян, — что контракт вчерне подписан?
— Да, конечно. Мои помощники уже получили аванс. Спасибо.
Несколько секунд он разглядывал меня без улыбки и как-то чересчур пристально. Но в этом не было ничего оскорбительного. Купил работника — пощупай его хорошенько. Это мы понимаем.
— Хочу, чтобы наша встреча осталась между нами, — сказал Гаспарян.
— Как вам угодно.
— Ваш патрон, Георгий Саввич, производит впечатление серьезного человека и репутация у него хорошая. Не так ли?
— Фирма надежная, не сомневайтесь.
— В предприятиях такого масштаба деловая хватка еще далеко не все. Потребна особая энергия, если хотите — талант. А это, как я понимаю, ваша прерогатива. Фирма тут ни при чем.
— Были бы деньги. Талантов вокруг полно.
Гаспарян нажал кнопку селектора, и буквально через секунду секретарша внесла поднос с кофе. Одну чашечку поставила передо мной, другую, зайдя со спины, перед шефом. Только чашечка черного кофе, больше ничего. Ни печенья, ни молока, ни сахара. Зато чашечка — тонкого китайского фарфора, размером с наперсток. Гаспарян угадал мои мысли.
— Не удивляйтесь. Министерство нынче экономит на всем, особенно на накладных расходах… Так о чем мы говорили?
— Я не помню.
— Так вот — о таланте. Одного таланта тоже мало. Важно стремление употребить его с наибольшей отдачей. Есть ли оно у вас?
— Я и в наличии таланта не особенно уверен, — прижался я.
Гаспарян улыбнулся с пониманием:
— Тогда поставим вопрос иначе. Вас не смущает мой замысел? Средневековый замок под Москвой и все такое?
— Нормально. Почему нет?
— Есть люди, которые втайне посмеиваются. Боюсь, к ним относится и ваш многоуважаемый Георгий Саввич. Нет-нет, не надо возражать! В сущности, это не столь важно. Но мне бы не хотелось, чтобы именно вы, Саша, отнеслись к проекту, как к нелепой причуде богача. Более того, мне хотелось бы, чтобы мы подружились. Искренне. Задушевно. Как два умных человека, которые поставили перед собой общую цель. Вы верите мне?
— Конечно.
Это была сущая правда. Надо было быть вовсе бессердечным, чтобы ему не поверить. В его иссиня-черных зрачках вдруг засветилась тяжелая, свинцовая печаль человека, который уже купил все, о чем мечтал, и мучился, что не истратил и сотой доли наворованного.
Гаспарян гибко поднялся и шагнул к металлическому сейфу, стоящему в углу. Достал оттуда какую-то желтую вещицу. Протянул мне:
— Хочу закрепить наши отношения. Маленький предварительный подарок.
Это был роскошный, с выпуклыми боками, с голубоватой изящной вязью на крышке, портсигар. Судя по весу, золотой. Не то чтобы я почувствовал неловкость, но и радости не испытал.
— Не знаю, чем отдарюсь, — промямлил я.
— Работой. Настоящей, честной работой, как положено мастеру… Да вы не тушуйтесь, все главные подарки у нас впереди.
Аудиенция была закончена. На прощание миллионер сунул мне в руку визитку, где один из телефонов был подчеркнут.
— Звоните в любое время.
— Непременно.
Не заезжая в мастерскую, необычно рано я вернулся домой. Не хотелось никуда идти и готовить не хотелось, поэтому внизу, в магазине купил пачку пельменей и две бутылки свежего «Очаковского». Извечная трапеза холостяка. Перед ужином позвонил родителям и минут пятнадцать разговаривал с матушкой. У них все было вроде пока нормально, хотя отец чрезмерно надрывался в своей мастерской. Не вылезал оттуда с утра до ночи, хотя в этом не было никакой необходимости.
