Э. Винсент - Лето мафии
За все три предыдущих дня я ни разу не встречал Сидни ни на улице, ни на пожарной лестнице. У него случился приступ астмы, и мать держала его дома. Однако сейчас, выходя из дома, я заметил Сидни. Он уныло брел по улице, с залитым слезами лицом. Ермолка куда-то пропала, одежда была в беспорядке, а взгляд не отрывался от мостовой под ногами. В руках Сидни сжимал книги, так, словно это был спасательный жилет. Нас он не замечал до тех пор, пока я не окликнул:
— Сидни! Черт возьми, что случилось?
Я сбежал по лестнице к нему; остальные ребята собрались у меня за спиной.
Остановившись, Сидни поднял взгляд и, запинаясь, пробормотал:
— Я… я возвращался д-домой из б-библиотеки…
Всхлипнув, он достал из кармана носовой платок и высморкался.
— Сидни, ради бога, успокойся. Сейчас ты говоришь совсем как Прыгун. Расскажи, в чем дело.
Кивнув, Сидни несколько успокоился и шумно вздохнул.
— Они попытались отнять у меня книги…
— Они? Кто? — спросил я.
— Обозвали меня грязными словами и попытались отнять книги…
— Сидни, как они выглядели?
Он покачал головой.
— Н-не знаю… их было трое… Я никогда раньше их не видел…
— Как они выглядели? — повторил я, начиная терять терпение.
— Они старше меня… затолкали меня в переулок… стали бить ногами… Я не отдал им книги, тогда они стащили с меня ермолку.
Схватив его за руку, я заорал:
— Черт побери, Сидни, как они выглядели?
Взгляд Сидни стал сосредоточенным. Он сказал:
— Один светловолосый, чуть повыше тебя… а двое других похожи на братьев… У светловолосого золотой зуб…
Золотой зуб расставил все по местам. Я понял, о ком идет речь. Светловолосый с золотым зубом мог быть только Ником Колуччи. Ник возглавлял «Гремучих змей», банду из Челси, а двое братьев были Сэлом и Алем Руссомано, членами его банды. Чтобы быть уверенным наверняка, я спросил:
— У светловолосого шрам на подбородке?
Задумавшись на мгновение, Сидни кивнул.
— Это он обзывал меня и стащил мою ермолку…
Почувствовав прилив ярости, я сжал кулаки. Этот паренек читает Гомера, знает вероятность выигрыша в кости и проводит субботы в библиотеке. Маленький, слабый, несомненно, больной — наверняка обойдет муравья, чтобы случайно не наступить на него, — и тем не менее ублюдки его избили. Стиснув зубы, я пробормотал:
— Сидни, сейчас ты поступишь вот как… Поднимайся домой и обо всем забудь. Те типы, что приставали к тебе, мерзкие подонки. Я разберусь с ними и верну твою ермолку. И больше такое не повторится… Обещаю.
— Хорошо, Винни. Но я не хочу, чтобы ты из-за меня впутывался в неприятности… Я хочу сказать — ты мне ничем не обязан, мы ведь едва знакомы.
— Мы с тобой знакомы… и этого уже достаточно. А теперь поднимайся к себе и больше ни о чем не думай.
Какое-то мгновение Сидни смотрел на меня, затем кивнул, изогнув губы в слабой улыбке.
— Хорошо, — пробормотал он, направляясь к крыльцу.
Обернувшись к ребятам, я сказал:
— Рыжий и Бенни, вы пойдете со мной. Нам предстоит немного поохотиться… Остальные возвращаетесь к дому Бенни и дожидаетесь нас. Как только мы вернемся, мы отправимся в Ла-Гуардиа.
Мальчонка прищурился не в силах поверить собственным ушам.
— Ты это серьезно?
— Совершенно.
— Ты хочешь поссориться с Колуччи? — спросил Бенни.
— Возможно. Все будет зависеть от него.
Луи взглянул на дверь нашего дома, за которой только что скрылся Сидни.
— Ничего не понимаю.
— Чего ты не понимаешь?
Луи поднял руки вверх.
— Как он сказал, вы с ним едва знакомы.
Я чувствовал, что мои ребята сбиты с толку. Какого черта мне ввязываться в войну с «Гремучими змеями» Колуччи ради тщедушного паренька в ермолке, с которым я только что познакомился? Все тщетно пытались найти какой-то смысл в моих действиях — все, кроме Рыжего. И не то чтобы у Рыжего были какие-то чувства по отношению к Сидни — он просто радовался возможности помахать кулаками. Это было у него в натуре. Улыбнувшись, Рыжий произнес свою первую и последнюю фразу:
— Я с удовольствием.
Бенни понимающе покачал головой. Посмотрев на меня, он пожал плечами, что красноречивее любых слов говорило: «Как тебе будет угодно». Развернувшись, я, Рыжий и Бенни направились в центр. Мальчонка остался стоять на лестнице вместе с Порошком, Луи и Прыгуном. Он до сих пор не мог поверить в то, что я действительно готов был идти на ссору с Колуччи.
— Да он ведь едва знаком с мальчишкой! — бросил мне вдогонку Мальчонка.
Порошок и Луи дружно закивали.
Прыгун сказал:
— А м-мне он п-понравился.
Остальные трое посмотрели на него так, словно у него вдруг выросли оленьи рога.
Хотя Колуччи и его банда были нашими заклятыми врагами и мы принадлежали к разным Семьям — Колуччи к Семье Лучано, мы к Семье Маньяно, — время от времени мы проворачивали совместные дела. Поэтому мне было известно, что Колуччи является завсегдатаем одного клуба в Челси на углу Десятой авеню и Семнадцатой улицы и обычно обедает в итальянской забегаловке по соседству. Поймав такси, мы попросили высадить нас на Восемнадцатой улице, за квартал до цели. Я хотел осмотреться и оценить обстановку перед тем, как заходить в забегаловку. На улице перед ресторанчиком были расставлены столики под парусиновыми навесами и бочонки с разливным пивом, гордость всей округи: восемь краников, предлагающих отведать различные сорта пива со всего света. Все столики были заняты, и у стойки толпилась небольшая очередь — как раз наступило время обеденного перерыва. Ник Колуччи и братья Руссомано сидели за столиком на улице, уплетая огромные булки, разрезанные вдоль и напичканные всевозможной начинкой, и запивая это разливным пивом из здоровенных кружек. Братья Руссомано представляли собой парочку трусливых дохлятиков, считавших себя крутыми ребятами. Выражением лиц они чем-то напоминали хорьков. Их излюбленным занятием было обирать торговцев наркотиками. Столик, за которым сидела компания, стоял на самой улице, однако Колуччи и его дружки заметили нас только тогда, когда мы остановились перед ними. Поймав на себе мой взгляд, Ник широко раскрыл глаза, и по всему его лицу разлилось недоумение.
— Как бутерброд — вкусный? — спросил я.
Медленно опустив булку с начинкой, Ник перевел взгляд на застывших у меня за спиной Бенни и Рыжего. У него хватило ума понять, что на его обед мне наплевать.
— Да, а что?
— А то, что парню, которого вы избили сегодня утром, кусок в горло не лезет.
— Я просто умираю от чувств. А тебе какое до него дело?
— Он мой друг.
— С каких это пор ты любишь евреев? — презрительно спросил Колуччи.
— Этого? — ответил я. — Уже четыре дня.
Отец Ника был сицилиец, однако его убили, еще когда Ник был совсем маленьким, после чего его мать перебралась к своему старшему брату Фреду Хейнкелю. Она больше так и не вышла замуж, и Ник воспитывался в семье Хейнкелей. И мать, и вся остальная семья были немцами первого поколения, настроенными яростно пронацистски — до, во время и после Второй мировой войны. Хейнкели были единственными родственниками, которых когда-либо знал Ник Колуччи, поэтому он впитал все их предубеждения.
— К чему ты клонишь? — спросил он.
— Ты украл у него ермолку. Я хочу, чтобы ты ее вернул.
— Ты что, издеваешься надо мной? — спросил опешивший Ник.
Я покачал головой.
— Или ты отдаешь ее сам, или я забираю ее силой. Выбор за тобой.
Ник долго смотрел на меня, затем перевел взгляд на Бенни и Рыжего. Он взвешивал свои шансы: уступить или ввязаться в драку. Затем Колуччи украдкой взглянул на братьев Руссомано; те, отложив недоеденные бутерброды, подались вперед. Их крошечные глазки бегали, тонкие усики топорщились. Ник снова посмотрел на меня, и я буквально услышал, как у него в голове вращаются шестеренки. Драться придется трое на трое… силы равные. Ник не любил драться на равных, он бы предпочел двое, а еще лучше — трое на одного. Его взгляд судорожно метнулся по заполненному людьми ресторанчику, и он понял, что большинство посетителей здешние. Он их знает, и, что гораздо важнее, они знают его. Если он встанет в позу, а мы намнем ему бока, он потеряет лицо — чего главарь банды никак не мог себе позволить. Увидев, что блеск у него в глазах гаснет, я понял, что победа за нами. Ник Колуччи не станет рисковать ради шапочки какого-то еврейчика. Именно на это я и рассчитывал, именно поэтому я и предпочел встретиться с ним в людном месте, там, где его все знают.
Неприятно усмехнувшись, Ник сказал:
— Ладно, приятель… забирай ее себе.
Сунув руку в задний карман, он вытащил ермолку и протянул ее мне.
— Спасибо, Ник… как приятно иметь с тобой дело, — лучезарно улыбнулся я.
— Ты еще пожалеешь об этом, Веста.
