Виталий Еремин - Сукино болото
– Бог с тобой, Никита. Для него жениться – все равно что повеситься.
Спустя час помощник доложил Булыкину что осмотрел подвал, но никаких признаков употребления наркотиков не обнаружил. Голос Гоши звучал ровно, даже равнодушно. Неужели не выполнил распоряжение? А если все же побывал в подвале, почему ничего не увидел?
Ланцева напряженно ждала. Никита соврал:
– Аннушка, твоя информация в работе.
Помощник был для него загадкой, а поручение – проверкой, которую Гоша, похоже, не выдержал. Не мог он, побывав в наркопритоне, ничего там не увидеть. По определению не мог.
Ланцева вспомнила о просьбе Вани Томилина. Спросила Макарова, когда Булыкин вышел покурить в коридор:
– Лева, тебе нужны источники?
– Еще как.
– Тебе позвонят, я дала твой телефон. Ребята оканчивают школу, хотят поступать на юрфак.
Макаров покачал головой:
– Не имею права, они еще несовершеннолетние. Опасное это дело, если что случится, мне – вилы.
Он только изображал безразличие, а на самом деле был рад, что могут появиться помощники. После того как коллеги вляпались с цыганами, он работал фактически в одиночку.
– Может, ты чего-то не знаешь… Ребята считают, что толпы капитально подсаживаются на наркотики. Этого нам только не хватало, – заметила Анна.
– Ладно, пусть выходят на меня.
Свищ сразу дозвонился до Чеснока, но тот был на другом конце города, и когда приехал, было уже поздно. Карауливший возле бытовки сантехников Свищ доложил, что какой-то мент уже там.
Чеснок сидел на скамейке возле входа в подъезд и соображал, что же делать. Если бытовка засветится, Рулевой по головке не погладит.
Лейтенант Гоша Тыцких аккуратно собрал в полиэтиленовый пакет бумажку с остатками белого порошка, закопченную ложку, шприц. Еще раз осмотрел комнату. По-хорошему бы капитальный шмон устроить. Может, тут тайник оборудован. Но сколько возни: железки, грязное тряпье… Нет, что ему сказано найти, то он и нашел. А на шмон пусть командир (так Гоша звал Булыкина) отдельное «добро» дает. С этой мыслью лейтенант вышел из подъезда.
То, что крепкий малый сидит на скамейке не случайно и имеет какое-то отношение к бытовке, стало ясно по первому взгляду. В каждом зрачке – по лазеру.
Чеснок смерил Гошу с ног до головы. Лениво-небрежно спросил:
– Ты чего тут забыл?
Гоша присел рядом и тем же тоном процедил:
– А ты что-то там оставил?
– Короче, сколько? – спросил Чеснок.
– Тридцатник.
– Ни хрена себе!
– Тогда я пошел, – Гоша сделал вид, что готов подняться и уйти.
– Держи, – Чеснок отсчитал ему тридцать тысячерублевок.
11 апреля 2006 года, вторник, поздний вечерДома Ланцева первым делом проверила шкатулку, где обычно лежали деньги. Снова не хватает ста рублей. Раньше пропадала мелочь. Потом Максим стал выуживать десятки. И вот теперь перешел на сотенные. На школьные обеды, кино и мороженое она ему дает. Значит, вымогает толпа.
Максим сидел за компьютером, играл в стрелялки.
– Почему не спишь? Нашел занятие!
– Имею право.
В дневнике одни пятерки и четверки, уроки выучены. Действительно, имеет право. Лучше стрелялки, чем телевизор. Обидно только, что ведет себя так, будто ему нечего стыдиться. Что делать в таких случаях? Вызвать на откровенный разговор или перетерпеть? Все дети воруют у родителей. Она сама таскала сладости. Но ладно, если это временная детская клептомания. А если… Мысли снова возвращались к толпам.
Можно поделиться с подругой. Тем более, что Оля педагог и живет с мужем и сыном Рустамом, ровесником Максима, в соседней комнате. Но как-то неловко, стыдно. Господи, может, у Оли та же проблема? Может, и она стыдится за своего сына? Нет, надо поговорить. Но только не сегодня. Устала. Ужинать и спать.
Еда на столе. Оля приготовила, осталось только подогреть.
– Макс, ты сыт?
– Сыт.
Только сейчас Анна заметила, что постель у Максима постелена. Он бы уже спал. Ждал ее.
– Сын, у тебя все хорошо?
– Нормально.
– Никто тебя не обижает?
Молчит, сопит. Значит, обижают.
Зачем они выбрали этот город? Отчасти затем, что дальше, на запад от Волги, ехать было психологически трудно. До Волги – это как бы еще Азия.
Мы – мигранты. Эти слова Анна говорит себе каждый день. Находится для этого повод. И Оля ни на один день не забывает, кто она и откуда, и уж тем более муж ее Фархад. Но они беженцы, которым повезло. Анне дали двухкомнатную квартиру, и она приютила у себя старых друзей.
– Мама, а папа скоро вернется? – спросил Максим.
Он каждый вечер, прежде чем заснуть, задавал этот вопрос.
– Папа на задании, – заученно ответила Анна.
– Как Штирлиц?
– Как Штирлиц.
– А с кем он воюет?
– С врагами, Максик, с врагами, спи, – сказала Анна.
Капитан Федеральной пограничной службы Михаил Ланцев пропал два года назад во время выполнения служебного задания. Ехал в переполненном поезде из Душанбе, следил за наркокурьерами. Таджики сошли с поезда в Астрахани, там их след потерялся, а Ланцева нашли на скамейке в парке. Медэксперты нашли у молодого и совершенно здорового мужчины отек легких. Анне тело мужа привезли в цинковом гробу. Сопровождавший гроб пограничник зачем-то спросил, не кололся ли сам капитан Ланцев.
– Зачем вы об этом спрашиваете? – удивилась Анна.
– У него нашли следы от уколов.
– Кошмар! Этого не может быть! – закричала Анна. – Зачем вы мне это сказали?
Действительно, зачем? Теперь всю оставшуюся жизнь будет мучиться этим вопросом.
Пограничник посоветовал ей не распространяться о гибели мужа. Это может отразиться на ней и на ребенке. Вручил под расписку конверт с деньгами и отдал честь.
Анна осмотрела у заснувшего Максима руки. Следов от уколов, слава богу, нет. Привычно ужаснулась, что вынуждена этим заниматься – проверять.
В кухню вошла Оля, маленькая блондинка, больше похожая на пионервожатую, чем на учительницу. Ученики называли ее Оля Петровна. Она не обижалась, не требовала к себе почтения, считая это глупостью. Что главное для классного руководителя? Контакт.
– Что, подружка, любовь сейчас презирается? – спросила Анна. – А дружба? Дружбы в школе уже нет?
Оля грустно улыбнулась:
– Всеобщей дружбы в классе и раньше не было. А любовь теперь для ребят – это секс. Знаешь, есть у меня ученик Руслан. Влюбился в одноклассницу Лену. Говорит: «вошел в сексуальный штопор». Но таких, как Руслан, слава богу, немного. Любите вы, журналисты, обобщать.
– Есть грех, – согласилась Анна. – А педагоги что любят? Скрывать изъяны учеников? Знаешь, как это называется?
Оля улыбнулась совсем грустно:
– Знаю: круговая порука. Но попробуй не скрой. Руслан уже обещает мне голову отвернуть, если хоть один выпускной экзамен не сдаст. Я перед ним оправдываюсь: Руслан, не могу же я учителям приказать, чтобы тебе не ставили двоек. Можешь, говорит, ты – классуха, значит, можешь.
Анна проговорила задумчиво:
– Странное, совсем не русское имя Руслан. Как это Пушкин пропустил мимо ушей? А что, он с тобой на «ты», этот Руслан?!
– Я же мигрантка, почти не человек.
«Что же делать?» – раздумывала Анна. Надежды на местную власть – никакой. А что тут можно придумать, кроме как переехать в другой город, где нет этой напасти? Только где еще так же повезет, как здесь, с квартирой?
– Руслан обещает мне сто тысяч рублей, если оформлю ему аттестат зрелости, – продолжала Оля. – Ему, видите ли, некогда ходить на экзамены. У него, видите ли, бизнес. Он, видите ли, уже переговорил с другими учителями. Они якобы в принципе не против. Так что дело за мной. Что делать, подружка? Я боюсь за Рустамчика.
«Дети наши – как заложники, – подумала Анна. – И мы вместе с ними. Террор на бытовом уровне, но попробуй об этом напиши».
– Поговори с учителями. Может, этот Руслан тебя на испуг берет.
– Понимаешь, он на меня все замкнул. Как бы ответственной назначил, – сказала Оля. – Дикое положение. Если я заведу с учителями этот разговор, они меня же в организаторы этой аферы и запишут. Все считают, что мы привезли сюда азиатскую коррупцию.
«Это точно», – подумала Анна. Соседка ей в лицо бросила, что не просто так ей дали квартиру. Прет из людей негатив. Или сограждане всегда были такими, просто теперь нет нужды выглядеть хорошими.
– Как Максим ведет себя в школе? – поинтересовалась Анна.
– Я редко его вижу, – сказала Оля.
– Рустамчик не тащит у тебя деньги?
– Я не проверяла.
Анна случайно услышала однажды, как Фархад тихонько наставлял сына: «То, что им можно, нам — нельзя». Да, Рустамчик, пожалуй, не возьмет у родителей ни копейки, а деньги ему наверняка нужны больше, чем Максиму. «Господи! Пусть Максим платит эту чертову дань, только бы его не посадили на наркотики».
12 апреля 2006 года, среда, вечерДва месяца назад в отделе Булыкина установили телефон доверия. Об этом сообщили местные газеты и муниципальное телевидение. Но подростки редко делились своими проблемами. Если и звонили, то чтобы покуражиться. А вот сегодняшний звонок был, похоже, серьезный.
