Евгений Монах - Смотрю на мир глазами волка
Мама работала преподавателем литературы и русского языка. Относился к ней как к человеку не от мира сего. Для нее главный интерес в жизни — работа. Целыми днями пропадала в школе. Развлечений, в моем понимании, для нее не существовало. Даже в гости редко ходила, предпочитая в выходные бесконечно пить кофе, читая Диккенса или Библию, к которой пристрастилась, пока я чалился в зоне. И совсем я не понял матери, когда она отказалась от директорского кресла.
— Куда уж мне в начальники, — оправдывалась она. — Мое дело — литература. Да и в партию директору необходимо вступать…
Святая — так про себя называл маму. Я-то точно знал, чего хочу от жизни. Основное — деньги, которые обеспечат независимость от этого быдла, называемого обществом.
То, что не «попал в струю» после освобождения, означало отдаление независимости на неопределенное время. По уму следовало остаться дома в Верхней Пышме, с матерью, но я обосновался в Свердловске, не допуская мысли, что могу появиться перед кентами в роли нищего зэка, признать себя таким же обыкновенным, как они.
В тот день у меня было минусовое настроение; к своим обязанностям инструктора я относился халатно, и директору школы это, наконец, надоело. После разговора по душам я накатал заявление об уходе по собственному желанию и тут же получил расчет.
Решив ободриться рюмкой «Старой крепости», направился в «Театральное».
За тем самым столиком, что и в прошлый раз, сидели Альберт Иванович и его студенты. У меня мелькнула дикая мысль, что они так вот и сидят, не отлучаясь, со дня нашего знакомства.
Преподаватель приветственно помахал рукой, казавшейся рыжей от обилия волос и украшенной массивным золотым перстнем с черным камнем:
— Рад видеть вас, Женя! Подсаживайтесь к нам. А ко мне так и не решились заглянуть. Ох уж эта застенчивая молодежь! Переняли бы чуток зубастости вот у таких, — он кивнул на своих подопечных, — цены б вам не было…
— Зубы в порядке, — оскалился я в улыбке, демонстрируя этот факт. — Сегодня опять удачный экзамен?
— Вся наша жизнь сплошной экзамен, молодой человек. А точнее — игра с судьбой, со Случаем. Плебеи играют честно, с соблюдением всех правил, а свободные индивиды давно поняли, что цель оправдывает любые средства и никакие законы их не связывают…
— Уже думал над этим, — наливая себе из графинчика принесенный официантом коньяк, кивнул я. — Суть в том, что выигрыш не единственно возможный вариант. А проигрыш означает бесплатную путевку на нары.
— Кто не рискует, тот шампанского не пьет! — довольный проявленным интересом, нашелся Альберт Иванович. — А игру можно начать сначала.
— Не сразу, правда, а через энное количество лет, — усмехнувшись, добавил его черноволосый студент.
Преподаватель досадливо поморщился:
— Ну и что? Это время не пропадет для умного индивида. Он подготовится к следующей ставке, обмозгует свой прокол и дальше будет действовать наверняка…
Я чувствовал, что пьянею, но было приятно находиться в этой теплой компашке, возведшей в принцип беспринципность.
— Что, земляк, понурился? Или твоя красотулька упорхнула к другому? Ты шепни координаты соперника. Мои ребятишки с ним побеседуют — они умеют быть очень убедительными — и все станет в елочку.
— На интимном фронте без перемен, — я, не выдержав, зевнул. — Просто сегодня остался без работы. Деньги, впрочем, есть.
— И много? — Взгляд Альберта Ивановича хищно напрягся.
— Стольник, — ответил я, выпуская в потолок беспечное облачко табачного дыма.
Преподаватель расхохотался, его примеру последовали светло и черноволосый.
— Этой капусты хватит разве на неделю. Тебе крупно пофартило, что встретил нас. Заходи завтра вечерком — уладим твои проблемки. Визитку не потерял? Вот и чудненько.
Свет в окнах Лены не горел, но это меня не смутило.
— Ты пьян? — с непонятной дрожью в голосе спросила Лена, открыв дверь, но не снимая цепочки.
— Глупый и нескромный вопрос, — я ухмыльнулся. — Я ведь не спрашиваю, скольких мужиков ты имела и почему в двадцать три все еще не замужем?
Даже при призрачном свете коридорной сорокаваттки заметил, как она побледнела.
— Уже была. Муж пил, и мы расстались… Пьяным больше не приходи — все равно не пущу.
Совсем некстати мне вспомнилась одна из острот Альберта Ивановича:
— Знаешь разницу между статуей и женщиной? Статуя падает, а уж после ломается. А женщина наоборот. Ты уже упала, так чего ломаешься?
Лена хотела что-то сказать, но я, хохоча, уже запрыгал сразу через три ступеньки вниз.
Вечером следующего дня был по указанному на визитке адресу. Дверь открыл хозяин.
— Евген! Милости просим!
В гостиной у овального низкого столика развалились в креслах два знакомых студента.
— Полку прибыло, — насмешливо констатировал чернявый. — Добро пожаловать первый раз в первый класс!
— Повежливее с гостем, Ворон! Тем паче сам в гостях! — негромко, но с нажимом сказал Альберт Иванович, ногой придвигая к столику еще одно кресло.
Наливая из бутылки «Старого Таллина» в нефритовые рюмки, он провозгласил:
— За индивида, чтоб он оказался именно тем, кем кажется!
Я не большой любитель ликеров, но этот мне понравился вкусовым букетом, смахивающим на коньяк.
— Для начала познакомимся по-настоящему. Это Ворон, а это Мороз. Прозвища пошли от цвета волос. Моя кликуха — Мохнатый. — Альберт Иванович подозрительно взглянул на меня из-под кустистых пшеничных бровей. — И ничего в имени смешного нет! В определенных кругах многие сменяли бы свои пышные клички вроде Кардинала или Князя на мою, невзрачную. Потому как у нее авторитет. А какое погоняло выберешь ты? Или есть?
— Зовите просто — Индивид, — усмехнулся я. Рассказывать этой приблатненной шпане, что уже много лет ношу кличку Монах, полученную в зоне за полное равнодушие к «голубым», не хотелось. Если они готовы засвечиваться перед первым встречным, то у меня иные привычки. — Кстати, что за работу вы собираетесь предложить?
— Деловой, сразу видать! — заулыбался Мохнатый. — Ты, помнится, шофер? Вот и будешь баранку крутить. По ночам. Доставлять до места и обратно. За рейс — штука. Покатит такой расклад?
— Звучит заманчиво. Когда на дело?
— Сегодня. — Мохнатый достал из секретера блеснувший синим пламенем трехгранный стилет с наборной ручкой. — Держи перо на всякий…
— Разве как сувенир, — обернув в носовой платок, сунул его под куртку за ремень сзади. — На мокруху, помнится, я не подписывался.
— Не дрейфь. Это так… пугнуть при надобности. — Мохнатый повернулся к своим шестеркам. — А вы при козырях?
Ворон распахнул пиджак, засветив финку в ножнах на широком офицерском ремне.
— И чего хорошего в ножнах? — ухмыльнулся Мороз, пренебрежительно проследив осоловелыми глазами за этими манипуляциями. — Вот моя вещь — классная и не пачкает.
Он вынул из кармана медный кастет и, подбросив, на лету вдел в него пальцы. Самодовольно засмеялся, будто захрюкал.
— Кончай балаган. И то и другое по своему хорошо, — подвел черту Мохнатый, доставая из кладовки чемоданчик «дипломат». — Время. Уходим.
Мы вышли из троллейбуса на Малышева. В сгустившихся сумерках прошли во двор девятиэтажки.
— Вон гаражи. Откроешь седьмой слева, заведешь «Москвич» и к нам. Мы будем у остановки. Ключи к гаражу подобраны. Держи. — Мохнатый сунул мне два ключа и кожаные перчатки. — Не наследи.
— Не люблю играть втемную. Дальше что?
— Машина нужна на час-два. После дела бросим. — Мохнатый еле сдержал досаду. — Кстати, за усложнение задачи получишь пять кать сверху.
Угон прошел удачно. Я притормозил у остановки и забрал ожидавшую меня компанию.
— Остановишь у музея, высадишь нас и кати дальше, — инструктировал Мохнатый. — Через полчаса вернешься. Если ментовские машины засуетятся, начнут оцеплять район — вертайся и посигналь дважды. Мы выскочим. Удачи, Индивид!
Троица выбралась из «Москвича» и слилась с темными очертаниями тополей, густым кольцом обхватывающих двухэтажное здание музея.
Как договорились, через полчаса забрал их на том же месте.
— Рвем когти! — рявкнул Мохнатый, бережно устраивая у себя на коленях чемоданчик.
— Сраслось? — поинтересовался я у Ворона.
— Дело выгорело. Товар с нами. Но сторож, падло, вдруг решил показать служебное рвение, и, если бы Мохнатый его не оглушил, мы все были бы в браслетах.
Через несколько минут Мохнатый велел остановиться.
— Мотор бросим здесь. Расходимся. Завтра, Индивид, нарисуйся за своей долей. Пока.
Мне с Вороном оказалось по пути.
— Мохнатый в натуре преподаватель? — спросил я, когда мы прощались.
— Хо! Да он часовщиком в быткомбинате робит. Покеда!
