Татьяна Полякова - Сестрички не промах
— А почему это вы? Я тоже могу. И у меня отпуск. В конце концов, я имею больше прав.
— Плевать, — презрительно бросил Михаил Степанович, театрально выбросив вперед ладонь. — Я люблю Лизаньку, любовь выше условностей, что нам людское мнение…
Иннокентий Павлович опять двинул локтем, и Михаил Степанович декламацию прекратил.
— Все, ребята, — заявила я, с улыбкой глядя на них. — Вы тут развлекайтесь, а я вслед за мечтой… Михаил Степанович, как там дальше?
— Белеет парус одинокий, — грустно сказал Иннокентий Павлович, а Михаил Степанович забеспокоился:
— Лизанька, а экспедиция продлится долго?
— До первых морозов, — ответила я.
— А как же… я имею в виду… — В этом месте он трагически вздохнул, а я перевела взгляд на журнальный столик. Сотня уже исчезла. Заметив мой взгляд, Михаил Степанович приуныл и ссутулился.
— Тебе следует немного похудеть, — бодро заявила я и скомандовала:
— Берите чемоданы и к машине.
Предварительный этап намеченной экспедиции на этом не закончился. Заехав за Мышильдой, которая тоже собрала три чемодана, непонятно зачем — проку от ее нарядов как от дождя в январе, мы отправились к ее маме, моей тетке. Она проживала
В бабушкином доме, где хранились семейные реликвии. В то, что мы решили искать сокровища, тетка Анна поверила не сразу. Мышильде она вовсе не верила, в принципе и никогда, обвиняя в хитрости и двуличии, унаследованном от сбежавшего родителя.
— Лизка, неуж правда? — спросила тетка, напоив нас чаем и внимательно выслушав.
— Правда, — кивнула я. — Если они там есть, я их найду.
— Ага, — легко согласилась тетка и пошла в чулан, откуда вернулась с коробкой из-под сапог. В коробке хранились материалы предыдущих экспедиций, а также скудные сведения о доме с сокровищами.
На свет Божий были извлечены: фотография дома, сделанная в 1917 году фотографом-соседом, большим любителем родного города, снимки прабабки на фоне крыльца того же дома, еще с десяток фотографий, выполненных в разные времена. С трудом можно догадаться, что видим мы одно и то же сооружение, год от года претерпевавшее все большие и большие изменения. Сдвинув головы над столом, мы занялись изучением фотографий и нескольких планов дома, а также карт, где отчий дом был привязан к местности. Через час я знала все, что хотела. Тетка Анна перекрестила меня и сказала:
— Ты найдешь.
— Служить семье всегда рада, — гаркнула я, потом склонила голову и удостоилась теткиного поцелуя.
Тетка ниже меня ростом на восемь сантиметров и уже несколько лет считает меня в семье старшей. Мужики спивались и хирели, семья делала ставку на меня. Тетка торопливо перекрестила свою бесцветную дочь и напутствовала:
— Не язви. Слушай Лизку. И не воображай, что у тебя есть ум.
— Ну, маменька, — рычала Мышильда уже в машине. — Ну, утешила. Всю жизнь ты у нее любимое чадо.
— Мы похожи, — усмехнулась я.
— Ага. Гаргантюа и Пантагрюэль.
— Они были обжоры, а у меня объем талии пятьдесят восемь сантиметров, и это при моем росте. А у тебя, худосочная, сантиметров семьдесят, не меньше.
— Шестьдесят два, — разозлилась Мышильда и покраснела, она всегда краснеет, когда врет.
— Так я тебе и поверю, — хохотнула я и сосредоточилась на дороге. Мышь смотрела в боковое окно и к общению не стремилась. Тут мне в голову пришла одна веселенькая мысль.
— Слушай, а что, если мы действительно отыщем клад?
— Ну? — не поняла Мышильда.
— А как же твоя гражданская совесть?
— А твоя?
— Что «моя»? У меня совесть хорошо воспитана: не просят — не лезет.
— А моя от твоей заразилась.
— Утаишь клад от государства? — ухмыльнулась я. Мышь задумалась, потом сказала:
— Утаю. Частично. Положим, червонцами можно поделиться с государством, нам процент положен. А золото, бриллианты… это фамильное. Досталось от бабушки. Необязательно языком болтать, что в земле нашли.
— Ясно, — обрадовалась я. — Алчное и двуличное создание — вот ты кто.
— А ты… — Мышильда вспомнила, что сидит в моей машине и отдыхать или искать клад едет на мои деньги, и с огорчением замолчала.
Дождь, вопреки прогнозу, так и не начался. Мы мчались навстречу неизвестности.
* * *В город предков мы въезжали ближе к вечеру. Он встретил нас садами, огромным мостом через реку и громадой древнего собора на холме. Купола блестели на солнце, в бездонном небе порхали ласточки, а грудь распирало от желания продекламировать что-нибудь подходящее к случаю.
— «О Волга, колыбель моя…» — вспомнила я начальные строки, но Мышильда и тут все испортила.
— Это не Волга, — заявила она.
— А то я не знаю… — Читать стихи вслух мне расхотелось. Больше из упрямства я продолжила мысленно, но далее шести строк дело не пошло, и это тоже огорчило. Мышильда беспокойно завозилась рядом и сказала:
— Для начала надо найти приличную гостиницу.
— Зачем? — ласково спросила я.
— Что значит «зачем»? Где мы будем жить?
— Вблизи родового гнезда, естественно. Мы сюда не бока отлеживать приехали, а трудиться.
— А спать в машине, что ли? — нахмурилась Мышильда, а я порадовалась — в отдыхе на дармовщину есть свои отрицательные стороны.
— Спать будем там, где добрые люди положат, — степенно ответила я. — Едем к родовому гнезду и попытаемся где-нибудь по соседству снять квартиру.
— Да там вокруг частный сектор и без удобств скорее всего.
— Отлично. Близость к природе меня вдохновляет.
— А меня нет.
— Как ты, интересно, думаешь, проживая в гостинице, производить раскопки?
Мышь об этом не думала, она обиженно посопела и заметила:
— Тогда надо остановиться и сориентироваться.
— Для начала предлагаю обзорную экскурсию по исторической родине, — сказала я.
Историческая родина очень понравилась мне и даже Мышильде, которой обычно нелегко угодить из-за ее врожденной склонности противоречить всему и всем.
— Красиво, — кивнула она, вертя головой во все стороны. — Давно наведаться надо было. Всего-то пять часов езды.
— Да, — согласилась я и притормозила. — Смотри, указатель на речной вокзал, значит, нам туда.
Мышильда извлекла карту.
— За поворотом должна быть улица Верхнеслободская, а чуть ниже наша — Гончарная или Чкалова, Бог знает как ее теперь называют.
— Сейчас узнаем, — заверила я. Новенькая вывеска радовала глаз. — Улица Гончарная, — прочитала я, испытывая некоторое удовлетворение оттого, что улице вернули ее старое название. — Дом семьдесят шесть, а наш седьмой.
— Значит, поезжай прямо. — Мышильде не сиделось на месте, она ерзала и была готова вывалиться в открытое окно.
Под лай собак и взгляды старушек на скамейках мы с шиком прокатились до тринадцатого дома, испытывая некоторое, вполне объяснимое нетерпение. Здесь улица делала плавный поворот, мы тоже сделали и ошалело замерли. Пятый дом смотрел на нас сияющими чистотой окнами, девятый тоже смотрел, правда, без сияющей чистоты, а вот седьмого не наблюдалось. Вместо него простирался пустырь, спереди заросший терновником. а на остальном обширном пространстве крапивой.
— А где же он? — растерялась Мышильда.
— Черти слопали, — нахмурилась я. Дома в самом деле не было. Куда он мог подеваться?
Я выбралась из машины и подошла ближе к пустырю. Сзади раздался вопль и грохот ведер, я повернулась и увидела на тротуаре мужичка в трико, желтой майке и луже воды, он слабо дергал босыми ногами и таращил глаза. Два ведра катились по проезжей части. Я подняла емкости и подошла к мужичку с застенчивой улыбкой.
— Вам помочь? — спросила я ласково.
Он прикрыл глазки, вздохнул, потом с трудом поднялся, при этом сделался немногим выше: ростом он был с сидящую собаку, его нос пребывал теперь где-то в районе моего желудка. Задрав голову, он взглянул на меня и, раздвинув рот до ушей, как-то разом поглупел. Тут к нам подскочила Мышильда и спросила:
— Не знаете, куда делся седьмой дом?
— Сгорел, — ответил дядька и нахмурился, без всякого удовольствия глядя на сестрицу.
В этот момент я обратила внимание, что на всем обозримом пространстве улицы возле домов стоят люди и смотрят на нас с выражением крайнего удивления. Дядька перевел взгляд с Мышильды на меня и опять блаженно улыбнулся. Я сделала сестрице знак молчать и обратилась к нему:
— Где нам можно снять комнату? Дней на десять?
Он с ходу ткнул пальцем в дом номер девять.
— А не скажете, хозяйка сейчас дома?
— Дома, то исть нет. Я хозяйка, то исть хозяин.
— Отлично, — кивнула я с ободряющей улыбкой. — Может, войдем в дом и там поговорим?
— Войдем, то исть входите.
— А машину можно к палисаднику подогнать?
— Хоть в огород, хоть в палисадник.
— Мышильда, принеси воды, — сказала я, направляясь к «Фольксвагену». Сестрица без особой охоты подчинилась и пошла с ведрами к колонке, которая находилась метрах в тридцати от дома. Дядька все еще стоял навытяжку, застенчиво шевеля пальцами ног.
