Татьяна Гармаш-Роффе - Ангел-телохранитель
Он морщил лоб. И видел почему-то снова пляж. И жену в рост, и дочку – попой кверху.
– Не помню… У меня есть жена и дочка… Вы им сообщили?
– Завтра, все завтра. Зина?
– Через минуту заснет…
Яркое солнце в большом чистом окне. Оно нагрело его скулу и слезит глаза. Это из-за него ему приснился пляж?
Он больше не хотел снов про пляж.
– Можно задернуть занавеску?
– Проснулись? Отлично! Зина, опустите штору! Давайте знакомиться. Меня зовут Валерий Валерьевич. Я ваш врач. А вас как?
Молчание. Он разглядывал врача в оцепенении.
– Я в коме? – наконец проговорил он не своим, странным голосом.
– Нет, вы уже не в коме. Уже нет, понимаете? Вы из нее, слава богу, вышли.
– Да… – Он соображал с трудом, мысли разбегались и прятались в щели, как ящерицы на старой, прокаленной южной жарой каменной стене. И ни одну нельзя было ухватить за хвост. А если и удавалось, то в пальцах оставался только его обрывок. – Раз я говорю с вами – значит, вышел… Я ведь не сплю?
– Не спите, дорогой Владислав Сергеевич. Вы вышли из комы практически без потерь, с чем я вас от души поздравляю! У вас сохранились все моторные рефлексы!
– Я не Владислав Сергеевич!
– Хорошо, – согласился врач. – А кто вы? Как ваша фамилия?
Он молчал. На ум ничего не приходило.
– В каком году вы родились?
Молчание.
– По какому адресу проживаете?
Молчание.
– Не расстраивайтесь, – произнес врач сочувственно. – После комы это часто бывает…
– Амнезия?
– Она самая… Удивительно, что вы помните слово.
– Я много чего помню, – буркнул он недовольно.
– Только не все, – кивнул врач. – Частичная амнезия. Что ж, будем восстанавливать память потихоньку.
– Почему я здесь? Что со мной произошло?
– Вы, Владислав Сергеевич, попали в автокатастрофу. Вас выбросило из машины…
Врач внимательно вглядывался в его лицо, словно собирался зафиксировать каждую перемену в его выражении. Но лицо пациента ничего не выражало. Тяжелые черты остались неподвижны, только в глазах светился требовательный вопрос.
– Вы получили серьезное сотрясение мозга, множественные локальные кровоизлияния в мозг… Я говорю понятно? Вам эти слова знакомы?
– Дальше!
– Что именно вы хотите узнать?
– Что значит «попал»? Кто в кого попал?
– Вы врезались в грузовик. Это не ваша вина, водитель грузовика нарушил правила движения. Он был пьян.
– Я был один в машине?
– Нет.
– Кончайте тянуть резину! – раздраженно распорядился пациент. – Если вы будете после каждого слова ждать, что я что-то вспомню, то я до вечера не услышу, что со мной произошло! Рассказывайте все подряд! Кто был со мной в машине? Что с ними?
– Ваша жена… – И врач опять замолчал, будто ловя его реакцию.
– Доктор!
– Извините. Ваша жена и ваш друг…
– Ну?!
– Они погибли… Оба.
Пытливый взгляд доктора раздражал неимоверно: он просто лез в кишки.
– У меня есть кто-то еще из близких?
– Есть, дочь. Она учится в Англии. Ей сообщили о вашем выходе из комы, но она, к сожалению, приехать не сможет: у нее слишком плотный график учебы.
– И больше у меня никого нет?
– Насколько мне известно, других близких родственников нет. Возможно, друзья…
– Нет. Это был мой самый лучший друг.
– Ага, вы это помните! Как его звали?
– Не знаю. А жену – Лена. – Он прикрыл глаза. Врач надоел ему.
– Елена, – кивнул врач. – Что еще припомните?
– Дочь… Купальник черный с золотом… Красивое тело, золотистая кожа, пляж в Анапе…
– По нашим сведениям, в последний раз вы отдыхали на пляжах Италии с семьей в прошлом году. В Анапе вы с семьей не бывали. Вы там родились.
Анапа. Белый город, черный загар. Бледные москвички, чья кожа постепенно озолачивалась солнцем…
– Дочь как зовут?
Тихо. Он молчит, только напряженно и недружелюбно смотрит на врача.
– Вы не помните вашу семью?
– Помню. Смутно…
– В некотором смысле это даже хорошо: сильные эмоции могли бы вам сейчас повредить! А так мы можем сконцентрировать наши усилия вокруг восстановления памяти… Расскажите все, что вы помните о семье.
Он наморщил лоб.
– Она москвичка. Жена, в смысле. Я женился на ней давно… – И он замолчал.
– Верно, – кивнул доктор. – Вы с ней познакомились, когда заканчивали институт. И вскоре поженились.
– А вы откуда знаете? – неприязненно спросил пациент.
– Ваши друзья рассказали. Для того чтобы определить, возвращается ли к вам память, мы должны знать факты вашей биографии.
– У меня нет друзей. Был один. Но вы сказали, что он погиб.
– Хорошо, коллеги, – не стал спорить врач. – Вы их помните?
Молчание.
– А друга вашего? Что можете о нем рассказать?
Не дождавшись ответа, врач продолжил:
– Вы дружили с детства. Оба родом из Анапы. Его зовут… – Врач снова подождал, но подсказки не последовало. – …Владилен!
– Владилен? Вот! Вот как меня зовут, понятно?
– Сожалею, Владислав Сергеевич. Посмотрите, вот ваш рабочий пропуск, можете сами убедиться.
Руки дрожат и плохо слушаются, но слушаются. Пластиковая карточка с фотографией: «Владислав Сергеевич Филиппов».
– Но это не я!
– В каком смысле?
– Фотография не моя!
Врач посмотрел на него внимательно и тихо распорядился: «Принесите зеркало».
Принесли зеркало размером с книжку. Он посмотрел в него. Потом на фотографию.
– Не похож, – он резко бросил на пол и то и другое.
– Зря вы так, – обиделся доктор.
Он нажал на кнопку, и через десять секунд явилась Зина. Врач кивнул ей на осколки зеркала, и Зина принялась немедленно их заметать.
– А паспорт у меня есть?
– Разумеется. Только вы его сдали на обмен… Кроме вас, никто не может его получить. Но это ваша фотография, Владислав Сергеевич, поверьте! Мы вас собрали по кусочкам! Вы, можно сказать, влетели в пень лицом на хорошей скорости. Что от него осталось – страшно рассказать. Мы вас восстановили по фотографиям… Если какое-то отличие есть, не обессудьте. Мы старались изо всех сил.
– И голос не мой, – заявил он. – Вы меня обманываете. Что со мной случилось на самом деле? Я обгорел в машине? У меня повреждены связки?
Врач покачал молча головой и доверительно присел на краешек его кровати.
– Незначительные надрывы от удара, не более… Как вам ни трудно смириться с этим, но я вам рассказываю правду. Я перечисляю факты – в надежде, что ваша память отзовется на них… Вашу жену звали Елена. Вашу дочь зовут Полина. И вы сами – Владислав Сергеевич.
– А Владилен кто?
Врач почему-то радостно кивнул.
– Вы знаете, откуда это имя, «Влад-и-лен»? «Владимир Ильич Ленин». Так назвали вашего друга из Анапы его родители, в честь, так сказать, вождя пролетарской революции… И вы наверняка сейчас вспомните это… Ну же! Вы все детство дружили… В одном дворе росли! Припоминаете?
Он не припоминал. Какие-то обрывки, фрагменты, черно-белый калейдоскоп. Анапа, выбеленная солнцем, почерневшие от сладкой шелковицы губы, белый древний песок и два худых, до черноты загорелых тела на нем: его дружок Владька и сам он Владька, два задиристых галчонка… Владька не бегал с ним подсматривать за москвичками: он был помладше, девчонки его тогда еще не интересовали…
Тогда, в Анапе, в детстве… А теперь? Он ничего не понимал. Он попросил перенести разговор на завтра.
Но назавтра ничего не прояснилось. Он твердил, что фотография не его, что голос не его и лицо не его, что он не Владислав, что…
– А кто же вы? Чье это лицо, если не ваше?
– Оно мое… Но не совсем.
– А вы помните свое лицо? Закройте глаза и попытайтесь представить его. Ну как, получилось?
Он старательно закрыл глаза и попытался вспомнить… Ни черта не получалось.
– Вот видите, – укоризненно проговорил врач. – Вы себя просто забыли! На опознание мы пригласили ваших сотрудников, и они в один голос заявили, что вы – это вы. А вашего друга опознала его жена. Зина, пора инъекцию делать, на сегодня хватит!
* * *…Ей снилось, что она сидит у печки и смотрит на огонь. Он рыжими лохматами ластился к закопченным стенкам печки. «Лохматы» – это мать ей так говорила в детстве: «Людка, прибери лохматы!»
Пахло гарью – пришлось закрыть печку. Но почему-то перед глазами все равно пляшут рыжие лохматы. И пахнет гарью. И поленья – они потрескивают со странным стеклянным звоном… У нее уже режет глаза и щиплет ноздри от дыма…
Очередной стеклянный взрыв поленьев заставил ее открыть глаза.
За окнами ее дачи плясал огонь.
Собственно, окон уже не было: стекла лопнули от жара. Поленья со стеклянным звоном!..
Она помедлила в кровати, никак не соображая, но уже догадываясь… Хотелось натянуть одеяло с головой, и больше не видеть этой кошмарной реальности, и поверить, что это сон…
Но это был не сон. Ее дом горел. Горел, подожженный снаружи.
